— Просто не могу не вспомнить лучшую индейку на День благодарения, которую когда-либо ел. Когда я жил в Меридиан-Сити, моя Диана любила закусочную на Северной стороне. Они каждый год устраивали акцию по сбору еды на День благодарения, и хозяин делал лучшую индейку. - На лице появляется еще одна неприятная улыбка и его глаза переходят на меня. — Вы были в Норт-Сайде?

— Норт-Сайд больше не существует. - Пожимаю плечами. — Я превратил эту часть острова в сиротский приют в память о своих родителях.

Бетани кладет руку на сердце.

— Это прекрасно, Кристиан. Поистине прекрасно.

Эллиот вздыхает.

— Боже, какая жалость. Я любил «У толстяка Лу».

Мое сердце вылетает и падает на пол. Не могу найти в себе силы сказать, что «Толстяка Лу» больше не существует.

Потому что я сжег его дотла, когда мне было восемнадцать.

Сейчас середина ночи. Смотрю на потолок детской спальни Елены, выкрашенный в мягкий оттенок пастельного фиолетового. Она крепко спит рядом со мной. Ее холодные ступни прижаты к моим теплым ногам.

Я не могу заснуть.

Мне нужна сигарета.

Осторожно встаю с кровати, тихо накидываю рубашку, нахожу портсигар и зажигалку, выхожу из спальни и тихонько закрываю за собой дверь. Спускаюсь по лестнице и выхожу через парадную дверь, глубоко вдыхая свежий воздух.

Сажусь в кресло-качалку и прикуриваю сигарету, которую докуриваю в две затяжки. Прикуриваю еще одну и смакую ее, плавно раскачиваясь взад-вперед.

Сижу на улице уже целый час и затягиваюсь четвертой сигаретой, когда слышу, как позади меня открывается дверь. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть. Выходит Эллиот со странной комбинацией вещей в руках. Два стакана скотча. Пистолет. Папка с документами. Ставит все это на маленький столик между нами и опускается на другую скамеечку. Затем протягивает мне один из стаканов.

— Спасибо, - осторожно говорю я.

Он пытается отравить меня или что-то в этом роде?

Кажется, он настолько добр, чтобы быть таким сердечным со мной.

Делаю крошечный глоток, а затем ставлю стакан на колено и продолжаю курить. Эллиот прикуривает сигарету, делает затяжку и выдувает дым из носа.

— Не можешь уснуть?

Качаю головой.

— Я мало сплю.

— Нет ничего лучше, чем выкурить сигарету посреди ночи, пока размышляешь.

— Я не размышляю. Просто... думаю.

— Вот почему я принес скотч. Чтобы развязать язык. Почему бы тебе не рассказать мне, что у тебя на уме?

Делаю еще одну затяжку и опускаюсь в кресло, позволяя голове откинуться на спинку.

— Ваша дочь - необыкновенная женщина. Она разорвала мою душу и сделала меня лучшим человеком, но... - Опускаю взгляд и стряхиваю пепел на перила крыльца. — Я никогда не буду достаточно хорош для нее. Не знаю, что она во мне нашла.

— Опасность - мое предположение, - говорит Эллиот, а я стараюсь не реагировать. — Ей всегда нравились парни, которые были немного плохи для нее.

Со смехом выдыхаю дым из легких и кашляю.

— Это все объясняет.

Краем глаза наблюдаю, как Эллиот поднимается и берет пистолет со стола. У меня кровь стынет в жилах, когда он направляет его на меня. Мы оба замираем, а потом он переворачивает пистолет и говорит мне взять его.

— Симпатичный, не правда ли? - Делает глоток своего напитка и закрывает глаза, а затем потирает один. — Это был мой самый первый экземпляр.

Осматриваю пистолет, сердце все еще бешено колотится в груди после того, как меня держали на прицеле. Он глубокого обсидианово-черного цвета. На нем выгравированы его инициалы. Люди, живущие или жившие в Меридиан-Сити, часто гравируют свои инициалы на оружии. Меньше шансов, что его украдут. Бесстрастно проверяю патронник. Заряжен.

— Симпатичный, - соглашаюсь, совершенно не впечатленный. У меня в подвале семь пистолетов той же модели. И много пистолетов, которые гораздо практичнее.

Он кивает в сторону моего стакана с янтарной жидкостью.

— Допивай.

Поднимаю бровь. Теперь я подозрителен.

— Зачем?

Он берет папку и передает мне.

— Потому что это тебе пригодится, малыш.

Эллиот терпеливо ждет, пока допью остатки напитка, который он мне дал, а затем забираю у него папку. Бросаю на него вопросительный взгляд, но он смотрит куда-то в темноту ночи, потягивая свой напиток, раскачиваясь в своем кресле, и курит. Затягиваюсь сигаретой и открываю папку.

Я неестественно застываю в кресле, когда понимаю, что уже видел эти слова раньше.

Это неотредактированная версия полицейского отчета об убийстве Дианы Янг.

Мне достаточно прочесть первое предложение, чтобы понять, почему Эллиот сказал, что мне нужен скотч, но я не могу удержаться и читаю все до конца, неловко прочищая горло, когда вижу имя отца. Теперь все ясно как день.

«Томас Каледон Ривз, будучи допрошенным, признался в убийстве Дианы, Лизы и Мэри Янг. Он был взят под стражу по трем пунктам обвинения в убийстве первой степени».

Роняю папку, рассыпая бумаги по крыльцу. Смотрю на Эллиота, который все еще вглядывается в темноту.

Мне так больно, что трудно дышать, а я так сильно вцепился в кресло-качалку, что слышу, как она деформируется и стонет под моей хваткой.

— Мой отец не убивал твою первую жену, - рычу. — Это какая-то больная шутка. Он был хорошим человеком и верным мужем.

— Он был избалованным мудаком, который не мог принять отказ, - рычит он в ответ. — Посмотри на меня, парень.

Как будто я и так не прожигаю сейчас его глазами, мой взгляд сфокусирован лишь на нем.

— Я помню твое лицо.

Чувствую, что свободно падаю в пространстве. Край моего зрения становится темным.

И я понимаю, что помню и его.