— Ваше Высочество.

Чан Гэн почувствовал, как его хлестнули по спине невидимым бичом. Он услышал какофонию звуков, его оглушили крики и брань женщины, что умерла больше десяти лет назад.

Голос Чэнь Цинсюй вместе с успокоительным сумел пробиться сквозь многолетние кошмары:

— Ваше Высочество, сейчас вы в поместье Аньдинхоу. Вы меня слышите?

Призвав все оставшиеся у него силы, Чан Гэн едва заметно кивнул.

Чэнь Цинсюй воткнула следующую серебряную иглу. Догорела вторая палочка успокоительного. Она взглянула на стоявшие на столе западные часы:

— Ваше Высочество, мы только начали процедуру. Мне дать вам больше времени, чтобы привыкнуть?

Чан Гэн слегка прикусил кончик языка:

— Нет, продолжайте.

Больше Чэнь Цинсюй не задавала глупых вопросов и продолжила уверенно втыкать иглы. Недавно растаявшая галлюцинация снова вернулась к Чан Гэну. Он снова почувствовал разом всю боль, что детстве причинила ему Сю Нян.

Выражение лица Чэнь Цинсюй оставалось напряженным. Она заметила, как старый шрам на ключице Чан Гэна внезапно покраснел и распух без видимой причины. Наружу брызнула тонкая струйка крови. Его вены паутиной проступили под кожей. Выглядело жутко.

— Ваше Высочество, Ваше Высочество Янь-ван! — позвала его Чэнь Цинсюй.

Чан Гэн никак не реагировал.

Чэнь Цинсюй боялась продолжать лечение. Вдруг ее внимание привлекла пара железных наплечников в нижней части кровати. Они выглядели очень старыми. Теперь в армии носили совсем другую броню. Внезапно Чэнь Цинсюй вспомнила рассказы Чан Гэна о том, как он в юности справлялся с приступами Кости Нечистоты. Именно подвешенный в изголовье кровати кусок брони Гу Юня помог ему впервые вырваться из лап ночного кошмара.

Тишину спальни нарушил громкий металлический скрежет: Чэнь Цинсюй взмахнула длинными рукавами и сшибла со стены тяжелый кусок брони. Учащенное дыхание Чан Гэн резко замедлилось.

Ему было уготовано немало испытаний. Сперва его заперли в теле ребенка, где его ждали удары острыми шпильками, накаленной докрасна палкой, грязной нагайкой и острыми как клещи женскими ногтями... Затем ему привиделся Гу Юнь, наполовину облаченный в железную броню, который наблюдал за его страданиями.

Изо всех сил пытаясь сохранить ясность ума, Чан Гэн уставился на Гу Юня, как на спасительную соломинку. Чан Гэн не знал, как долго страдал от жутких галлюцинаций. Когда он пришел в себя, то почувствовал страшную усталость и заметил, что успокоительное давно догорело, а Чэнь Цинсюй собирает серебряные иглы.

Только тогда он позволил себе пошевелиться.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Чэнь Цинсюй.

Чан Гэн подвигал рукой и заметил, что на ней появились множество новых мелких ссадин, успевших покрыться зудящей коркой. Он попытался сжать руку в кулак.

— Словно опять куда-то карабкался.

После ухода Чэнь Цинсюй Чан Гэн сразу заснул. Спал он всегда настолько чутко, что его мог потревожить брошенный камешек. Ему редко удавалось крепко заснуть. Последний раз это было, когда после потери крови он лежал в беспамятстве. Сейчас же его впервые в жизни не мучили кошмары.

Ему приснилась высокая дозорная башня. Вдалеке горели огни. Лагерь бдительно охранялся и находился в состоянии полной боевой готовности. Отряд солдат как раз вернулся из патруля и поправлял поводья коней. Их командир резко обернулся и Чан Гэн узнал в нем Гу Юня. Монокль на его лице выглядел изысканнее, чем иные маски. Серебряная оправа и темная броня прекрасно сочетались друг с другом. Гу Юнь посмотрел на него и озорно улыбался.

Во сне Чан Гэн засмеялся и спросил:

— Что это ты напялил?

Сидевший верхом Гу Юнь протянул железную руку и легко поднял Чан Гэна в седло, посадив перед собой — мощи металлической брони, сжигающей цзылюцзинь, для этого вполне хватало. Гу Юнь обнял его со спины, засмеялся и прошептал ему на ухо:

— В военном гарнизоне так одиноко. Как еще мне соблазнять молодых красавцев?

Во сне люди не скрывают свои желания. Чан Гэн прекрасно понимал, что Гу Юнь пошутил, но в его голосе чувствовалась жгучая обида:

— В столице я неустанно тружусь с утра до ночи и боюсь совершить малейшую ошибку. Каждый день я с нетерпением жду от тебя хотя бы крохотную весточку, всего пару слов, но никак не могу ее дождаться.

— Ваше Высочество, вы проделали столь долгий путь, чтобы капризничать? — беспомощно произнес Гу Юнь.

Чан Гэну действительно хотелось жаловаться и ругаться с Гу Юнем, как об этом рассказывали в хуабэнях [2]. Правда, когда с тобой случается нечто необыкновенное, как в тех историях, начинаешь жалеть, что недостаточно внимательно их читал. Он немного растерялся. Гу Юнь протянул руку, снял монокль, слегка наклонил голову и поцеловал его в щеку:

— Раз тебе не нравится, перестану его носить.

На рассвете Чан Гэн проснулся от жутких завываний флейты Гу Юня. Он выбрался из постели и протер глаза. Ему казалось, что этот чудовищный звук все еще звенел в ушах. Чан Гэн потер свои несчастные уши, но уголки его губ изогнулись в невольной улыбке.

Это был лучший сон, что когда-либо ему снился.

Хотя от игры Гу Юня на флейте земля содрогалась и духи заливались слезами, даже ему предстояло столкнуться с нечистой силой, Чан Гэн уже ничего не боялся.

Чан Гэн не подозревал, что накануне ночью на фронте Гу Юнь возвращался из патруля и почувствовал, что кто-то за ним наблюдает. Он резко повернул голову, обронив монокль. На этот раз стекло не разбилось, но изысканная оправа стукнулась о броню и треснула. При всей красоте она стала бесполезной — пришлось заменить.

Узнав об этом, Шэнь И на следующий день от души посмеялся:

— Поди какая-нибудь богиня не вынесла твоей распущенности и самовлюбленности.

— Да у нее отличный вкус, — заявил бесстыдник Гу Юнь. — Наверное, при виде моей красоты она сразу захотела выйти за меня замуж.

Не успел возмущенный генерал Шэнь выблевать ужин, как в шатер с докладом зашел рядовой:

— Великий маршал, отправленный в Дунъин посол прислал ответ.

— Принесите письмо, — приказал Гу Юнь.

Один из каналов снабжения вражеской армии проходил через морские гавани на островах Дунъин. Несмотря на то, что дунъинцы с самого начала помогали Западу, в открытую они отказывались это признавать. Даже когда Ляо Чи решил похитить Императора Лунаня вместе со своими переодетыми монахами соплеменниками, это была его личная инициатива. Дунъинцы не взяли на себя ответственность и не требовали для него справедливого суда.

— И что пишут? — поинтересовался Шэнь И.

Гу Юнь покачал головой.

— С послами обходятся вежливо и учтиво, но дело явно нечисто. Стоило им попытаться заговорить о делах, как встречи постоянно стали откладывать, а в сопровождающие дали отряд белолицых танцовщиц... У дунъинцев есть в этом свои мелочные расчёты. Если иностранцам удастся захватить нашу страну, то они получат свои гнилые объедки. Но если армады Запада будут разгромлены и отступят, Великая Лян останется их соседом. Поэтому они не горят желанием портить с нами отношения.

— Пытаются услужить сразу обеим сторонам, — нахмурился Шэнь И. — Вот что за люди.

— Это нам на руку, — улыбнулся Гу Юнь. — Пока они не определились на чьей стороне, мне не о чем переживать. Это принесет нам пользу, вот увидишь.

Шэнь И покачал головой.

— Нельзя больше медлить. На юге линия фронта слишком растянулась. Цзылюцзиня едва хватает. Даже если мы запросим еще, неизбежно придет время, когда мы не сможем сражаться в полную силу. Боюсь, если ничего не изменится, придворные начнут высказывать недовольство.

Гу Юнь изменился в лице.

— Придворные считают, что мы не должны рваться в бой, — напомнил ему Шэнь И. — После наказания палками следует предложить в награду сладкие финики. Недавно министерство иностранных дел назначило новых послов. Если они действительно приедут, чтобы после удара палкой предлагать финики, я не возражаю, но боюсь, они доставят нам неприятности.

— Когда они сюда прибудут? — задумался Гу Юнь.

— Скоро уже должны выехать из столицы, — ответил Шэнь И. — Пройдет дней десять, не больше... Цзыси, что ты задумал?

Примечания:

1. 青梅竹马 - qīng méi zhú mǎ - зелёные сливы и бамбуковые лошадки (детские игры, также обр. о детской непосредственности и чистоте, о дружбе с детства; о влюбленных, которые дружили с детства)

2. 话本 хуабэнь (китайская городская народная повесть, возникшая из устного сказа)