Он позвал Туберона:

- Построиться клином!

Центурион подтвердил приказ, и люди, следовавшие за ним, разошлись по флангам со строем в глубину.

Катон скомандовал передать приказ по турмам, и порядки быстро приблизились к ожидающей пехоте, которая уже была сама глубиной в несколько шеренг. Он приготовил свой щит, подготовился выхватить в нужный момент меч и рассчитал постепенное увеличение темпа, прежде чем начать атаку, затем оглянулся, чтобы убедиться, что Макрон и Гитеций находятся рядом с ним позади, где он сможет лучше всего защитить их, когда они врежутся в строй врага. Свет теперь был достаточно сильным, чтобы он мог различать детали в линии повстанцев и видеть смесь оружия и доспехов, которые они имели, большая часть которых была снята с погибших воинов Девятого легиона и ветеранов, павших в Камулодунуме. Было также много змеиных щитов и галльских шлемов, которые бриттские воины спрятали, вместо того чтобы передать их римским чиновникам, как им приказал предыдущий наместник.

- Рысью! - крикнул он, и Туберон увеличил темп первой турмы, а за ней по очереди последовали и все другие подразделения. Когда между центурионом и противником осталось всего двести шагов, Катон отдал приказ идти в полный галоп и, когда разрыв сократился, проревел: - В атаку!

Туберон вытащил меч и замахал им, описывая дикий круг над головой, в то время как его люди опустили наконечники копий и сгорбились вперед, готовясь к неизбежному столкновению с врагом. Катон вытащил свое оружие, но держал его поднятым и слегка отведенным в сторону, сжимая поводья и рукоятку щита в левой руке и чувствуя успокаивающее давление лук седла, твердо удерживающих его на месте. Земля грохотала от стука копыт, и он мог слышать рвущее фырканье дыхания своей лошади, когда пряди ее гривы развевались в проносящемся мимо воздухе. Его сердцебиение ускорилось, и, несмотря на усталость, боль в мышцах исчезла, и его наполнило нервное веселье неизбежной схватки за свою жизнь.

Нелегко было устоять перед приближающейся кавалерийской атакой, и Катон увидел, как горстка врагов поспешила уйти с пути приближающихся конных ауксиллариев. Он догадался, что многие из тех, кто выстроился в линию, никогда раньше не сталкивались со всадниками и были скорее всего достаточно напуганы.

Затем течение времени, которое, казалось, несколько минут назад замедлилось, внезапно закрутилось в круговерти смертельной сечи, когда передовая турма врезалась в ряды повстанцев со стуком конских крупов по щитам, плотью о плоть, грохотом оружия и резким ржанием лошадей, ауксилларии сбивали людей с ног и наносили раны тем, у кого хватило храбрости нанести ответный удар по лошадям и людям, скачущим на них. Туберон и его турма глубоко погрузились в массу мятежников и погнали своих лошадей, разбрасывая врагов ударами копий и сбивая других щитами. Прежде чем импульс угас, Катон и вторая турма ворвались в брешь, проделанную центурионом и его людьми. Несколько повстанцев все еще стояли на ногах, и большинство старалось избежать надвигающегося удара всадников второго клина, но некоторые, более храбрые, чем их товарищи, продолжили сопротивление. Катон направился к человеку с топором на длинной рукояти и сбил его с ног, прежде чем он успел нанести удар. Его лошадь споткнулась, растоптав тело повстанца, но сумела удержаться на ногах, рванувшись дальше вперед.

Первые две турмы слились в одну беспорядочную массу, продвигаясь вперед, прорываясь через линию обороны. Справа от себя он увидел, как крепкий воин-мятежник с кабаньим копьем, твердо воткнутым под его ногой, пронзил ауксиллария в живот, вырвав человека из седла. Его тело врезалось в перекладину за острием оружия, и его конечности на мгновение дернулись, прежде чем воин опрокинул его в сторону на землю, где он вырвал окровавленное копье. Лошадь без всадника поскакала дальше, лавируя между одиночными схватками, пока не вырвалась на открытое место и не помчалась по открытой местности.

Катон рубанул в одну сторону, изогнулся в седле и рубанул в другую, поворачивая лошадь влево и вправо, расчищая путь для Макрона и Гитеция. Он прорвался сквозь скопление легковооруженных повстанцев, которые бросились в сторону, а затем оказался на открытом месте за линией фронта вместе с несколькими бойцами первой турмы, которые собирались развернуться, чтобы продолжить бой.

- НЕТ! - заорал он на них. - Продолжать отход!

Они продолжали двигаться на высокой скорости подальше от поля боя и мчались к дороге, ведущей от северных ворот города. Среди бегущих гражданских лиц была большая группа всадников, ехавших кучками, и Катон легко мог различить шлемы с гребнями и алые плащи Светония, его штабных офицеров и телохранителей, спасшихся из города. Наместник, должно быть, понимал, что любая попытка отразить атаку безнадежна, и что бегство предпочтительнее героической гибели, которая подарила бы Боудикке еще один престижный и ужасный трофей, которым она могла бы размахивать перед своими последователями. Следом за ними шли первые повстанцы, которые преследовали их по улицам, убивая легкую добычу из мирных жителей, а также нападая на всех отставших из небольшого отряда Светония.

Остальная часть Восьмой когорты прорвала линию врага, хотя и ценой некоторых потерь, и теперь воссоединилась со своими товарищами, направлявшимися к дороге. Катон направил своего коня вместе с Тубероном и выжившими бойцами первой турмы и взял на себя управление направлением их движения. Хаос и побоище на дороге убедили его отвести когорту на небольшое расстояние в сторону, где бы они не расстроили свои порядки.

Пока они скакали дальше, их уши заполнились испуганными криками, доносившимися неподалеку. Катон видел, как трое повстанцев зарубили семью своими длинными мечами. Отец бросился вперед перед своей юной дочерью и был сбит ударом в шею, который почти отрубил ему голову. Убив остальных, бритты прижали девушку к земле, а первый из них воткнул в землю меч и спустил штаны. Дальше группа мятежников грабила телегу, вокруг которой лежали окровавленные тела ее владельцев. Неподалеку стояли спиной к спине два пеших ауксиллария, против которых сгрудились по меньшей мере десять противников. Когда первый был пронзен копьем в правый бок, повстанцы набросились на его товарища, яростно нанося удары мечами и топорами. Оргия насилия была наполнена мстительной жаждой, свидетелем которой Катон раньше не был, и он отвел взгляд и погнал своего скакуна.

Первые лучи восходящего солнца протянулись над горизонтом, отбрасывая длинные тени в аляповато-розовом зареве, что только добавляло ужаса происходящему. Через километра три по дороге Катон увидел, что они обогнали всех, кроме горстки всадников, и враг прекратил преследование, радуясь своему последнему кровавому триумфу. Он остановил отряд, как только они вышли на дорогу на возвышенности, и повернул назад, чтобы увидеть, что в павшем городе уже полыхают первые пожары. За Веруламиумом он смог увидеть огромную, неуправляемую колонну армии Боудикки, ползущую на север по пологому холмистому ландшафту.

Туберон покачал головой.

- Как мы можем когда-либо надеяться победить это? У нас не было бы шансов, даже если бы у нас было вдвое больше солдат в Британии. Нам конец. Можно сразу положить себе монеты на глаза.

- Закрой свой рот, - рявкнул Катон, затем понизил голос и продолжил яростным тоном. - Не смей изрыгать такую пораженческую чушь перед парнями. Возьми себя в руки, центурион.

Туберон успокоительно набрал воздуха и кивнул.

- Так-то лучше. Теперь собери людей и приготовь их к маршу.

Центурион развернул своего коня и поскакал назад вдоль колонны, чтобы уговорить усталых людей перестроить свои ряды.

- Этот малый что-то теряет хватку, - прокомментировал Макрон, поддерживая Гитеция в седле. Ветеран крепко сжимал одну из лук седла правой рукой, а левая безжизненно лежала на бедре.

- Туберон достаточно приличный офицер. Он просто близок к пределу своей выносливости, как и все мы.

- Если ты собираешься стать центурионом, ты устанавливаешь свой предел за пределы того, что могут вынести остальные люди.

- Справедливо, - признал Катон. - Как поживает старик?

Гитеций нахмурился.

- Старик все еще способен говорить за себя. Я не какой-то немощный старец. У меня еще осталась одна приличная рука, и я вышибу тебя из седла, если ты будешь обращаться со мной так же.

Катон поднял руку, чтобы успокоить ветерана, и устало улыбнулся.

- Прошу меня простить, центурион. Мы осмотрим эту рану, как только присоединимся к остальной части колонны.

Гитеций кивнул, затем поморщился, прежде чем совладал с болью и стиснул челюсти.

Они подождали, пока их догонят отставшие из других когорт, и тогда Катон отдал приказ продолжить отступление. Когда они шли на север к назначенному месту встречи, ясное небо позади них было запятнано клубящимися столбами дыма, поднимавшимися из Веруламиума.

 

 

*************