- Мэнцзе, теперь то же самое и со мной. Неважно, насколько это тяжело, неважно, каков будет результат, не важно, сколько времени это займет, - сказал Мо Си, - до тех пор, пока он жив, пока я жив, я не поверну назад.

- Пока кто-нибудь из нас не умрет.

Зеленый бамбук у бледной стены двора слегка покачивался, купаясь в ветре и дожде, издавая влажный и унылый шелест.

Мо Си сказал последние слова:

- Или пока он не поправится.

Мэнцзе посмотрела на мужчину перед ней. Она слышала много сплетен в городе в эти дни. На самом деле, как одна из самых близких ему людей, она знала больше, чем многие люди. О том, что думал Мо Си и что Гу Ман значил для него.

Но из-за этого она считала Мо Си слишком сильным.

Мо Си держал в руках пригоршню огня, перед ним была тёмная дорога. Все что он получил – это удручающие новости, но он все это выдержал.

Она много лет работала врачом и видела самых разных людей, которые выглядели робкими, отчаявшимися, замкнутыми и неуправляемыми перед лицом трудностей.

По разным причинам она видела, как дети с грустью отказывались от своих тяжелобольных родителей, а мужья трусливо бросали своих слабых жен... Этих людей, возможно, загнали в угол, поэтому они могли только склонить головы.

Она была не ими. Она не знала страданий жизни этих людей, поэтому не хотела судить, был ли их выбор правильным или неправильным, эгоистичным или слабым.

Но уже привыкнув видеть теплоту и холодность человеческих отношений, она почувствовала, как ее сердце вдруг дрогнуло из-за упрямства некоего человека, который всегда противился судьбе.

Мо Си не жаловался, не критиковал, не доставлял необоснованных неприятностей и не выходил из-под контроля.

Хотя даже дурак мог увидеть, что эмоции между его бровями были слишком тяжелыми, было заметно также, что кончики его пальцев слегка дрожали. Но этот человек жил слишком трезво и был слишком жесток к себе. Он не позволял своим эмоциям вырваться наружу, даже если бы это могло немного облегчить его страдания.

От начала до конца он имел дело с этими кошмарами, которых было достаточно, чтобы разбить его сердце бесчисленное количество раз, с каким-то жестоким спокойствием по отношению к самому себе.

Наконец Мэнцзе вздохнула и сказала:

- Техника Призыва Души... Это одна из трех ветвей запретных техник Возрождения. И чтобы овладеть медицинским совершенствованием этой магии, помимо глубокой медитации, должны быть еще возможности практиковать эту магию.

- В легендах медицины большинство таких людей близки к великой власти, их местонахождение неизвестно, они почти что мифы.

- Но...

Мэнцзе на мгновение замолчала, придерживая манжеты своими тонкими пальцами, и подняла голову, как будто приняв какое-то решение:

- Однажды я прочла одну легенду в медицинских записях. К северу от города Линьань, раньше были дремучие леса и горы. Там жил отшельник, который овладел техникой Возрождения.

Пока она говорила, она почти могла видеть свет, собирающийся в темных глазах Мо Си.

Мэнцзе сказала:

- Извлечение души - это первый шаг техники Возрождения. Если слухи правдивы, этот мудрец наверняка сможет призвать две пропавшие души Гу-шисюна...только...

Она отвела глаза и прошептала:

- Только это всего лишь слух. Невозможно проверить, есть ли в Линьань такой великий заклинатель. А еще слухи говорят, что характер у этого мудреца крайне непредсказуемый. Если он счастлив, то кого-нибудь спасет. Если недоволен - намеренно причинит вред. Поэтому, даже если ты действительно найдешь его, неизвестно, будет это благословением или проклятием.

Но сказав это, Мэнцзе посмотрела на Мо Си и поняла, что этот человек никогда не сдастся.

Мэнцзе вздохнула:

- Мо-дагэ, если ты действительно хочешь уйти, я не могу тебя остановить. Война между Чунхуа и Королевством Ляо началась. Лянь-дагэ серьезно ранен. Он при смерти, не знаю, смогу ли я спасти его. Если ты действительно сможешь помочь Гу-шисюну выздороветь, это будет очень хорошо для Чунхуа. Просто этот вопрос имеет большое значение... Боюсь, мой Царственный Брат не позволит тебе покинуть столицу.

Она сделала паузу и сказала:

- Что ж, возвращайся в особняк, чтобы отдохнуть. Пытаясь подавить темную энергию Гу-шисюна ты также получил много травм. Я все объясню моему Царственному Брату и буду умолять его за тебя.

Закончив говорить, она мягко и нежно улыбнулась Мо Си, хотя так и не смогла скрыть печаль в своих глазах.

- Извини, я не первая, кто об этом узнал. Меня не было рядом с тобой, когда твоя семья была в беде... Позволь мне помочь тебе на этот раз. Если сможешь... Вернись к людям, которые заботятся о тебе.

Она опустила голову, ее волосы обнажили прекрасную белую шею.

- Тогда я тоже буду очень счастлива.

- Не волнуйся. Позволь мне поговорить с моим Царственным Братом.

Дождь шел все сильнее и сильнее. Мэнцзе сказала еще несколько слов, объясняя Мо Си, на что следует обращать внимание при использовании лекарств. Она позвала Юэ Нян и они взяли зонтики и ушли. Мо Си также вошел в комнату, чтобы продолжить заботиться о Гу Мане. Только несколько слуг остались стоять в пустом дворе.

Слуга Ли был среди них.

- Мастер, почему ты хмуришься? О чем ты думаешь?

Недавно нанятый слуга вывел Ли Вэя из ступора. Ли Вэй оторвал взгляд от стены и откашлялся.

- ... Ни о чем.

Неудивительно.

Только что он слышал разговор принцессы Мэнцзе и своего хозяина и чувствовал себя неловко.

Ли Вэй когда-то был рабом во дворце. Он видел слишком много жен и наложниц.

Хотя эти женщины родились в знатных семьях, в конце концов они все же были людьми. А люди всегда будут иметь чувства, от которых невозможно легко избавиться.

Вот почему есть люди, которые сидят в одиночестве в пустой палатке до рассвета, и люди, которые от души смеются в своем дворце, когда слышат, что любимая наложница, пользующаяся большим благоволением, умерла от болезни. Тогда есть расчет, ненависть и ревность.

Было бы так много тех, кто сдался бы. Но Мэнцзе была девушкой, которая удивила Ли Вэя.

Хотя она боролась, чувствовала печаль и нежелание, Ли Вэй чувствовал, что эта ее борьба, печаль и нежелание были слишком фальшивыми, как блеск на лице красавицы. Отпустить свои чувства было не так просто, не говоря уже о том, что она ждала Мо Си более десяти лет. Или, будучи одной из трех добродетелей Чунхуа, она действительно отличалась от обычных женщин?

Подумав об этом, Ли Вэй не мог не нахмурить брови.

Автору есть, что сказать:

Этот гроссмейстер, знающий технику Перерождения, не Чуайчжуо из 2 ХА, я думаю, те маленькие друзья, которые читали "Вторую собаку", подумали бы, что этот человек - Хуайцзуй. На данный момент Хуайцзуй еще не родился, гроссмейстер в легенде - это человек, который позже научил Хуайцзуя этой технике ~

Глава 162.

Ложь

После ухода Мэнцзе полил дождь. Время от времени гремел гром. Гроза накрыла Чунхуа.

Гу Ман все еще спал, но Мо Си знал, что он боится грома, поэтому остался в доме и никуда не уходил. Стоя у окна, он отрезал часть фитиля золотыми ножницами и тусклое пламя вдруг вспыхнуло, заставив комнату ярко мерцать.

Он вернулся к Гу Ману и сел на край кровати. Подушка почти сползла с кровати, и Мо Си поднял руку, чтобы поправить ее.

В этот момент он нашел под подушкой свиток.

Мо Си был удивился и вытащил этот безымянный свиток. Перевернув страницу и увидев на ней знакомый почерк, он сразу же все понял.

Это были случайные заметки, которые Гу Ман писал каждый день, чтобы сохранить свои воспоминания.

Однажды он уже хотел прочитать его, но тогда Гу Ман остановил его, сказав, что если Мо Си прочитает это, то он будет крайне смущен, и попросил его прочитать только после того, как он снова потеряет память.

Гу Ман понял, что эти слова только больше расстроили Мо Си, поэтому попытался убедить его в том, что он возможно будет помнить все еще десять или двадцать лет, и сказал, чтобы Мо Си не слишком беспокоился.

Неожиданно, эти «десять-двадцать лет» так и не прошли.

Мо Си положил страницы себе на колени, опустил глаза и прочитал каждое слово. Гу Ман много чего написал в этом сборнике воспоминаний. Он писал о своей учебе в Академии, о первой военной службе, о Лу Чжаньсине, Мужун Ляне, императоре и, конечно же, о самом Мо Си. Вскоре Мо Си обнаружил, что независимо от того, как плохо люди обращались с Гу Маном, он помнил в других только хорошее.

В этом толстом свитке не было ни слова жалобы.

Очевидно, его часто унижали в Академии, но он написал только: «Лепешки в северном дворце Академии золотистые и хрустящие, дешевые и хорошего качества, действительно вкусные».

Когда он только присоединился к армии на линии жизни и смерти, Гу Ман написал: «У меня появилось много друзей, и никто из людей вокруг меня не погиб, что очень хорошо».

Он написал о Лу Чжаньсине, сказав, что этот человек был «героем», и императоре, сказав, что тот «глубоко обеспокоен».

Даже когда он писал о Мужун Ляне, почерк его был тонким и спокойным: «Старый друг однажды сказал, что он добр ко мне, и к этому нельзя относиться легкомысленно»

Он писал только о хорошем.

Несчастье, коварная злоба и боль в его жизни, о которых он не просил, были им небрежно вычеркнуты. Придя однажды в этот мир, он страдал за свою слишком легкомысленную мечту, но ему лишь хотелось вспомнить все то добро, что он встречал. А уродливые, темные, злые воспоминания... Они просто пыль на теле после падения. Стоит лишь отряхнуть их и не вспоминать более.

Глядя на эти записи, могло показаться, что Гу Ман жил такой хорошей и мирной жизнью в прошлом.

Как будто всю жизнь встречал лишь доброту.

Воск бесшумно стекался в лужу в подсвечнике. Мо Си несколько раз задыхался, читая этот теплый свиток памяти. Чтение заняло много времени.

Как раз когда он снова вернулся к странице, на которой Гу Ман описывал, как впервые увидел Мо Си во дворе Академии, он вдруг услышал легкое движение, похожее на копошение маленького животного. Поспешно вытерев слезы, он повернул голову и увидел, что Гу Ман проснулся и молча наблюдает за ним парой своих озерно-голубых