— Да. Я усердно работал, чтобы попасть туда. Поэтому решил работать еще усерднее, чтобы пройти через это.

— А я просто не знала, куда еще пойти, — сказала я со смехом. — И моя мама, как ты знаешь...

— Часто с ней разговариваешь? Вы видитесь?

— Она снова вернулась в Лондон, работает над книгой. Занята как всегда. У нее все хорошо. — Еще один смешок. — Она прилетела на свадьбу. На ту, которая не состоялась. Джейми хорошая защита, ей удалось удержать ее подальше после того, как все развалилось. С тех пор мы играем в безуспешные попытки связаться друг с другом по телефону. — Я подняла на него взгляд. — Мне жаль, — прошептала я. — Я должна была помнить. Должна была быть лучшим другом для тебя. Оставаться на связи.

— Это было очень давно, — сказал он. — Мы были детьми. Мы... мы были идиотами. И не могли строить планы более чем на пять минут вперед.

Вот только Ной сохранил эти планы. Он соблюдал тот договор. Как и всегда.

— И вполне вероятно, что ты могла передумать, — добавил он. — Есть дела гораздо важнее, чем заявляться на День Старого Дома и ждать, что кому-то будет на это не наплевать. — Он изучал меня мгновение, глядя мне в глаза, а затем на мои губы. — В любом случае. Я слышал, что минет в душе лучше, чем любой из многих-многих фестивалей этого города.

— О, ты это слышал, да?

— Да. И из надежных источников. Даже рецензируемых.

Я кивнула.

— Конечно.

— Если ты намерена загладить свою вину — не то чтобы это было необходимо, но если ты об этом думаешь, — я бы не отказался от горячего душа после того, как мы отморозили здесь задницы.

— Кстати говоря, как долго нам еще придется морозить здесь свои задницы? — спросила я.

Он медленно покачал головой, выдыхая.

— Честно говоря, чем быстрее мы уедем, тем меньше вероятность того, что меня заставят делать что-то для праздничного фестиваля подсветки деревьев.

— Как этот город финансирует все эти фестивали?

Ной махнул рукой, чтобы Дженни присоединилась к нам.

— Я мог бы объяснить тебе, но ты впадешь в кому от скуки, прежде чем окажешься ртом на моем члене, а я бы хотел этого избежать.

— Должна признаться, я не люблю делать минет.

— Почему?

— Потому что не люблю рвотные позывы, а учитывая, — я бросила выразительный взгляд на его джинсы, — я знаю, что они у меня точно будут.

Его ухмылка была самой высокомерной из всех, что я когда-либо видела. Это было восхитительно. Мне нравилась каждая частичка его самолюбования.

— А что, если я пообещаю вести себя хорошо?

— Ты не умеешь, — сказала я, качая головой и улыбаясь ему. — Сейчас ты милый и застенчивый, но как только снимаешь одежду...

— Да, жена? Когда я снимаю одежду? — Он просунул руку под мое пальто, под мой свитер. Задрал майку, прижал прохладные пальцы к моей спине. Я вздрогнула, и его глаза засверкали. — Расскажи мне, что будет потом.

— Ты знаешь, что будет.

Наклонившись, он провел губами по моему уху, рисуя круги пальцами по моей талии.

— Я не заставлю тебя давиться, жена. Не хочу видеть слезы в твоих глазах. Но я думал о твоем языке на головке моего члена... ну, слишком долго. Как думаешь, ты смогла бы с этим справиться?

Я пожала плечом.

— Возможно.

— Душ звучит заманчиво, не так ли? Заметила там съемную душевую насадку? У нее девять разных настроек. И еще та скамейка. Подходящего размера. И прочная. Мы могли бы повеселиться на ней, да?

— Да, — сказала я, едва слышно вздохнув.

Именно так я оказалась на спине и раздетая по пояс в его секретной оранжерее на прошлой неделе. Несколько шепотков о том, чтобы попробовать меня на вкус, несколько легких прикосновений под одеждой, обещание, что мы получим удовольствие. Я ушла с лавандой в волосах, сушеным орегано под ногтями и ногами, едва способными донести меня до дома. Ной усадил меня на свой квадроцикл, бормоча про себя, что я сошла с ума, если думала, что он позволит мне бродить по фруктовому саду в состоянии сексуального опьянения. Когда привез меня в дом, я снова лежала на спине и кричала в подушку в течение нескольких минут.

Так же мы занимались сексом в кладовке несколько ночей назад. Все началось с того, что я попросила его помочь мне дотянуться до одной из полок, а закончилось все тем, что мешок муки рассыпался по полу, а его сперма стекала по моим ногам. Он извинился за беспорядок — за оба, — но затем стал водить пальцами между моих бедер, пока мое зрение не затуманилось.

И мы занимались быстрым сексом, пока Дженни собирала яйца на днях. Он закрыл мне рот рукой, чтобы я молчала, пока я сидела на стуле в его спальне. Другой рукой сжал мою ягодицу достаточно сильно, чтобы оставить темно-красные следы, которые к следующему утру покрылись синяками. Когда Ной понял это, то перегнул меня через кровать и втер в мою кожу травянистый бальзам, который сам изготовил. Затем засовывал пальцы мне в рот и дразнил мой клитор нежным поглаживанием, чем ясно дал понять, что ему нравится ставить на мне метки, а потом заглаживать свою вину.

— Ты бы этого хотела, жена?

Жена... Были моменты, когда Ной шептал мне это слово, и мне казалось, что весь мир — это биение моего сердца. Это были моменты, когда я хотела найти эти линии, те, что прочерчивают границы между настоящим и фальшивым, но это были те же самые моменты, когда я хотела прикрыть глаза, чтобы не смотреть. Если я не знала, то не могла причинить себе боль.

— Да, — сказала я. Мне хотелось ответить ему взаимностью и назвать его мужем, но я не могла произнести это слово. Не вслух, не сейчас. Это было слишком опасно. Я уже почти назвала другого мужчину своим мужем, и эта история была слишком недавней, чтобы ее игнорировать. Хотя я хотела сказать это Ною. Я хотела — хотя бы на одну секунду — чтобы он был моим мужем. И хотела, чтобы это было по-настоящему.

— Помогите мне убедить этого ребенка, что пора уходить, — сказал он, когда к нам подбежала Дженни с раскрасневшимися щеками и растрепанными волосами.

Она посмотрела между нами.

— Мы сейчас идем смотреть футбол?

— Игра уже закончилась, — сказал Ной. — Они играли сильно. Френдшип победили. Пора идти.

Она уставилась на стадион, на ее лице была написана растерянность.

— Правда?

— Да. Пойдем домой, может быть, выпьем стакан теплого молока, а потом посмотрим документальный фильм о Гражданской войне. Тогда были пираты. Наверное. — Ной посмотрел на меня в поисках подтверждения. Я кивнула. Я все еще была зациклена на девятискоростной душевой насадке и скрытом осознании того, что я сильно влюбилась в своего мужа. — Готова идти?

Дженни еще раз окинула взглядом стадион и пожала плечами.

— Да. Все равно сегодня у них нет замороженного лимонада.

— Замороженный лимонад продается только в теплую погоду, — сказал Ной.

— Это отстой, — пробормотала Дженни. — Не люблю футбольные матчи без замороженного лимонада.

— Тем больше причин убраться отсюда. — Ной протянул ей руку. Девочка взяла ее, а затем схватилась за мою. — Я думаю, тебе понравится тот фильм.

— Сколько в нем пиратов?

— Я не уверен, — ответил он. — Мы возьмем одеяла и подогреем молоко, а потом поговорим о пиратах времен Гражданской войны.

Дженни уснула еще до окончания вступительных титров.

Так я оказалась на коленях у Ноя, душевая насадка пульсировала у меня между бедер, пока он входил в меня снизу. Я вся промокла и была выжата, как лимон, кончив большее количество раз, чем казалось возможным. Мой голос был хриплым, а голова тяжелой от многократных оргазмов. После Ной расчесал мои спутанные волосы и извинился за то, что дал волю чувствам, за то, что был слишком напористым.

Ной всегда считал себя слишком грубым, слишком агрессивным. А меня считал маленькой и хрупкой, хотя я не была ни тем, ни другим, но было что-то удивительно прекрасное в том, что кто-то так заботился обо мне. Я чувствовала себя совершенной и драгоценной, когда он втирал крем в мою кожу или хмурился из-за следа от укуса, который оставил на моей внутренней стороне бедра. Мне казалось, что я очень долго ждала человека, который знал, как разбить меня вдребезги, но при этом хотел собрать все осколки.

И я испытала невероятное чувство облегчения, узнав, что этим человеком был мой муж.