- Лена!

- Что?

- Постой, не уходи.

Она обернулась:

- А ты думаешь, я сейчас попрошу у тебя прощения, скажу, что вернусь к тебе, что люблю...

- Нет! Нет, не надо так.

- А как?

Она издевалась.

Ей хотелось плакать.

- Я не знаю как. Прости.

Они помолчали.

- Ну, я пойду?

- Да.

Они опять помолчали.

- Ты не можешь так уйти! Мы же любили друг друга!

- "Но жить на краешке жизни..."

- "...Невыносимо." А Кашин новый клип снял, очень смешной, про подсолнух... Я люблю тебя.

- Я знаю.

- Да?

- Я пойду?

- Постой. Я так много хотел тебе рассказать, я думал: когда тебя встречу, все объясню... Неужели тебе все равно?

- Нет.

- Ты отпускаешь меня?

- Можно я пойду?

- И ты никогда больше обо мне не вспомнишь?

- Ты же знаешь...

- Иногда я вспоминаю запах твоей кожи, у меня всегда была хорошая память...

- Перестань.

- А помнишь, когда хотел тебя развеселить и прыгнул в болото?..

- Я пойду?

Снег с дождем.

Наверно, я не понимал, что говорю. Я просто смотрел на неё и только говорил, говорил, говорил, - и мне уже было все равно, что говорить, я лишь хотел её удержать, рядом с собой - ещё на минуту, на две, на три... Она не сможет оборвать меня на полуслове, она выслушает; пока она слушает меня она рядом.

Понимал, что безвозвратно гублю тех последних "нас", которые когда-то любили друг друга.

Но что-то вспоминал вновь - и она опять кивала головою; казалось, она сейчас потеряет сознание... Она устала, она торопилось домой. Но я все говорил. Я вспоминал какие-то глупости и несуразности; я просто смотрел на нее.

Гублю. Все гублю.

- Уже поздно. Я пойду.

Я тяжело рассмеялся.

- А можно, я сам позвоню?

- Но ведь...

- Просто услышать твой голос.

Все.

Конец. Потеряна навсегда.

Но она что-то ответила. Я не разобрал. Мне пришла в голову безумная мысль - обнять её. Я шагнул.

Она отшатнулась.

- Я люблю тебя.

Повторил опять.

- Это невозможно...

- Почему?

- Пойми...

- Я потерял тебя? да?

- ...Ты очень хороший человек, но ты...

- Ты полюбила другого?

- Да...

- Ну и... будьте счастливы.

- Он женат.

- А!

- Прости.

- И что, он тоже любит "Битлз"?

- Что?

Нет, про "Битлз" я тогда не спросил, я спросил что-то другое. Не помню. Разговор с Леной ускользал куда-то, я терял его...

Возвращался домой, в метро, доборматывал - сам с собой: вспоминал.

"Он любит "Битлз"?"

"Нет."

"А, должно быть, джадай..."

"Какой ты глупый..."

"Нет, просто верный. Верный себе, тебе, наших, да, конечно, глупым, идеалам. Мы слушали вместе музыку, мы смеялись над "Звирьмариллионом", мы обсуждали возможные родственные отношения Люка и Императора..."

"Сколько можно играть в игры!"

"Не знаю... Вы отняли у меня все. Остались только игры."

"Полюби кого-то."

Так называлась одна из песен "Би Джиз", я чуть не задохнулся от внезапного ощущения собственного уродства.

"Я уже полюбил. И что из этого вышло?"

"Полюби кого-то еще."

"Нет. Я не смогу. Помнишь, у меня была песня: "однажды и навсегда" - я не смогу предать то, чем жил..."

"Изменись."

"И тогда ты вернешься?"

Вернешься.

- Дура, кукла! - заорал я, едва вошел в свою комнату, - ты дура, ты вещь! Вы все - вещи, суки!.. А Машенька - скотина, мразь!

Сбросил стопку книг на пол.

- Сучьи книги, это они во всем виноваты!

- Что случилось?

- Она дрянь, она хочет меня убить, из-за неё я бросил Веронику, а она...

Какой я сейчас глупый, жалкий. Что я смогу сделать? Неужели произошло что-то?.. Неужели - все?

Я упал на пол, прижал к животу колени, обхватил их руками. Хотелось плакать.

Сучьи книги.

Звонок: звонил телефон.

*

- Тебе плохо?

- Ты? почему?..

- У джадаев есть сила...

- Лена, я не знаю, как мне дальше жить.

- Ну вот, ты опять ничего не знаешь...

- Нет, нет! Я знаю! Мы должны сейчас встретиться.

- Сейчас?

Она словно обрадовалась. Так, так, тихо, на ощупь...

- Да, сейчас... Ты можешь сейчас выйти из дома?

- Могу, наверное.

Зачем? - мелькнула мысль. Но было уже поздно.

- Тогда... мы встретимся...

Они встретились.

Я опять и опять вспоминаю эту странную нелепую ночь. ...Каким-то чудом мы успели на последний поезд, после - ехали в древнем, почти шарообразном, автобусе за город, болтали о чем-то. И о прошлогоднем концерте Паши Кашина, и о последнем альбоме Пола Маккартни, и о наших, тех, встречах: мы погружались в мягкую темноту прошлого. Вдруг я рассказал ей про Веронику. Про одноименную песню. Зачем?

Но она поняла меня. Когда мы расстались, тогда - много лет назад - она пыталась покончить с собой - ела снотворное.

- А я, дурак, ждал тебя.

- ...Я до сих пор тебя немного боюсь, ведь я так и не научилась "жить на краешке жизни".

- "Немножечко жить..." Ты и сейчас не умеешь.

- Не умею. Давай не будем?..

- Посмотри на меня.

Я осторожно провел мизинцем по её бровям. Она устало улыбнулась и закрыла глаза.

- Скоро приедем, - вздохнул я.

Я уже засыпал. Тяжелая сумрачная усталость плавно наваливалась на меня.

Скоро мы будем вместе. Я попытался представить себе эту нашу, может быть, последнюю ночь. Нет, - образы разрушались один за другим, подступал гнусный таинственный страх.

Интервью с Бутусовым года два назад.

"А нет ли желания сделать новый альбом, действительно новый..."

"...У меня теперь только одна проблема, записать такой новый альбом, чтобы он был не хуже, чем предыдущий."

Я почему-то запомнил.

- А как же твоя работа?

- Я позвонила, отпросилась.

- Молодец...

Как просто. Мы изменились, мы иначе теперь живем, кто мы теперь друг другу? Как её спросить об этом? Как объяснить ей, что все теперь не так?.. Ведь мы так давно не были вместе.

"Потудань, потудань..." - елозили дворники на лобовом стекле автобуса. Что за суетливая бестолковость?

- Скоро приедем...

Повторил я.

Словно то просыпался, то засыпал вновь.

*

Оставшимися ещё с прошлого лета сухими полешками мы растопили печь. Заварили чай.

- Где-то здесь был магнитофон.

- Угу, я взял с собой кассеты.

- "Би Джиз"?

- Еще бы, ну, и "Тамбурин" с Кашиным...

- Давай Кашина.

- Сейчас найду, помнишь "Сашу"?

Ты светилась на сладостном подиуме

И, лаская хрустальный бокал,

Ты сказала :"Какой ты уродливый!"

Ты смеялась ужимкам зеркал.

И безумною бархатной бабочкой

Ты качалась на кольцах гардин.

Я боялся и ветра и лампочки,

Я боялся остаться один...

...И потом с беспредельною ясностью,

Оказавшись в глубоких мирах,

Буду помнить, что ты в безопасности,

В табакерке лелея твой прах...

Любовь: концерт. Нелепо, - но в ту ночь, - я осознал это, явственно, ярко: порой, когда еду на свой концерт, в метро, волнуюсь, - нет голоса, руки дрожат, начинаю повторять слова песен, понимаю, что забыл их... Но уже на сцене я просто вдруг забываю о том, что я что-то способен забывать: сомнения, страхи - остаются там, в гримерке, на улице. Я вдруг становлюсь самим собой, беззащитным и обнаженным, странной силы природным механизмом, который, потеряв на время и волю, и разум, - живет, живет так, как, может быть, и надо жить всегда.

- Мы задушим друг друга.

- Конечно.

- Обними меня крепче.

- Как тихо.

- Деревом пахнет.

- Слышишь, дождь...

Тогда, уже действительно засыпая, я подумал, что ведь в темноте люди говорят иначе, чем на свету; слова в темноте, теряя свои дневные яркие краски, начинают приобретать словно настоящее, истинное значение... Спящие, мы разговаривали шепотом. Наши голоса сливались. Мы, раскрытые, распахнутые друг в друге, став кем-то одним, засыпали; покой сковавшей нас темноты стал незримой сутью черного.