Изменить стиль страницы

Глава 14

Если бы маленького Витю Короткина спросили, кем он хочет стать, когда вырастет (а его наверняка об этом спрашивали, хотя история об этом и умалчивает), он наверняка бы ответил, что желает исследовать глубины космоса, опускаться на дно океанов или хотя бы наблюдать за слонами в их естественной среде обитания и при этом не выходить из дома.

Охотнее всего он бы занимался наукой, не покидая комнаты, где между шкафом и стеной уместилось мягкое кресло с деревянными подлокотниками. Высокий торшер освещал уголок, где любил сидеть Витя, долгими часами листавший тома Большой советской энциклопедии.

Старшая сестра Катя напрасно пыталась вытащить его на улицу, а если ей и удавалось заставить его пойти погулять, то её ждала неминуемая расплата в виде лекции о повадках жуков, бабочек и прочей живности.

Родители всячески поддерживали его стремление служить науке, пусть даже Витя ещё не понял, какой именно. На Катю шикали, велели оставить брата в покое. Девочка не понимала, чем сидение в пыльном углу лучше игр на свежем воздухе, но великой судьбой брата всё же прониклась, особенно когда учителя все как один заявили, что Витя будущий гений.

На саму Катю больших надежд не возлагали. В учении не препятствовали, но и за тройки не ругали. Родители считали, что ей как женщине вовсе не обязательно добиваться высот общественной жизни, достаточно стать хорошей женой и матерью. Средней школы для неё вполне достаточно. Ну, а если ей всё же захочется учиться дальше, что ж, пусть учится. Ничего зазорного в этом нет.

Вите было двенадцать, когда отец решил разобраться в подвале. В разделённом на клетки помещении хозяйственные соседи хранили овощи и домашние заготовки. Короткин-старший отнёс сюда вещи своего отца, подаренные коллегами безделушки в виде фарфоровых статуэток и фигурок животных, старые тетради и книги. Последние отец и хотел передать сыну.

Книги привели Витю в восторг. Тяжёлые толстые тома про животный мир планеты, атлас звёздного неба, физика небесных тел. Но самыми удивительными оказались произведения, написанные незнакомыми буквами. Точнее буквы были знакомы по урокам английского, но складывались они не в те слова.

— Немецкий, — объяснил отец и как мог прочитал пару строк. Витя пропал, решив непременно выучить этот язык. Дело было не столько в звучании, сколько в толщине томов, изящном шрифте (в некоторых книгах готическом) и бежевой бумаге с запахом старины.

Если бы кто-нибудь додумался предложить мальчику точно такие же книги на английском, он бы полюбил английский, на котором обычно скучал до зубовного скрежета и не пытался узнать больше, чем предполагала школьная программа.

В своём любимом уголке он погрузился в чтение неведомого пока языка, но прежде проштудировал грамматику и приобрёл на карманные деньги толстенный словарь. Читалось медленно, но верно. В перерывах Витя выполнял упражнения из сборника, вызывая восхищение родителей и приводя в изумление сестру: неужели однообразные занятия лучше игр, кино и телевизора? Через два года отца не стало, а три месяца спустя скончалась и мама.

— Ничего не бойся! — сказала тогда сестра. — Я обо всём позабочусь. Ты главное учись и ни о чём не думай.

Кате было семнадцать. Она заканчивала школу, собираясь поступать в институт, но смерть родителей перечеркнула все её планы. Позднее Виктор интересовался у сестры, как так вышло, что она не стала учиться дальше, ведь существовало заочное отделение, ПТУ и техникумы. Зачем ей непременно нужно было идти на завод? Катерина улыбалась и отвечала, что не потянула бы работу и учёбу, что в конечном итоге что-то одно пострадало бы, что умственных способностей у неё недостаточно и что в конце-концов образование для женщины далеко не главное.

Спустя неделю после похорон мамы в квартире поселилась женщина, казавшаяся четырнадцатилетнему Вите древней старухой. На самом деле Вере Петровне исполнилось ровно шестьдесят. Брату с сестрой она приходилась бабушкой. Из-за старых распрей, о которых никогда не упоминалось, она много лет не общалась с семьёй дочери. Жила Вера Петровна в соседнем городе, на самой его окраине, считай, что в деревне. В доме её с покосившейся крышей было не очень уютно. Единственные блага цивилизации — электричество и водопровод. В туалет следовало ходить на улицу, отапливать помещение печкой.

Переезд в городскую квартиру стал для женщины спасением, а для её внуков необходимой формальность. Вера Петровна стала их опекуном, и они продолжили жить в собственном жилье, а не в детском доме. Кате подобная участь вряд ли грозила, а вот Витя легко мог отправиться в казённое учреждение.

Бабушку Витя сразу возненавидел. И хотя ему как мужчине выделили отдельную комнату, заветный уголок с креслом был отдан в распоряжение женщин. Как-то раз мальчик заглянул в открытую дверь комнаты: Вера Петровна сидела в его кресле и мазала больные колени вонючей серо-зелёной мазью.

С тех пор отвратительный запах преследовал его во всей квартире. Казалось, он заполняет каждую щель, мельчайшую пору квартиры. С самого начала бабушка дала понять, что не собирается вмешиваться в жизнь внуков, а они в свою очередь, не должны соваться в её. Тем не менее Вера Петровна с завидным постоянством требовала принести ей то стакан воды, то чашку чая. Раз в неделю следовало сбегать в ларёк за газетами и сборником кроссвордов. Ссылаясь на больные ноги, бабушка так или иначе подчинила себе домашних, отчего Вите всё меньше хотелось бывать в собственном доме.

Помогло недоразумение. На уроке литературы мальчик неожиданно даже для себя самого упал в обморок, а так как он всегда был болезненно худым, то и причиной произошедшего посчитали недоедание. Витю отпоили сладким чаем с печеньем и отправили домой. Шума не поднимали, школе не хотелось связываться с опекой, но уже на следующий день после уроков к нему подошла учительница литературы Анна Николаевна и попросила помочь донести до дома тяжёлые тетради, а после в награду угостила пирожками, ещё и с собой завернула угостить сестру.

Витя сразу понял, что тетради всего лишь предлог. Его пожалели, считая, что им с сестрой не хватает денег на еду. Он не стал разуверять учительницу, а продолжил ходить к ней под самыми разными предлогами, чему Анна Николаевна, казалось, была только рада.

Она говорила с ним обо всём: о жизни, учёбе, литературе и музыке. Витя по большей части помалкивал, пропуская её слова мимо ушей. Он плохо сходился с людьми, к тому же её слова казались ему чушью. Но не спорить же с учительницей? Анна Николаевна утверждала, к примеру, что у Вити негибкое мышление, что ему трудно выйти за пределы очерченных правил и что художественная литература помогла бы ему решить эту проблему.

Витя, предпочитавший научные книги, не понимал, для чего ему читать, а тем более анализировать классику и прочие жанры. В конечном счёте Белинский давным-давно сказал, как следует понимать «Евгения Онегина» и что имел в виду автор. Вите-то зачем напрягаться? Главное, что он знает, как считает критик. Ну, а если кому нравится проводить время за чтением бессмысленных романов, то пусть читают. Главное, чтобы его не заставляли.

Как-то раз Анна Николаевна сказала ему, что дома её ожидает вкуснейшая солянка. Муж в отпуске, вот и наготовил на целую роту. Почему бы Вите не зайти и не попробовать? Витя зашёл, оценил солянку, удивился чересчур улыбчивому мужу, а после отправился домой со стеклянной банкой в сумке. Внутри плескалась солянка, которая то и дело пыталась сбежать, а Витя думал, что он идиот. Зачем тащить домой еду как какой-то побирушка. Он остановился у ближайшей мусорки и, оглядевшись по сторонам, засунул банку поглубже в контейнер.

Позднее Витя закончил школу, уехал учиться в другой город и про свою учительницу забыл, как забывал всех людей, бывших в его жизни. С глаз долой — из сердца вон! Таков его девиз. Виктор не привязывался к другим, его не заботила их судьба, знакомые лица быстро стирались из памяти.

И вот сейчас, почти сорок лет спустя к нему навстречу нёсся старик, в котором Виктор никогда бы не признал того самого чересчур улыбчивого мужа Анны Николаевны, если бы тот не представился. Мало того, этот нелепый старик оказался отцом Яны.