Глава 26

Ной

Учащиеся смогут научиться признаваться (почти) во всем.

— Потом Элла сказала, что ее младшего брата купают в кухонной раковине! Фу. Это отвратительно! — взревела Дженни.

Я встретил взгляд Шей через кухонный стол, когда она собирала тарелки и столовое серебро после ужина. Я лишь коротко покачал головой и понадеялся, что она поняла, что это означало: «Имеет ли эта история для тебя какой-то смысл? Действительно ли младенцев купают в раковинах?».

— Это отвратительно из-за ребенка или отвратительно из-за раковины? — спросила она.

Дженни скривила лицо.

— Все вместе.

— А если тебя тоже купали в раковине? — спросила она.

— Мама не настолько чокнутая, — пробормотала Дженни, явно разочарованная нашей реакцией на возмущение по поводу водных процедур младшего брата Эллы. — Будет ли сегодня десерт для человека, который любит десерты? Ты сказал, что я могу спросить о десерте в пятницу, а сегодня пятница, вот я и спрашиваю.

Я обменялся улыбками с Шей, когда она отошла от стола, унося посуду. Если я чему-то и научился, живя с ней последние две недели, так это тому, что ей не нужно было помогать с приготовлением еды или уборкой после нее.

— И ты человек, который любит десерты? — спросил я племянницу.

Дженни побарабанила пальцами по столешнице, сжала губы, а глаза заблестели. В начале каждой недели она заводила одну и ту же пластинку о десерте и напоминала об этом при каждом удобном случае. Мне это казалось странным, учитывая, что здесь не было недостатка в сладостях из пекарни, но потом, когда она попросила пудинг из тапиоки, я понял, что это была не обычная просьба. Она сказала, что Ева готовила его, рассказывая истории о том, как ее мама делала его, когда она была ребенком.

Я не мог вспомнить ничего подобного, но, видимо, Ева помнила, а теперь помнила и Дженни.

Найоми приготовила несколько партий пудинга, и ей наполовину понравился один из рецептов, и она грозилась запустить его в производство, чтобы продавать на ферме. Меня это не волновало, но я с нетерпением ждал вечера, чтобы представить его Дженни. Было приятно исполнять ее желания время от времени. Многие из них были далеко за пределами моих возможностей. Более того, она заслуживала чего-то хорошего. С начала учебного года я не получил ни одного звонка из школы с сообщением о плохом поведении или нецензурной лексике. На детской площадке не было ни одной драки, а разговоры о пиратах были сведены к минимуму в учебное время.

— Я всегда люблю десерт, — сказала Дженни, возмущенная этой оплошностью не меньше, чем голым братом Эллы в раковине. — Я говорила тебе это тысячу сто раз!

— Так много? — спросила Шей, загружая посудомоечную машину. — И Ной до сих пор не знает?

— Не так быстро, — сказал я, двигаясь к холодильнику. — Возможно, у меня здесь кое-что есть.

— Что там? — спросила Дженни, подпрыгивая на месте. — Что это? Что? Я должна знать!

— Хм. Куда же я его положил? Может, забыл в пекарне?

Шей усмехнулась на меня, как будто я был настоящей занозой в ее заднице с этой уловкой, а затем повернулась обратно к посудомоечной машине. Она и понятия не имела, как мне нравится быть ее занозой в заднице. Я не был уверен, что она так это воспримет, но мне было все равно. Я мог бы держать это при себе, как делал всегда.

— Я должна знать, — причитала Дженни, прижав обе руки к щекам и широко растянув рот в агонии. — Не заставляй меня ждать, Ной!

— О, смотри-ка, — пробормотал я. — Пудинг из тапиоки.

— Да, черт возьми! — крикнула Дженни. — Шей, моя мама готовила его для меня, а ее мама готовила его для нее. Это мой супер лучший фаворит.

— Мне это нравится, — ответила Шей. — Что делает это блюдо твоим любимым?

— Мама рассказывала мне, как она была маленькой девочкой и помогала маме варить джем. Она клала немного малинового джема в мой пудинг и мешала его вот так, — она покрутила рукой перед собой, — но она всегда говорила, что джем из магазина не так хорош, как джем ее мамы.

Я принес пудинг на стол с миской и ложкой и проглотил сорок различных причин, по которым эта история выжала из меня последние капли терпения. Услышать от Дженни о том, что Ева пережила с нашей матерью, было одной из самых сюрреалистичных и некомфортных частей работы ее опекуна. Мне пришлось похоронить все следы сражений, которые происходили между моей матерью и сестрой, когда она еще жила дома. Я должен был сделать вид, что моя мать не отвернулась от Евы после ее переезда, или что Ева гордилась тем, что годами отказывалась обращаться к преподобной. Я должен был позволить Дженни сохранить свои воспоминания в неприкосновенности, те, которые звучали как ностальгия, и никогда не раскрывать другую сторону этих событий.

— Тебе следует приготовить пудинг с джемом, когда у тебя будет маленькая девочка, — сказала Дженни Шей.

Столовое серебра со звоном упало на дно посудомоечной машины.

— Извините, — сказала Шей. — Я просто... оно просто соскользнуло и... все в порядке. Все в порядке.

— Когда у тебя будет ребенок, — продолжала Дженни, — ты должна приготовить ему пудинг. Даже младенцы могут есть пудинг. Для пудинга не нужны зубы.

Я посмотрел на Шей, но она была занята вылавливанием вилок.

— Давай не будем беспокоиться о пудинге для других людей, — сказал я. — Выбирай джем, какой хочешь.

Дженни соскочила со своего места и побежала в кладовую, говоря:

— Я уже знаю, что хочу «Ягодный микс». Он самый вкусный. — Она хлопнула банку на стол. Этот ребенок не знал своей силы — или ей нравилось производить чертову тонну шума. Возможно, и то, и другое. — «Имбирный персик» — еще один лучший. И абрикосовый. И мандариновый мармелад. И...

— Хорошо, я понял, — перебил я. Это могло продолжаться часами. Такова была цена за то, что я таскал ее по всем фермерским рынкам. — «Ягодный микс». Сколько ты хочешь?

Я сразу же понял, что это глупый вопрос, когда Дженни ответила:

— Немножко.

— Сколько это «немножко»?

Она свела вместе большой и указательный пальцы.

— Вот столько.

— Это высота. А окружность?

— Она хочет чайную ложку джема, — сказала Шей с другого конца кухни. — Шестилетние дети не понимают, что такое окружность.

— Как ты думаешь, твоему ребенку больше понравится джем или мармелад? — спросила Дженни у Шей.

— А тебе что больше нравится? — спросила Шей.

— Я не могу выбрать. Мне нравятся оба, — сказала моя племянница.

— Сосредоточься на этом джеме, — сказал я ей, накладывая ложкой ягодную смесь на пудинг. — Как тебе это? Это то, что ты хотела?

Она неуверенно попробовала пудинг и уставилась вдаль, словно у нее был экзистенциальный момент. Затем:

— Это самая лучшая вкуснятина, которую я когда-либо ела.

У меня вырвался смех, и я откинулся на стуле.

— Отлично. Найоми будет в восторге.

Попробовав еще немного, она добавила:

— «Ягодный микс» — лучший джем для пудинга.

Я оценил это. Этот джем может быть просто чудом, если одна из ягод не перехватывает инициативу.

— Как думаешь, может, нам стоит составить набор тапиоки на продажу? Пудинг Най и банка джема?

Дженни покачала головой.

— Нет. Это семейный секрет. Мы не должны продавать это дерьмо.

Шей присоединилась к нам за столом, с бокалом белого вина в руке.

— Ты довольна? Это хороший десерт для человека, которые любят десерты?

— Это не хорошо. Это замечательно, — ответила Дженни.

Шей усмехнулась.

— Чудеса пудинга.

— Не воспринимай это как указание на то, чтобы возобновить свой образ жизни с пудингом на завтрак, — сказал я. — Мы здесь этим не занимаемся.

— Правильно, потому что гораздо лучше нарезать хлеб вручную каждый раз, когда кто-то хочет тост. Гораздо разумнее.

Я откинулся на стуле и скрестил руки.

— Это занимает не так много времени.

Она сделала глоток вина, и я почти слышал, как ее ответ набирает обороты.

— Нет, наверное, ты прав. Нарезка хлеба не занимает много времени. Процесс замедляется, когда нам приходится ездить на молокозавод за маслом, потому что ты предпочитаешь свежие партии каждые несколько дней, или когда нам приходится скрываться в сырном подвале...

— Это не сырный подвал, — возразил я.

— …потому что тебе нужен сыр, выдержанный до определенного дня...

— Это имеет значение, — пробормотал я.

— …или когда у нас в холодильнике пятнадцать разных банок джема, но нам не разрешается трогать ни одну из них, потому что ты постоянно занят одним секретным проектом или другим. Или пятнадцатью.

— Есть по крайней мере сорок других банок, которые вы можете использовать. — Я жестом указал на кладовку. — Думаю, вы знаете, где они. Ты прекрасно знакома с кладовой. Не так ли, жена?

Она проглотила улыбку глотком вина и отвела взгляд.

Дженни громко высосала все остатки пудинга со своей ложки.

— Эти шарики кажутся мне очень большими во рту.

Я встретил взгляд Шей через стол. Она почти незаметно покачала головой и сжала губы, чтобы побороть ухмылку.

— Что это было? — спросил я свою племянницу.

— Шарики²⁵, — ответила она, снова погружая ложку в пудинг. — Они очень большие.

— Понятно, — выдавил я.

— В пудинге, — добавила она. — Большие шары тапиоки. В мамином пудинге никогда не было таких больших шаров.

Шей поднесла руку ко рту и уставилась в стол. Ее плечи слегка дрожали, и я услышал звуки подавляемого смеха.

— Я все же люблю этот пудинг. — Дженни взяла ложку и снова уставилась вдаль. — Даже если это не тоже самое, что мои воспоминания.

— Из-за шариков, — сказала Шей, смех прорывался сквозь каждое слово. Я схватил ее бокал и поставила его в недоступное место. — Эй! Отдай его.

— Отдам, когда будешь хорошо себя вести, — сказал я.

— На языке шарики ощущаются по-другому, — продолжала Дженни, не обращая внимания на нас обоих. — Но на вкус они одинаковые.

Я ткнул пальцем в сторону Шей, когда она захрипела от смеха. Так часто она была единственной, кто сохранял невозмутимое выражение лица, но это разваливалось на моих глазах. Мне это даже понравилось.