Глава 13

Первым странности в его поведении заметил Михаил Фёдорович. Во вторник вечером он обнаружил Виктора на кафедре. Тот сидел, скорчившись в углу, на его коленях лежала сумка, в которую он вцепился побелевшими от напряжения пальцами. Взгляд его был устремлён на висевшие на стене часы.

Михаил Фёдорович пристально посмотрел на коллегу. Виктор не двигался. Краем глаза Макарычев взглянул на расписание:

— Витя, — произнёс он как можно мягче, — у тебя последняя пара полтора часа назад закончилась. Иди домой, Витя!

— Иду! — произнёс Виктор, не меняя позы.

— Случилось что? Дома проблемы?

— Ничего не случилось. Просто рано ещё идти.

— Рано так рано, — Михаил Фёдорович удивился, но спорить не стал. Мало ли что у человека в душе творится. Надо будет — сам расскажет. А не рассказывает, значит неважное что-то.

— Давай лучше чайку попьём! — предложил он, доставая из внутреннего кармана пиджака завёрнутый в носовой платок кипятильник, вещь запрещённую всеми правилами. Но старик уж очень любил чаёвничать, а кипятильник легко спрятать в отличии от того же чайника.

Виктор хотел было согласиться, но часы показывали ровно пять, а значит следовало поторопиться. Яна работала до пяти, и он как раз успевает дойти до перехода, чтобы встретиться с ней. Разумеется, совершенно случайно.

«Вот дурочка», — думал он, шагая по улице. — «Наверняка снова пешком отправится. Проезд бесплатный, чего не ездиться. Три перехода впереди, два поворота! Подумаешь, автобус отменили! Следующий всего через сорок минут. Я два часа на кафедре сидел, не умер. А тут сорок минут!»

Он потоптался у светофора, нервно озираясь. По другой стороне улицы шла Катерина, и Виктор поспешил спрятаться за спинами людей. Загорелся зелёный, его пару раз толкнули, но переходить он не спешил. Лишь только увидев девушку в бежевом плаще, Виктор расслабился, подошёл к ней и с плохо скрываемой радостью произнёс:

— Опять вы!

— Могу сказать тоже самое. Вы меня преследуете? — Яна произнесла это без злости.

— Вот ещё! Снова решили наплевать на окружающих и пойти пешком?

— При чём здесь окружающие?

— Думаете приятно видеть, как вас переедет машина? — Виктор вскипел. — Вам всё равно, а мне страдать!

— Вам?

— Мне, людям, детям... не всё ли равно! Эгоистка!

— Послушайте, — устало произнесла девушка. — Что вы от меня хотите?

Виктор замер. Действительно, чего?

— Пойдёмте вместе! — сказал он примирительно. — Нам всё равно по пути. И мне не скучно, и вам безопасней.

С того дня он всегда старался подгадать так, чтобы вместе идти домой. Сидел часами в институте, чтобы только идти сорок минут до её дома, а потом почти столько же до своего. Он перестал ей грубить, интересуясь малейшими подробностями её жизни: как она ориентируется в пространстве, как готовит, как умывается, как моет пол и ухаживает за цветами. Виктор словно хотел убедить себя в том, что жизнь её ничем не отличается от жизни обычных людей, что она умеет справляться сама без посторонней помощи. Яна удивлялась подобным расспросам, но отвечала искренне, ничего не скрывая.

— Знаете, как я впервые вышла одна из дома? — однажды спросила она. — О, это было феерично! Я тогда осталась одна, папа работал. И вот сижу я и думаю, а не сходить ли мне в магазин. Меня к тому времени немного учили ходить с тростью, но одна я не выходила. А магазин в соседнем доме. Нужно только выйти из подъезда, пройти через двор. Ерунда, правда? Вот я и вышла. С тростью, как положено. Сделала два шага и запаниковала. Представляете? Упала, разбила коленки и сижу. Не плачу. Просто сижу. Мне даже парень один сказал, нет, не сказал... бросил злобно так, словно плюнул: не в ту сторону молишься, восток в другой стороне. И пошёл себе дальше. А одна женщина начала на него кричать, что он хам. Потом ко мне подбежала, подняла и проводила до квартиры. А я словно кукла даже пошевелиться не могла толком. Еле ноги переставляла. Но не плакала, нет. Только когда домой зашла, сунула руку в карман, а там — шоколадка. Представляете? Та женщина мне шоколадку в карман подложила. Я и заревела как дура.

— Шоколадка! — усмехнулся Виктор. — Подумаешь! Доброта безграничная! Так и прёт!

— Зря вы так, — укорила его Яна. — Добро необходимо в любых количествах.

— Добро! Тоже мне! — не унимался Виктор. — Из-за добра все неприятности.

Лиза была доброй. По мнению Виктора даже слишком. В конечном счёте это проклятая доброта помешала ей принять правильное решение. Ещё жалость. На курсе с ними училась Маша Курицына. Или Птицына? Нет, Цыплёнкина. Та самая, что считала жизнь без любви невозможной. Полная, некрасивая, с тонкими мышиного цвета волосами, собранными в тощий хвостик. Вечно говорила всякую ерунду.

Её не любили, сторонились, не приглашали в парк, в котором любили собираться по вечерам, а она будто бы и не стремилась к общению. Виктор тоже никогда не слыл душой компании, но в глубине души всегда считал, что сам отказывается от общения. А вот её умышленно избегают.

При этом списывать задания однокурсники предпочитали у Маши. Она не отказывала, лишь улыбалась своей робкой улыбкой, предупреждая, что и сама не совсем поняла тему и что почерк у неё далёк от идеала. Её убеждали в обратном, вполне искренне и справедливо. Она и правда никогда не ошибалась.

Лишь однажды она напутала с переводом, его списала половина группы, и хотя Маша не получила ни одного грубого слова, а преподаватель к ошибкам отнёсся весьма благосклонно, пояснив, что тема и впрямь тяжёлая... так вот, несмотря на всё это Маша разревелась как маленькая. Не потому что ошиблась, а потому что подвела других.

Витя тогда удовлетворённо заметил, впрочем про себя, что стоит меньше строить из себя всякое и излишне кокетничать. Сам он во всём отлично разобрался, используя дополнительные материалы в то время, как некоторые поглощали в парке спиртное, и если бы они имели желания спросить его... на этом Витины размышления прервала Лиза, метнувшаяся к Маше. Она обняла её, успокаивающе поглаживая по спине, сказала, что всё ерунда и яйца выеденного не стоит, а после подложила ей в сумку несколько шоколадных конфет, которые всегда носила с собой и постоянно всех угощала. Сама Лиза сладкого не ела ни в каком виде.

Из-за этой Маши, с которой Лиза с тех пор сдружилась крепко-накрепко, всё и завертелось. Не будь её с её лицемерной добротой (Виктор был твёрдо уверен, что доброта именно лицемерная) не случилось бы ничего того, из-за чего он вынужден мучиться столько лет. Зачем только Лиза её приручила!

Виктора передёрнуло. Яна, словно заметив его состояние, спросила:

— Не верите в добрые поступки?

— Не делай добра — не получишь зла, — ответил он. — Впрочем, это всё так, пустая болтовня. Люди всегда делают то, что им выгодно. Материально не выиграют, так морально удовлетворятся.

— Странные у вас впечатления о людях.

— Не странные, а извлечённые из горького опыта, — он резко остановился. Навстречу быстрым шагом шёл, почти бежал, раскрасневшийся старик с взлохмаченной шевелюрой. Виктор вздрогнул, инстинктивно отодвигая Яну себе за спину.

— Что вам нужно? — закричал он. — Идите, куда шли!

Старик, по-птичьи наклонив голову, взглянул на Виктора, прищурился, а после улыбнулся, радостно воскликнув:

— Витя! Это ты? Правда?

И зачем-то полез обниматься.

«Идиотизм», — только и успел подумать Виктор.