Провиденциализм Троллопа - это мягкая версия страшной доктрины, которую пропагандировали англиканские и кальвинистские священники в Ирландии. В 1846 году англиканский священник Александр Даллас привлек внимание к надвигающемуся апокалипсису, используя почтовую систему Троллопа для распространения в Ирландии своего трактата "Голос с небес", который, по его замыслу, должен был в тот же день достичь всех ирландских семей. Кальвинист Хью Макнейл в 1847 году выступил с проповедью под названием «Голод - жезл Божий": "Во-первых, Бог Сам лично управляет всеми делами этого мира. Поэтому чума, мор, голод, войны должны рассматриваться как Божьи, а не просто как следствие второстепенных причин, будь то состояние атмосферы или человеческие амбиции. Кто назначил жезл? Во-вторых, чума, мор, голод, войны используются Богом как национальные наказания за грех. Услышьте жезл». Как бедные люди должны были услышать жезл? Самым распространенным ответом было уйти.
Эмиграция хлынула с захудалых территорий, подталкиваемая несчастьем и влекомая надеждой на лучшие перспективы через Атлантику. Возможно, нам стоит обратиться к не вымышленным судьбам. В июле 1847 года, в разгар торгового кризиса, молодой немецкий иммигрант в Англии Бетель Генри Строусберг, как и многие другие, пытался бежать. Строусбергу не удалось далеко уйти: его пароход "Вашингтон" вернулся в гавань Саутгемптона, потому что не завез достаточно угля для трансатлантического рейса. Затем Строусберг, скрывшийся с деньгами строительных обществ, которыми он управлял, был арестован и приговорен к трем месяцам каторжных работ. Затем, в январе 1849 года, он ненадолго уехал в Соединенные Штаты. Вскоре он вернулся в Великобританию, зарекомендовал себя как талантливый журналист, но снова бежал, когда подробности его прошлого осуждения были преданы гласности. На этот раз он вернулся в Германию и вновь создал себя как фигуру, которая будет строить Центральную Европу путем строительства железных дорог.
Еще одна судьба, которая впоследствии окажется влиятельной: богатый ливерпульский торговец железом Томас Джевонс, воспитанный и порядочный человек, увидел крах своего бизнеса в 1848 году. Для его чувствительного двенадцатилетнего сына Стэнли рухнул целый мир. В конце концов он переехал в Австралию. Строусберг и Джевонс стали провидцами нового экономического порядка - в совершенно разных стилях. Однако самым революционным провидцем кризиса 1840-х годов стал тридцатилетний немецкий философ, который использовал значительное наследство своего отца, а также пожертвования своего друга-производителя Фридриха Энгельса для публикации своих революционных трактатов.
Маркс, Кризенхефте и глобализация
Наиболее влиятельным анализом многочисленных кризисов конца 1840-х годов был анализ, проведенный Карлом Марксом. Работы и наследие Маркса характеризуются фундаментальной двусмысленностью, которая часто прослеживается в глубоких интеллектуальных изменениях или развитии, разделяющих "молодого Маркса" и "зрелого Маркса", причем первый рассматривается как героический провидец, а второй - как родоначальник катастрофического советского эксперимента. Самое драматическое и пророческое заявление Маркса, "Коммунистический манифест", написанный вместе с Фридрихом Энгельсом в революционном 1848 году, также, безусловно, является его наиболее показательным и хорошо разработанным анализом процесса глобализации, который до сих пор выглядит актуальным: «Вместо прежнего местного и национального уединения и самодостаточности мы имеем сношения во всех направлениях, всеобщую взаимозависимость наций. И как в материальном, так и в интеллектуальном производстве. Интеллектуальные творения отдельных наций становятся общей собственностью». Именно эта короткая и убедительная работа чаще всего используется в утверждениях об актуальности Маркса для XXI века. Это памфлет, манифест, который, как все больше убеждался Маркс, должен быть подкреплен научными исследованиями: иначе на чем бы он основывался как истинное утверждение? Маркс все больше настаивал на том, что наука необходима, чтобы пробить завесу идеологии.
В отличие от "Манифеста", его наиболее зрелая работа "Капитал" поразительно неполна. В ней нет удовлетворительной теории основных понятий - стоимости, класса, кризиса, - которые лежат в основе обещанного откровения. В нем мало говорится о процессе глобализации, о международной торговле и глобальном характере финансовых потоков, которые казались центральными в послании Манифеста. В первом томе, опубликованном в 1867 году, на сайте приводится исторический отчет о том, как действия государства обеспечивали примитивное накопление капитала, и даются поразительные виньетки о лишениях и ужасах индустриального общества. Но в ее основе лежит провал, на который указывает один из ведущих современных биографов Маркса Гарет Стедман Джонс: в работе не были определены "законы движения" капитала. Джонатан Спербер согласен с ним: Маркс-экономист отправился в одиссею, но так и не достиг своей Итаки. Энгельс отреагировал на набросок зловещим предупреждением: «ЭТО ОЧЕНЬ АБСТРАКТНЫЙ АБСТРАКТ». Второй и третий тома были закончены Энгельсом после смерти Маркса, но они ничего не завершают.
Достижение Маркса часто рассматривается как слияние или синтез британской политической экономии, французской демократической и радикальной революционной традиции и немецкого романтизма. Последний наиболее ярко проявился в ранних работах Маркса, и наиболее показательно в часто мистических рукописях 1844-1845 годов. Капитал" - это попытка отстроиться от британской политической экономии и навязать материалистическую концепцию истории французским и немецким политическим фантазиям. Маркс с горечью жаловался на немецкую отсталость в экономическом мышлении, когда политическая экономия оставалась иностранной наукой (eine ausländische Wissenschaft): «Немцы оставались простыми школьниками, подражателями и последователями, мелкими розничными торговцами на службе у великого иностранного оптового концерна». Синтез столь различных национальных интеллектуальных традиций вряд ли можно было ожидать полным. В частности, романтическая немецкая концепция отчуждения, в которой отрицалась истинная природа человека, не могла быть точно зафиксирована в том, что Маркс считал материалистическим представлением социально-исторического процесса.
Проблема соединения различных способов анализа очевидна в дискуссии Маркса о кризисе. Только недавно гигантское издательское предприятие полного издания Маркса-Энгельса (Gesamtausgabe, или MEGA) было расширено, чтобы включить критическое и решающее звено в интеллектуальной траектории Маркса: подготовленные им тетради о международном экономическом кризисе 1857 года, которые появились в 2017 году под названием Krisenhefte в MEGA, часть IV, том 14. 159 рукописных страниц включают выдержки из специализированных экономических и финансовых периодических изданий, а также статистических серий. Первая брошюра называлась "Франция 1857 года", вторая - "Книга о кризисе 1857 года", третья - "Книга о коммерческом кризисе". Статистическая работа была отчасти продолжением "Истории цен" Томаса Тука и Уильяма Ньюмарча. Что делает "Кризенхефте" столь показательной, так это то, что она была предпринята в то же время, когда Маркс в доступной журналистской форме изложил теорию кризиса. Он работал европейским корреспондентом в газете "Нью-Йорк дейли трибюн", и эта работа приносила ему большую часть скудного дохода, в то время как его мучили физические недомогания, головные боли, бессонница, болезни печени, нарывы и карбункулы, которые он лечил ядом - мышьяком.
Итоги этой критической фазы мышления Маркса, которая запустила пророка на пути к заброшенной берлинской публикации "О критике политической экономии" (1859), а затем к "Капиталу", не удовлетворили автора в двух отношениях. Во-первых, на этом этапе он был очарован числами и считал, что бельгийский математик и астроном Адольф Кетеле заложил основу для новой дисциплины "социальной физики". Маркс предчувствовал, что, собрав данные о ценах на различные товары, об оценке финансовых инструментов, акций и облигаций, о работе и резервах Банка Англии и Банка Франции, а также о производстве и занятости, он сможет выявить связи и обнаружить эмпирические причинно-следственные связи. Он был очарован тем, как колеблются цены, документально подтверждая, что они не могут отражать неизменную "потребительскую стоимость" (Gebrauchswerth) товаров. Изучение данных позволило бы выявить фундаментальные и окончательные законы движения капиталистического общества. Но ему не хватало статистических инструментов, чтобы действительно провести этот анализ.
Одним из тех, с кем Маркс вполне мог столкнуться во время своих ежедневных посещений читального зала Британского музея, был Стэнли Джевонс, который также был поражен работой Кетеле и гораздо глубже знал математику и исчисление. Как и Маркс, Джевонс работал с длинными рядами цен и пытался обнаружить закономерности, которые определяли колебания делового цикла. Он стал отцом маржиналистской экономики. Однако Маркс, похоже, не сталкивался с его работой и никогда не ссылался на нее.
Возможно, слишком легко перенести современные представления и особенно методы на поиск связей и соответствий в середине девятнадцатого века. Современный ученый, вооруженный STATA или даже просто Excel, возможно, смог бы выявить больше закономерностей и ассоциаций в данных и на основе этого анализа сделать общие выводы о широких экономических тенденциях. Томас Пикетти, смело назвавший свой главный (и очень успешный) труд "Капитал", в этом смысле является настоящим наследником Маркса. Пикетти обнаружил в своей долгосрочной оценке r (норма прибыли на капитал) и g (темпы роста) именно тот долгосрочный "закон движения", тот философский камень, который искал Маркс: наблюдение, что прибыль на капитал неизменно в течение длительных периодов времени опережает рост экономики и тем самым порождает рост неравенства. В таких условиях единственный способ заработать - это унаследовать деньги или жениться на них. В краткосрочной перспективе это приложение может работать не так хорошо. В современных портфельных моделях ожидаемая доходность капитала превышает рост, но тогда опережение часто обусловлено некоторой премией за риск по отношению к безрисковому активу, а в кризисные времена риски возрастают.