Снова барабаня пальцами, Варго смотрела на Арензу достаточно долго, чтобы ритм засел в ее голове, стал ритмом ботинок, идущих арестовывать ее. Чтобы вырвать ей ногти, сломать кости, нанести клеймо на тыльную сторону ладоней, чтобы клиенты поняли, что она лгунья.

Затем Варго улыбнулся. "Но я бы не допустил, чтобы такое случилось с другом. Вы можете расслабиться, Шорса Аренза. Пока ты не исчезнешь снова, я буду хранить твои секреты".

Ведь она могла быть ему полезна. Что бы он ни думал об Альте Ренате, Аренза Ленская была не более чем инструментом.

"Я понимаю", - сказала она, отвечая как на произнесенное, так и на невысказанное сообщение.

Семь узлов, Нижний берег: Киприлун 20

Если бы у Варго было хоть немного мозгов, которые он проявил в общении с Ренатой, он бы послал кого-нибудь проследить за Арензой после того, как она покинет салон нитса. Поэтому вместо того, чтобы направить свои шаги в сторону Вестбриджа и дома, Рен бесцельно бродила по улицам, пытаясь придумать, куда бы мог пойти настоящий врасценский узорщик.

Куда-нибудь, где можно было бы прилечь. Но об этом не могло быть и речи.

Семь узлов. Не все врасценцы в Надежре жили там, но многие жили, и в их убежищах у нее было бы больше шансов потерять хвост.

Она не сводила глаз с дороги, но уставший и дергающийся разум твердил, что каждый четвертый идет за ней. Некоторые из них замирали, когда она вздрагивала, и это заставляло ее вздрагивать еще сильнее. Узкие улочки Семи Узлов словно сжимались вокруг нее, напоминая ей о клановых животных, охотящихся за ней в темноте, о пауке, опутывающем ее своей паутиной. Она подумала, что это мужчина - неужели из-за Варго? Был ли это инстинкт, предупреждающий ее, или просто ее собственные страхи?

Напряжение витало в воздухе, пока Рен бродила по переулкам. Между плотными карнизами виднелись стаи Дримвиверов, их перья ярко блестели на солнце. Поднявшиеся воды Дежеры принесли косяки крошечных лунных рыбок, которыми питались ловцы снов, а затем сплетали из трав и речных сорняков каплевидные гнезда, от которых и получили свое название. Их присутствие было признаком скорого приближения Велесовых вод. Но кабинет Иридета закрыл Большой амфитеатр, чтобы Танакис мог расследовать, не сыграл ли источник какую-то роль в Адской ночи. Не исключено, что городским врасценцам не разрешат устраивать там свои обычные празднества.

Что же задумал Меттор? Каким-то образом отравить врасценцев, но не тех, кто разделяет их кубки? Или это был чей-то план?

Во сне Рен это была заслуга Ондракьи. Но Ондракья была мертва.

Плотные здания без предупреждения уступили место открытой площади, удивительно большой для Семи Узлов. Она была заполнена людьми в серо-серебристых кирасах - у многих на плечах или бедрах была повязана вышитая ткань рода Коззени. От резкой боли, которую она почувствовала при виде этого, у нее чуть не подкосились колени: У нее не было своей кошенили. Это было доказательством того, что она не настоящая врасценка. А шаль ее матери украли вместе со всем остальным, когда она умерла.

Надежда вернуть ее и привела Рен в ловушку Ондракьи.

Но киралы, конечно, собрались. Их зимик умер, и все члены клана в городе должны были прийти оплакать его в Цапекны - день, названный в честь их кланового животного.

За толпой стояло здание с колоннадой. Рен никогда не была внутри, но узнала это место: это был Лабиринт Семи Узлов. Все ее детские поклонения проходили в лабиринте на Старом острове - крошечном, тесном месте, которое, казалось, пряталось под неодобрительным взглядом Лиганти. Когда она была ребенком, это ее не беспокоило. Но сейчас поход туда вызвал бы лишь воспоминания, которые она не могла вынести.

Здесь она могла бы найти утешение.

Не успела она передумать, как Рен протиснулась сквозь толпу и вошла в открытые ворота лабиринта. Здание представляло собой большую квадратную колоннаду, с каждой колонны свисали два изображения: лицо и соответствующая ему маска - два аспекта того или иного божества. Их рты были открыты, чтобы принять подношения верующих, ищущих благосклонности Лика и милости Маски. Рен кружила по колоннаде, уворачиваясь от других верующих, пытаясь решить, кому же вознести свои молитвы. Их было слишком много - слишком много проклятий в адрес ее самой, Трементиса, всего города.

В порыве отчаяния она принялась опустошать свой кошелек. Ир Энтрельке - для удачи и Ир Недже - для предотвращения зла, Хлай Ослит - для откровений и Гриа Дмивро - для предотвращения безумия. Ан Лагрек - чтобы не быть одиноким, Нем Идалич - чтобы восстановить справедливость, Шен Асарн - чтобы выздороветь, Шен Крызет - чтобы удалить пятно пепла с ее тела. Эль Тмекра - чтобы направить душу Леато, хотя он и не был врасценцем. Она вкладывала монету за монетой в рот за ртом, пока ей не осталось ничего, и некоторые люди на колоннаде уставились на нее.

Рен не обратила на них внимания и повернулась лицом к лабиринту.

Он заполнял внутреннюю часть здания - широкий, открытый небу двор, выложенный камнями высотой по щиколотку и устланный густым ковром травы. Видимо, строители поливали лабиринт, чтобы трава оставалась зеленой и пышной, иначе тропинка была бы вытоптана в грязь бесчисленными ногами прохожих.

Она нашла отверстие в тропинке и глубоко вздохнула, закрыв глаза. На мгновение ее охватило головокружение, но когда оно прошло, она открыла глаза и начала идти.

Это был не лабиринт, как те зеркала, по которым она бегала в башне, - он был создан для того, чтобы сбивать с толку. Лабиринт представлял собой единый путь, петляющий взад-вперед, внутрь и наружу, приближающий поклонника к центру, но отклоняющийся от него на следующем повороте. Ходить по нему было медитативно - не сидячая медитация храма Лиганти, а спокойное, ровное движение по тропинке. Реки.

Когда Рен была ребенком, мать повесила над ее кроватью маленький лабиринт из ниток, чтобы отгонять дурные сны. Хождение по тропинке здесь должно было заманить в ловушку несчастье и дать шанс оставить его позади. Какое именно несчастье попало в ловушку, зависело от того, какому божеству вы сделали подношение. Рен старался оставить все это позади.

Она шла медленными шагами, приспосабливая к ним свое дыхание. Как давно она этого не делала? Много лет, но она не знала, сколько именно. В Ганллехе не было лабиринтов, и Ондракья высмеивала любого Пальца, который отваживался в них зайти. С тех пор как умерла мама, подумала Рен. Она сделала это для Иврины, потому что не могла сделать ничего другого: она не могла позволить себе кремацию в другом месте, кроме массового костра, она не могла станцевать для нее канину, чтобы дать предкам знать, что она умерла, как это сделали киралы, собравшиеся на площади. Врасценцы могли в одиночку совершать подношения, в одиночку ходить по лабиринту, но некоторые части их веры требовали общины, а у нее ее не было.

Она не поднимала головы, пока не достигла круглого пространства в самом центре лабиринта. Она была почти одна: большинство людей в здании собрались у дверей, а с площади за ними доносилась музыка. Танец начался. Все врасценцы в Надежре, принадлежавшие к курецу главы клана, присоединились к нему, топая и хлопая, а остальные члены клана в трауре наблюдали за происходящим.

Рен неуверенно вздохнула. Смысл хождения по лабиринту заключался в том, чтобы найти покой, а не в том, чтобы еще больше расстроить себя. Но теперь ничто не могло довести ее до слез, так же как и ничто не могло заставить ее злиться. С каждым бессонным часом ее фундамент подмывался.

В центре круга стояла чаша с водой - отголосок колодца Ажераиса. Рен опустилась на колени, окунула пальцы в воду и прикоснулась ими ко лбу, пробормотав тихую молитву. Затем она встала и пошла по прямой линии из лабиринта, оставив позади свое несчастье.

По крайней мере, теоретически.

Уходить она пока не пыталась. В храме было полно народу, наблюдавшего за Каниной, и ей не хотелось присоединяться к ним - посмотреть, удалось ли танцовщицам вызвать духов предков зиемиков. Вместо этого она забрела в укромную глубинку по одну сторону лабиринта, где беззубые старики-врасценцы продавали узелковые амулеты: розы - на удачу, звезды - на плодородие, двойные колеса - на богатство. В ожидании, пока толпа на улице рассосется, она тупо смотрела на их товары.

На одном из покрывал лежал лабиринт из красных нитей, такой, какие вешают над кроватью. Как тот, что был у нее в детстве. Настоящей кровати у нее больше не было, только поддон перед камином, который она делила с Тесс, но она все равно могла бы купить его и посмотреть, есть ли от него польза.

Только она не могла. Потянувшись к сумочке, Рен вспомнила, что отдала все деньги "Лицам и маскам".

Кто-то рядом с ней протянул руку к лабиринту и протянул продавцу сантир. От увиденного Рен захотелось разрыдаться. Сжав челюсти так сильно, что стало больно, она повернулась, чтобы уйти.

Девушка, стоявшая рядом с ней, вложила лабиринт ей в руки. "Вот."

Рен уставилась на нее, не понимая. Затем на молодую женщину, которая встретила ее пристальный взгляд. После минутного молчания девушка сказала: "Вы меня не помните?

Где мой дедушка? Пожалуйста, у него плохое здоровье! Отведите меня к нему!

Кирали Зиемич погиб во время Ночи Ада. Перед ней стояла молодая женщина, одетая в серое платье Кирали. Канина Рен только что узнала о его похоронах, а эта женщина...

"Ты была со мной в камере", - тихо сказала она. "А потом ты пропала".

Паника схватила Рен за горло и встряхнула, как терьера с крысой. Эта женщина помнила ее. Танакис сказала, что следователи ищут врасценскую женщину, которую видели люди, - женщину, которая могла быть ответственна за Ночь Ада. Рен.

"Подожди!" Кирали потянулся к ней. "Подожди, я..."