Возможно, именно этот пронизывающий до костей взгляд придал Гу Ману силы, и в этот момент, отбросив руку Мо Си, он попытался сбежать.

Мо Си рыкнул:

 – Стоять!

Огненный шар завис в воздухе, в то время как Мо Си мертвой хваткой вцепился в запястье Гу Мана.  

Его движение было слишком сильным, а Гу Ман за короткий период времени получил слишком много внешних стимулов. В воздухе вокруг него вспыхнули искры, прежде чем защитный массив активировался на полную мощность. Множество бесплотных лезвий вырвались из тела Гу Мана и устремились к Мо Си с явным намерением залить этот грязный сарай его благородной кровью.

Но в самый опасный момент произошло нечто совсем уж странное.

Стоило мечам защитного массива коснуться Мо Си, как они превратились в хрустальные крылья, в тот же миг опавшие на землю сотнями сияющих перьев...

Гу Ман испуганно замер. В отличие от него, Мо Си уже знал, что против него этот защитный массив совершенно бесполезен. Сжав еще сильнее руку Гу Мана, он дернул его на себя, притягивая еще ближе.

После мгновенного замешательства, осознав, что оказался в плену чужих рук, Гу Ман начал отчаянно сопротивляться, пытаясь ударить Мо Си, или пнуть его ногой.

С трудом справляющийся со своим бешеным темпераментом Мо Си рыкнул:

– Хватит дергаться!

Услышав тихий голос так близко, Гу Ман вскинулся и задрожал, охваченный паническим ужасом. Конечно, он знал, что этот защитный массив был его последней линией обороны, и теперь ему, словно лишенному клыков и когтей одинокому волку, оставалось только умереть, не в силах оказать сопротивление этого разъяренному, настроенному против него человеку.

– Не... – наконец, выдохнул он, чуть дрожа.

Грудь Мо Си бешено вздымалась. Он почти с ненавистью посмотрел на мужчину в своих объятиях и сквозь зубы процедил:

– Что «не»?

– Не… – испуганный Гу Ман, казалось, забыл человеческий язык. Каждое медленно произнесенное слово словно застревало у него в горле, – ...убивай меня...

Мо Си лишился дара речи.

 Эта пара лазурных глаз смотрела на него с совершенно животным испугом и печалью, а их обладатель так неумело и неловко молил его:

– Я… – губы приоткрылись, потом сомкнулись, затем снова открылись. – Я... хочу жить…

И сердце Мо вдруг дрогнуло.

Их взгляды встретились, и шрам на груди Мо Си снова болезненно запульсировал.

«...Я хочу жить! Но хочу жить с чистой совестью, что в этом плохого? Мо Си, ты меня понимаешь? А?! Сейчас я не могу так жить! Мне плохо, мне не по себе! В моих снах только лица мертвых людей! Когда я просыпаюсь, то просто не могу жить дальше! Знаешь, что это за пытка, каждую ночь хотеть умереть?! Ты ни черта не понимаешь!»

Прежде чем Гу Ман стал предателем, однажды он, потеряв контроль над собой, разбушевался так, что, ревя от ярости, сжал в руках чашу настолько сильно, что она треснула, и кровь пролилась на пол, как вино.

Мо Си понимал его боль.

Но что он мог тогда сделать?.. Только оставаться рядом с рыдающим, бушующим, вдрызг пьяным Гу Маном. Только поддерживать, ожидая, когда душевная боль утихнет, и старые шрамы перестанут так мучить его.

После, когда Гу Ман очнулся от того пьяного дебоша, он больше не упоминал об этом, но интуитивно Мо Си чувствовал, что теперь за этой его всегда такой открытой и доброжелательной улыбкой было скрыто что-то, что он никак не мог ухватить.  

Позже, когда Император отослал его из столицы, Гу Ман пригласил его вместе выпить на дорожку. Именно тогда, улыбаясь, он и сказал, что собирается стать плохим человеком. Мо Си не поверил ему.

Но когда вернулся, то нашел одурманенного Гу Мана в публичном доме. Он и правда превратился в совершенно другого человека.

А вскоре после этого Гу Ман стал предателем.

На самом деле, эти шрамы на сердце Мо Си никогда не заживали. Просто на старые раны ложились новые.

Он хочет жить. И все же, ежедневно, каждую ночь, он хочет умереть.

Вот так, день за днем, он мечтает просто сгореть безвозвратно.

А теперь, движимый животным инстинктом самосохранения, этот голубоглазый Гу Ман так тихо и печально молил его:

 – Я хочу жить…

Мо Си закрыл глаза и сказал:

– Я ничего тебе не сделаю.

Человек в его объятиях продолжал дрожать.

Видно было, что он долго голодал. Щеки впали, грязные длинные черные волосы падали на лицо.

Он продолжал смотреть в лицо Мо Си, и тот также смотрел на него, не отводя взгляда. Потребовалось время, чтобы Гу Ман немного успокоился и перестал дрожать.

Но стоило Мо Си протянуть к нему руку, как глаза Гу Мана испуганно распахнулись, взгляд заметался, словно он инстинктивно искал способ сбежать, хотя разумом понимал, что у него ничего не выйдет.

– Это я...

– ...

Очевидно, он пришел сюда, движимый подозрениями, разочарованием, ненавистью и противоречиями в своем сердце.

Но стоило ему увидеть бьющегося в панике Гу Мана, Мо Си словно попал в глаз бури и шторм в его сердце мгновенно утих. Он и сам не знал, куда делось его желание пытать, оскорблять и унижать Гу Мана.

– Ты все еще помнишь меня?

Помолчав, он, сам не понимая зачем, добавил:

– Если даже не помнишь, ну и ладно.

Гу Ман не издал ни звука. Не дождавшись ответа, Мо Си дернулся, чтобы уйти, но в этот момент услышал тихий голос:

– Ты посещал меня в борделе.

На несколько мгновений Мо Си просто лишился дара речи.

– Послушай, – темный огонь снова вспыхнул в его сердце, сквозь зубы он процедил, – впредь никогда не произноси этих слов в моем присутствии. В тот день я пришел к тебе, чтобы поговорить, а не... не ... – его губы так и не смогли произнести слово «блудить». Потемнев лицом, Мо Си отвернулся. Спустя какое-то время, он все же решился сказать:

– Запомни, мы только разговаривали.  

– Разговаривали… – пробормотал Гу Ман, наконец, немного расслабившись. Но его странные глаза продолжали считывать каждую эмоцию с лица Мо Си.

Наконец, он, медленно выговаривая слова, спросил:

– Но… все же, почему?

– Что «почему»?

– Почему... мой… – Гу Ман все еще не мог собраться с мыслями, поэтому у него не получалось говорить так спокойно и связно, как в ту ночь, когда они встретились после долгих лет разлуки. Он был истощен и напуган, поэтому ему с трудом удавалось выговаривать по одному слову. – Мои мечи... исчезли. Я напал на тебя, но не смог ударить.

Мо Си ответил не сразу. Его взгляд постепенно становился все более мрачным и холодным.

– Почему?  

– ...

«Почему?»

На том памятном званом ужине у Мужун Ляня многие гости сетовали, что никто в мире не знает секрет удивительного защитного массива Гу Мана. На самом деле они ошибались.

Среди них был человек, который не только был знаком с принципом действия этого защитного массива, но и точно знал, как именно он был создан.

Но тогда Мо Си не проронил ни слова.

Сейчас же он не сводил взгляда с лица Гу Мана, одной рукой продолжая удерживать его, другой заставил поднять подбородок, а затем огрубевшие пальцы соскользнули вниз по шее и замерли на печати в виде лотоса.

Мо Си возвышался над Гу Маном подобно скале. В повисшей тишине он нежно ласкал тонкую шею, и в глубине его зрачков разгорался яростный огонь. Казалось, что в любой момент этот человек может броситься на Гу Мана, впиться зубами в цветочную печать и разорвать его сонную артерию. В этот момент он хотел только, чтобы здесь и сейчас Гу Ман, наконец, умер в его объятиях и больше никогда не смог обмануть, предать и разочаровать его.

Только тогда он будет послушным.

Вероятно, из-за того, что его взгляд был слишком безумным и исступленным, почувствовав, что что-то не так, Гу Ман поспешно отвел взгляд и попытался отодвинуться. Его губы чуть дрожали, словно он что-то бормотал себе под нос.

Наконец, в тишине раздался низкий голос Мо Си:

– Не используй его снова.

– !..

– Неважно, как и сколько раз ты будешь призывать, это не сработает.

Гу Ман был поражен:

– Ты... знаешь?

– Я знаю, – взгляд Мо Си оторвался от лотоса и сконцентрировался на безбрежных голубых глазах Гу Мана.

– Этот защитный массив не появится сам по себе, если ты сам не пожелаешь призвать его. Он откликнется только на искреннюю просьбу, идущую от сердца.

Гу Ман мгновенно побледнел еще больше. В шоке он уставился на Мо Си широко открытыми глазами.

Выражение лица самого Мо Си также было очень сложным. Ненависть к этому человеку укоренились в нем слишком глубоко, но сейчас, когда она вступила в противоречие с другими чувствами, он совсем запутался и не знал, как теперь поступить.

– Но если я наложу запрет, он не появится, – Мо Си сделал паузу, его глаза потемнели еще больше, бледные губы, казалось, с трудом двигались, выговаривая слово за словом. – Потому что он слушает не только тебя, но и меня. Этот защитный массив принадлежит не только тебе.

С каждым словом, которое он произносил, Гу Ман становился все бледнее, в итоге цвет его кожи сравнялся оттенком с листом бумаги. В оцепенении он смотрел на лицо Мо Си, которое было так близко, что он мог коснуться его, лишь подняв руку.

– Но… почему?..

Тяжело дыша, Мо Си опустил голову и посмотрел на него в упор. Хотя он и не хотел показывать свои эмоции, боль в его глазах было сложно скрыть. Его ресницы задрожали, перехватило горло.

 – Гу Ман... – Мо закрыл глаза, прежде чем продолжить, – ты на самом деле ничего не помнишь?

Зрачки Гу Мана расширились, в глазах цвета морской воды отразилось лицо Мо Си.

– Ты.… Он не может устоять... перед тобой, – пробормотал он. Его лицо выражало лишь звериную настороженность. – Так… почему он слушается тебя?

Теперь по выражению лица было не понять, спокоен Мо Си, или испытывает боль. С трудом разомкнув бледные губы, он холодно ответил:

– Конечно, он слушается меня.

– …

Тишина.

Мо Си зажмурился.

А потом, словно бурлившая внутри лава эмоций, наконец, прорвала все заслоны и хлынула в его сердце. Когда он снова открыл глаза, его зрачки полыхали алым огнем, и пламя гнева излилось на Гу Мана злыми словами: