Мо Си ни на секунду не задумался о возможных последствиях, о нормах морали, принятых в обществе, и даже мысли не допускал, что может быть отвергнут.
Тогда он вообще ни о чем подобном не думал. Просто слепо рвался в бой, самым дурацким образом следуя велению своего сердца. Теперь, стоя возле казарменной палатки, он чувствовал, как дрожат его пальцы, вскипающая от возбуждения кровь быстрее бежит по жилам, а сердце срывается в болезненный бег. Горло сдавило так, что ему пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем решительно отдернуть теплый полог.
— Гу Ман...
На звук его голоса повернулся молодой заклинатель. Несмотря на полевые условия, ему удавалось сохранять чопорный и праведный облик. В то время этот юноша по имени Лу Чжаньсин был одним из лучших друзей Гу Мана.
Этот юноша, известный довольно вздорным характером, был также наперсником Мужун Ляня и вырос вместе с Гу Маном. Сейчас Лу Чжаньсин в одиночестве сидел в палатке, изучая книгу по фехтованию и поедая фрукты. Увидев Мо Си, он на мгновение растерялся:
— Молодой господин Мо?
— ...
— Почему вы здесь?
— Где Гу Ман?
— О, вы тоже его ищете? — Лу Чжаньсин с удовольствием вгрызся в сочную грушу и вдруг фыркнул и ухмыльнулся. — Почему так много людей ищут его сегодня вечером?
— Кто еще его искал?..
— О, ничего особенного. Всего лишь несколько наших друзей хотели развлечься вместе с ним в соседней деревне. Господин Мо, вы их не знаете. Я тоже собирался пойти с ними, но моя нога еще не зажила, так что для меня слишком уж хлопотная эта затея...
Лу Чжаньсин продолжал болтать ни о чем, отчего тревога в сердце Мо Си стала только сильнее. Прикусив губу, он спросил:
— Куда он пошел?
Лу Чжаньсин ухмыльнулся и открыл рот, собираясь ответить на его вопрос.
Но как раз в тот момент, когда Мо Си был готов снова получить тот ответ в своем сне, он почувствовал сильную боль.
…Как будто его сердце инстинктивно хотело защититься от новых мучений. Непроглядная тьма упала с небес на землю, поглотив все, включая те слова Лу Чжаньсина. Хрупкий мир сна в мгновение ока превратился в пыль.
Мрак становился все более черным, сон давил все сильнее, пока все звуки и цвета не исчезли.
В конце концов, не осталось ничего.
Бесцветная и беззвучная пустота.
Мо Си разбудил щебет птиц в саду его поместья. Он медленно открыл глаза, постепенно приходя в сознание, словно отраженная в воде луна[3] разбилась вдребезги. Обессиленный и потерянный он оказался выброшен на пустынный берег.
[3] 镜花水月 jìnghuā shuǐyuè цзинхуа шуйюэ «цветы в зеркале, луна в воде» — мираж, иллюзия, несбыточная мечта.
— Гу Ман...
Все еще чувствуя послевкусие сна, Мо поднял руку. На горячей коже все еще осталось несколько капелек пота, быстро билось сердце, и в крови бурлила та неудержимая юношеская страсть, но содержание сна постепенно стиралось из памяти.
— Ваша светлость... — заметив, что он проснулся, Ли Вэй с поклоном подошел к нему. — Князь Чанфэн с утра пораньше прислал людей с дарами. Я распорядился оставить их в приемной[4]. Вы примите эти подношения, ваша светлость?
[4] 花厅huātīng хуатин «цветочный павильон»— приемная, гостиная за пределами дома, обычно павильон в саду.
— Князь Чанфэн?
Только проснувшись от тяжелого сна, Мо Си все еще чувствовал себя расстроенным и разбитым. Даже такой блестящий талант своего времени, как божественный Князь Сихэ, мог позволить себе иногда быть простым смертным, захваченным тенями болезненного прошлого. Он потер лоб и нахмурил брови, восстанавливая в памяти, кто же такой этот князь Чанфэн…
Этот старый аристократ сегодня переживал не лучшие дни. Разорившийся и утративший влияние при дворе дворянин давно уже считался «князем» исключительно на словах. Долгие годы этот человек не появлялся в обществе.
Все еще раздраженный Мо Си снова потер лоб и спросил:
— Чего он хочет добиться, посылая мне эти подарки?
— Он ничего не передал на словах.
Мо Си привык жить и поступать по совести, поэтому, после недолгого раздумья, он распорядился:
— Тогда верните ему подарки и передайте, что я благодарен за добрые намерения, но так как нет никакого повода, не желаю ничего принимать.
— Да.
После того как Мо Си умылся и переоделся, он отправился в приемную, чтобы посмотреть, что ему прислал разорившийся аристократ, и был по-настоящему шокирован увиденным. Жемчуг и нефрит, рулоны шелка, коробки с редкими лекарственными снадобьями и еще множество коробок с неизвестным содержимым. Осмотревшись, Мо Си нахмурился и спросил Ли Вэя, который как раз отдавал распоряжения относительно даров:
— Князь Чанфэн совершил какое-то преступление?
— Что? — Ли Вэй был искренне удивлен этим вопросом. — Нет...
— Тогда в чем смысл всего этого?
— Так это… — Ли Вэй осекся, а про себя подумал:
«Может потому, что дочь князя Чанфэна в свое время оскорбила слишком много молодых людей в Академии Сючжэнь. Многие из тех юношей оказались сынами очень влиятельных отцов. Посылая князю Сихэ дары сейчас, когда он только вернулся в город, и никого не знает, старик пытается прощупать ситуацию и завязать полезное знакомство с Великим Маршалом».
Тем не менее управляющий Ли Вэй был слишком умен, чтобы произнести это вслух. Он давно понял, что лучше не лезть в дела аристократических семей, поэтому ответил:
— Если ваша светлость не знает, откуда знать простому управляющему.
Размышляя о намерениях князя Чанфэна, Мо Си еще несколько раз окинул взглядом подарки, но, в конце концов, сегодня ему было слишком лень уделять внимание этому вопросу. Отряхнув рукав, он распорядился. — Я ухожу и к обеду не вернусь, так что скажите кухне, что готовить для меня без надобности.
— Э… — ответил Ли Вэй и, не удержавшись, с любопытством покосился на Мо Си.
Его светлость в последнее время сам на себя не похож.
После возвращения из особняка Ваншу, даже если у них не было совещаний в Ведомстве, теперь в любую погоду князь Сихэ каждый день выходил на пробежку. Бывали случаи, когда он бегал весь день, возвращаясь только поздно вечером. А главное, слугам было строго настрого запрещено следовать за господином в его забегах.
Обдумав эти странности в его поведении, Ли Вэй мог предположить только одно: похоже, его господин регулярно тайно встречается с какой-то женщиной...
Стоило этой мысли сформироваться, Ли Вэй так испугался, что его бросило в холодный пот...
Нет! Нет! Нет!
Как это может быть? Как это может быть?
С одной стороны Мэнцзэ, с другой Яньпин, не говоря уже о множестве других девиц из благородных семей и просто разратных девок. Все они пытались растопить ледяное сердце князя Сихэ, но до сих пор никому это так и не удалось.
Ли Вэй подумал: если князь Сихэ действительно встречается с какой-то девушкой за спиной у всех, то речь идет не иначе, чем о какой-то коварной[5] красавице?
[5] 祸水 huòshuǐ хошуй — губительная вода (женская стихия, которая может уничтожить/залить мужскую энергию — огонь); смертельная опасность; невзгоды и беды.
С невозмутимым лицом Мо Си сел за столик в чайной на углу улицы и заказал чайник исиньского чая. Вскоре принесли чай с сухофруктами, и Мо Си стал медленно потягивать чай, не сводя сияющего взгляда с другой стороны улицы.
Из чайной открывался отличный вид на задний двор доходного дома «Ломэй», где был обустроен пруд с цветущими лотосами.
Вот только его «грязная вода» слишком уж давно здесь не появлялась.
Было время, когда Гу Ман каждый день сидел здесь в одиночестве. Он ничего не делал, просто молча наблюдал за рыбой, резвившейся в лотосовом пруду.
Его лицо было совершенно пустым. Издалека он был похож на живую статую, занесенную снегом.
Сначала Мо Си не мог понять, что такого интересного было в этой рыбе, пока однажды не заметил, что Гу Ман, преклонив колени, пытается схватить карпа. Ему это не удалось, и Гу Ману оставалось только смотреть, как рыба скрылась в глубине вод, сглатывая подкатившую к горлу слюну. После этого его затуманенный взгляд постепенно обрел осмысленность.
Тогда Мо Си наконец понял, что Гу Ман был просто очень голоден.
В день инцидента в поместье Ваншу Мужун Лянь приказал не кормить его в течение месяца. Прошло уже десять дней и, очевидно, несправедливо обиженный Гу Ман попытался сам поймать себе еду...
Вот только с того дня Гу Ман больше не появлялся на берегу пруда, и, хотя Мо Си приходил сюда каждый день, он больше так и не смог увидеть сидящего на корточках человека на мосту.
Сегодняшний день не стал исключением.
Медленно допив чай, Мо попросил у хозяина второй чайник и еще долго сидел в чайной в надежде увидеть Гу Мана.
Он уже пять дней подряд не выходит на улицу. Что же случилось в государственном доходном доме «Ломэй»?
Мо Си какое-то время размышлял на эту тему. Хотя его лицо ничего не выражало, на душе было очень неспокойно. Он с трудом допил последнюю чашку чая, но и ей не удалось погасить огонь, вспыхнувший в его сердце. Наконец, Мо Си встал на ноги и перешел через улицу...
Автору есть что сказать:
«В режиме признаний[6]»
Признание 20-летнего Мо Си: — Не считаясь ни с чем, я буду идти напролом и собью с прямого пути своего Гу[7].
Признание 30-летнего Мо Си: — Я больше не хочу ни в чем признаваться.
Признание вполне адекватного Гу Мана: — Я подтверждаю, что добросовестно и на полном серьезе сплю с тобой.
Признание Гу Мана в волчьей версии: — У тебя такой богатый мех, можно мне разжиться парой клочков[8]?
Признание малыша Юэюэ[9]: — Вы безжалостнее, чем мой четвертый дядя!
Признание Цзян Есюэ: — Я вдовец. И не планирую брать вторую жену. Я говорил это множество раз.
Признание Мужуна Ляня: — Гу-нян[10] этого почтенного, ты добиваешься, чтобы меня с грязью смешали в комментариях?
[6] 模式 — режим, метод, но читается как «мо ши», возможно, тут намек на то, что все признания так или иначе касаются Мо.