На журнальном столике, перед Эврикой, рядом с кучей трех визиток, оставленных полицией, стояла кружка слегка теплого чая. Она закрыла глаза и потянула одеяло выше, обмотав вокруг шеи. Рано или поздно ей придется поговорить с ними. Но если Брукс не вернется, Эврика казалось не видела возможности когда-либо с ними снова поговорить. Просто мысль об этом заставила в груди что-то рухнуть.
Ну почему же она не опустила якорь? Она всю жизнь слышала правило семьи Брукса: последний человек, который покидает лодку, всегда должен бросить якорь. Она этого не сделала. Если бы Брукс попытался снова сесть на лодку, это было бы сложно из-за волн и ветра. У нее появилась болезненное желание сказать вслух, что Брукс был мертв только из-за нее.
Зазвонил телефон. На кухне Рода взяла трубку. В течение нескольких минут она говорила низким тоном, а затем принесла телефон на диван.
— Это Эйлин.
Эврика покачала головой, но Рода сунула телефон к ней в руки. Она наклонила голову, чтобы засунуть его под ухо.
— Эврика? Что случилось? Он что... он...?
Мама Брукса не закончила, а Эврика не могла произнести и слова. Она открыла рот. Она хотела, чтобы Эйлин почувствовала себя лучше, но все, что она могла произнести, лишь стон. Рода со вздохом забрала телефон и ушла.
— Мне жаль, Эйлин, — сказала она. — Она находится в шоке с того времени, как пришла домой.
Эврика сжала подвески внутри ладони. Она раскрыла руку и взглянула на камень и медальон. Громовой камень был сухим, точно так как обещал Эндер. Что это означало?
Что вообще все это означало? Она потеряла книгу Дианы и любые ответы, которые она могла дать. Когда Мадам Блаватская умерла, Эврика также потеряла последнее человека, чьи советы казались ей разумными и правдивыми. Ей нужно поговорить с Эндером. Ей нужно узнать, что он знает.
Но она не знала, как с ним связаться.
Мимолетный взгляд на телевизор заставил Эврику потянуться за пультом. Она нажала на кнопку, чтобы прибавить звук, как раз чтобы увидеть, как камера поворачивается к сырому внутреннему дворику в центре средней школы. Она села прямо на диване. Близнецы оторвались от фильма. Рода высунула голову в гостиную.
— Мы выступаем в прямом эфире с католической средней школы Евангелии в Южном Лафайетте, в которой пропавший местный подросток вызвал очень специфическую реакцию, — заявила женщина-ведущая. Под гигантским деревом пекана был разбит пластмассовый непромокаемый брезент, словно палатка, где Эврика и Кэт однажды обедали, и где неделю до этого она помирилась с Бруксом. Теперь камера сдвинулась к группе студентов в дождевиках, стоящих вокруг усыпанного цветами и воздушными шарами ночном бдении.
И вот он: белый плакатный щит с увеличенной фотографией лица Брукса — та фотография, которую Эврика сделала на лодке в мае, фотография, которая появлялась на ее телефоне всякий раз когда он звонил. Теперь он звонил из центра светящегося круга свеч. И все из-за нее.
Она увидела там Терезу Лей и Мэри Монто из команды по бегу, Люка из класса по землеведению, Лауру Трэжан, которая организовала «Лабиринтное оцепенение». Половина школы была там. Как они успели все так быстро собраться?
Журналист поднес микрофон к лицу девочки с длинными, залитыми дождем черными волосами. Чуть выше V-образного разреза была видна татуировка крыла ангела.
— Он был любовью всей моей жизни. — Принюхиваясь Майя Кейси смотрела прямо в камеру. Ее глаза были наполнены крошечными слезами, которые четко скатывались вниз по обе стороны носа. Она вытерла глаза краешком черного кружевного носового платка.
Эврика сжала свое недовольство в подушку дивана. Она наблюдала за спектаклем Майи. Красивая девушка прижала руку к груди и страстно заявила,
— Мое сердце разбилось на миллион маленьких частей. Я никогда не забуду его. Никогда.
— Замолчи! — крикнула Эврика. Ей хотелось швырнуть кружку чая в телевизор, в лицо Майе, но она была слишком разбитой, даже для того, чтобы двигаться.
Затем отец поднял ее с дивана.
— Пошли в кроватку.
Ей хотелось противиться его хватке, но у нее не было сил. Она позволила ему понести себя наверх. Она услышала, что новости прервал прогноз погоды. Губернатор объявил в Луизиане чрезвычайное положение. В двух небольших дамбах уже появились трещины, из которых река текла прямо на равнину. Согласно новостям, тоже самое происходило в штате Миссисипи и Алабаме, поскольку шторм распространялся по заливу.
Дойдя до верхушки лестницы, отец понес ее вниз по коридору, в ее комнату, которая казалось принадлежала совсем не ей — белая кровать под балдахином, детский столик, кресло-качалка, где обычно отец читал ей истории, еще во времена, когда она верила в счастливый конец.
— У полиции много вопросов, — сказал он, пока опускал Эврику на кровать.
Она повернулась спиной к нему, у нее не было ответа.
— Ты можешь что-нибудь сказать, что поможет им в поисках?
— Мы пошли на шлюп мимо острова Марш. Погода стала ухудшаться и —
— Брукс выпал за борт?
Эврика свернулась в калачик. Она не могла сказать отцу, что Брукс не выпал, а прыгнул за борт, прыгнул, чтобы спасти близнецов.
— Как вы добрались до берега? — спросил он.
— Мы плыли? — прошептала она.
— Вы плыли?
— Я не помню, что произошло, — соврала она, задаваясь вопросом, напоминало ли это что-нибудь отцу. Она говорила то же самое после смерти Дианы, только тогда это была правда.
Он погладил ее за голову.
— Ты не можешь уснуть?
— Нет.
— Что я могу сделать?
— Я не знаю.
Он постоял несколько минут, в течение трех вспышек молнии и продолжительного звука грома. Она услышала, как он почесал бородку, то, что он делал во время споров с Родой. Она услышала звук его шагов по ковру, и затем как он поворачивает дверную ручку.
— Пап? — Она посмотрела через плечо.
Он остановился у двери.
— Это ураган?
— Они пока так его не называют. Но для меня и так все понятно. Позови, если тебе будет что-то нужно. Отдыхай. — Он закрыл дверь.
За окном засверкала молния и порыв ветра расшатал замок на ставнях. Они заскрипели, и уже поднялось стекло. Эврика вскочила, чтобы закрыть окно.
Но она недостаточно быстро вскочила. На нее упала тень. Темные очертания мужчины, двигающегося по ветке дуба навстречу к ее окну. Кто-то в черных сапогах вошел в ее комнату.