Вздрогнув от этой мысли, Рен открыла глаза и успела увидеть, как жрец берет у служителя диск с сигилами - фокус для нумината, призывающий божество разрушения принести очищающий огонь. Подняв диск над головой, жрец прочитал несколько молитв, затем шагнул вперед и положил его в центр нумината.
Отойдя от круга, который должен был защитить зрителей от сил, находящихся внутри, он опустился на колени и положил недостающую плитку на землю, замкнув линию.
Внутри кольца из плиток вспыхнуло пламя. Жар от них ударил по лицу Рен. Она снова вспомнила жар горящего дома своего детства, а потом, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. На ее плечах лежала рука Тесс, пытавшаяся утешить ее, не переступая границ служанки, и Рен держалась за это ощущение, как за канат.
Только когда Тесс подтолкнула ее, Рен вспомнила, что ей предстоит пережить еще одну часть обряда. Остальные уже поднялись со своих мест и прошли мимо священника, стоявшего с подносом, уставленным черными свечами. Она последовала за ним и взяла свечу. Воск уже был теплым и мягким от близости к теплу действующего нумината. Достаточно было прикоснуться фитилем к ободку, чтобы свеча загорелась. Когда скорбящие вернулись к своим скамьям, их огоньки стали звездами в черном море - отражением космоса, в который вернулась искра Леато.
Так считал Лиганти. Несмотря на жар пламени крематория и тепло свечного воска, капающего на ее перчатки, Рен это казалось холодным утешением.
Когда церемония закончилась, ей захотелось убежать. Но толпа вытекала из кремационной камеры в комнату, уставленную простыми блюдами. "Я принесу тебе что-нибудь поесть", - сказала Тесс и поспешила прочь. Не имея возможности восполнить энергию через сон, Рен восполняла ее, съедая больше, чем они могли себе позволить.
К сожалению, это дало возможность Скаперто Квиентису прикорнуть рядом с ней. Она избегала разговаривать с теми, кто был в Чартерхаусе, когда они пили вино с пеплом, но теперь она с трудом избегала его.
"Альта Рената, - произнес он низким гулким голосом. "Прошу прощения, что не встретил вас вчера в Себатиуме. Не думаю, что вы были настроены на любезности больше, чем я".
Она замолчала, пытаясь вспомнить. Вчера? Да, он уходил, когда Танакис позвала ее. Она подбирала слова. "Я рада, что вы не утонули, ваша светлость". Черт. Надеюсь, люди об этом сплетничают. Да, Танакис сказала ей. Она была в безопасности.
"Ты слышал об этом?" спросил Квентис. Его глаза сузились, когда он изучал ее лицо. Ей захотелось прикоснуться к коже, чтобы убедиться, что макияж все еще на месте. "Вы ее тоже видели? Врасценскую женщину?"
"Нет, я только слышала". Что бы сказала Альта Рената? "Похоже, она опасна".
" Опасна? Нет." Его хмурый взгляд был обращен к комнате в целом, но она все равно почувствовала его тяжесть. "Она опасна, как опасен тот, кто боится, - и этого достаточно, я полагаю. Но я не думаю, что она хотела причинить мне вред. Подозреваю, что она не умела плавать". Его взгляд обратился к Меттору Индестору. "Но некоторые, похоже, больше склонны возлагать на себя вину, чем искать правду. Возможно, было бы лучше, если бы Симендис оставил расследование Меде Фиеноле".
Пытался ли он передать ей какое-то закодированное послание? Она не могла сказать, а Тесс еще не вернулась - она все еще собирала тарелку с едой. Рен поймала ее взгляд и дернула за мочку левого уха.
Слишком поздно она вспомнила, что хотела использовать другой сигнал.
"Ваша светлость, - сказал Варго, присаживаясь рядом с Ренатой, как будто ему там было самое место. "Альта Рената. Позвольте, я избавлю вас от этого". Он сунул трость под мышку и взял догоревшую свечу из ее ослабевшей руки.
"Нет, я сама", - сказала Тесс, задыхаясь от спешки через всю комнату с тарелкой и чашкой. Каким-то образом в последовавшем затем жонглировании свеча оказалась у Скаперто, еда и напитки Ренаты - у Варго, а трость Варго - у Тесс.
В результате Рената осталась с пустыми руками и пустым желудком. Она и не заметила, что смотрит на еду и напитки, которые держит Варго, пока Квентис не сказал: "Я поставлю эту свечу на место. Всем доброго дня".
На укоризненный взгляд Тесс Варго прочистил горло. "Похоже, я вам больше не понадоблюсь, - пробормотал он, передавая еду Ренате и забирая у Тесс трость. Он наклонился ближе, что она на мгновение приняла за поклон, но потом поняла, что он смотрит на нее более пристально в тусклом свете храма. "Рискуя показаться грубым, скажу, что вы выглядите потрепанной. Идите домой. Поспите немного. Здесь вам больше делать нечего".
Она хотела бы последовать его совету. Но не успела она уйти, как ее нашла Донайя.
Тесс убрала тарелку, чтобы Рената могла взять руки Донайи в знак приветствия. "Ты испортила свои перчатки, - сказала Донайя, вдавливая большой палец в мягкий воск, застывший на тыльной стороне руки Ренаты.
После столь долгого времени, проведенного в заботах о том, чтобы сказать что-то не то, Рената растерялась.
Донайя сказала достаточно для них обоих. "Спасибо, что пришли. Вы уже поели? О, я вижу, что да. Еды немного, но вы должны поесть. Я знаю, что это должно быть тяжело после... после последних дней, но не думайте, что ваша молодость защитит вас от болезней. Вы должны заботиться о себе. Это не просто..."
"Мама." Рука Джуны на руке Донайи остановила поток беспокойства. "Не дави на нее".
Донайя отпустила Ренату, чтобы обхватить себя руками. "Да. Конечно. Я прошу прощения. Просто... Вы неважно выглядите, и..." Она неуверенно вздохнула.
" Вы должны меня ненавидеть".
На мгновение Рен не понял, с каким акцентом она это сказала. Но растерянный ответ Джуны "Ненавидеть тебя?" и резкое "Не смеши меня" Донайи никак не указывали на то, что она говорила на врасценском.
"Если бы я не взяла его с собой..." Если бы я позволила Руку сначала спасти его. Если бы я не стала тем, кто я есть.
"Если, если, если. Я думала, у тебя больше ума, чем у Летилии..."
"Мама." Джуна снова коснулась руки Донайи, но ее мать отмахнулась от нее.
"Нет. С той ночи я бичевала себя "если", и мне это надоело. Это была не моя вина, и уж точно не вина Ренаты". Донайя смахнула слезы, как будто она была так же нетерпелива к ним, как и ко всему остальному.
"Я просто говорю... вряд ли будет справедливо, если ты будешь сурово относиться к Ренате, когда она ни в чем не виновата".
"Она знает, что я этого не имею в виду. Разве нет?"
Рен хотелось, чтобы Донайя имела в виду именно это. Это отсутствие сопротивления, это нежелание причинить боль в ответ не давало ей ничего, за что можно было бы ухватиться. А без этого слезы снова потекли по лицу. " Простите", - сказала она, пытаясь взять себя в руки.
Но контроля не было, особенно когда слезы Донайи снова начали течь, а затем и дыхание Джуны стало нестабильным.
"О, Боже, для тебя все кончено", - пробормотала Тесс. Она кивнула на Джуну. "Вы взяли с собой карету, да? Почему бы вам не позволить мне вызвать ее и отправить вас домой?"
"Да. Спасибо." Джуна обняла мать одной рукой. Другой рукой она обняла Ренату. "Ты поедешь домой с нами".
Донайя крепче сжала руки Ренаты, не давая ей вырваться. "Конечно, поедет".
Исла Трементис, Жемчужины: 19 Киприлун
Как раз в тот момент, когда Донайя думала, что опустошила себя и не сможет пролить больше ни одной слезинки, ее захлестнула новая волна горя. Вначале она сжимала горло, а затем оседала в желудке. Голова наполнилась гулом собственной крови, похожим на весенний разлив Дежеры, и все, что она могла сделать, - это свернуться калачиком, крепко зажмуриться и ждать, когда пройдет агония.
Она вспомнила, как у нее начались роды с Леато. Ей казалось, что она умрет от боли. Это было ужасное, изнурительное испытание, которое удалось пережить только благодаря тому, что в конце концов у нее появился ее драгоценный мальчик.
Эта боль была ничто по сравнению с агонией его смерти. И не будет этому конца, не будет Леато, который бы обнял ее и сделал все это стоящим. Не будет, пока она не умрет.
Но она должна была стараться быть сильной. Рената была здесь, утопая в незаслуженном чувстве вины. А Джуна заслужила возможность погоревать. Она любила брата так, как только может любить сестра. И даже больше, потому что они видели друг друга в потере стольких других людей.
Веселая персиковая обивка мебели в салоне теперь казалась ей насмешкой над всеми этими потерями: над родителями, над мужем, над семьей, над богатством и властью, а теперь, что еще хуже, чем все остальное вместе взятое, над сыном.
"Эта семья поистине проклята", - прошептала она, когда Рената присела на диван, а Джуна принялась наливать всем вино. Руки Донайи сжались на спинке ее любимого кресла. В порыве ярости она скрутила его и бросила на пол. Кресло не упало далеко - на это у нее не хватило сил. Так же, как не хватило сил защитить своих детей. Она снова и снова пинала упавший стул, не обращая внимания на испуганное хныканье Тефтельки и попытки Джуны удержать ее, наслаждаясь болью, пронизывающей от пальцев ног до бедра.
"Мы прокляты! И оно не закончится, пока каждый из нас не умрет". Она повернулась лицом к Ренате, спотыкаясь на больной ноге, как пьяная женщина. Ей было все равно, какое зрелище она представляет собой: лицо красное, в полосах, волосы выбились из-под заколок в колдовские кудри. "Ты должна уйти. Возвращайся в Сетерис". Там проклятие не преследовало Летилию. Может быть, и тебе удастся избежать его".
Бледное лицо Ренаты было похоже на маску, ее лесные глаза глубоко запали. "Проклятие? Леато сказал мне..." Слова оборвались. Она прочистила горло и заставила себя продолжить. "Что вы многих потеряли. Но вы же не имеете в виду... проклятие?"
"Как еще можно это объяснить?" Жест Донайи охватывал не только ее траурные одежды, неотапливаемую гостиную, поблекшую славу Трементиса. " Ты - единственная удача, пришедшая в этот дом за последние двадцать лет. Джанко всегда говорил, что Летилия забрала наше счастье с собой, когда ушла". В горле у нее запершило, и стало больно смеяться. "Я уже начала думать, что ты могла забрать его с собой. Еще больше меня обманула".