Макрон подошел к ближайшему участку ограждения, окружавшего амфитеатр, и дернул его, чтобы проверить на прочность. Доски были дешевыми и тонкими, временным материалом, который использовался до тех пор, пока город не смог позволить себе постоянную каменную конструкцию. Он покачал головой. - Это может выглядеть как частокол, но его будет достаточно легко разобрать или пробить хорошим оружием.

- Это все, что у нас есть, - ответил Катон.

Со стороны города послышался рев, когда повстанцы бросились к его обороне, сопровождаемый еще одним звуком боевых горнов. Шум подхватили те, кто окружал амфитеатр, и они сразу же ринулись вперед, самые быстрые из них разомкнули строй и помчались впереди остальных, стремясь удостоиться чести первыми нанести удар своему врагу. Вокруг арены ауксилларии приготовили свои копья и поправили хватку, чтобы нанести удар по противнику.

Темная волна хлынула к ним, а затем передовые повстанцы взобрались по крутому склону, покрытому дерном, хватаясь за пучки травы, чтобы помочь им обрести опору, пока они карабкались к ожидающим их римлянам. Катон увидел, как первый враг, стройный человек с топором на длинной рукояти, достиг основания защитного экрана и ударил по деревянной поверхности, расколов доски. Ему удалось нанести два удара, прежде чем удар копья пронзил ему плечо. Он споткнулся, упал и покатился вниз по склону, сбив двух своих товарищей, прежде чем исчезнуть в толпе внизу.

Наблюдая за происходящим из сторожки, Катон вспомнил муравьиное гнездо, которое он видел в детстве; курган, покрытый взволнованными черными фигурками. Угол склона было трудно преодолеть, особенно для тех мятежников, которые были вооружены щитами и доспехами, и ауксилларии максимально использовали преимущество высоты, нанося удары копьями по врагу, карабкавшемуся к ним. Воздух был наполнен боевыми кличами повстанцев и грохотом оружия, ударяющего по щитам и поверхности экрана.

Некоторые из бриттов были вооружены луками, но давление тел и темнота не позволяли им стрелять с какой-либо точностью. Стрелы, невидимые в ночи, застревали в стене, поражали товарищей-повстанцев в спину или пролетали над римлянами, падали среди лошадей на арене или впивались в скамьи на дальней стороне. В защитников попало всего несколько выстрелов, один из которых угодил в челюсть ауксилларию, стоявшему у ворот рядом с Катоном. Он отшатнулся назад, уронив щит и копье, и потянулся к ране. Когда он упал на колени, Катон склонился над ним, щурясь в лунном свете, когда увидел древко, зарытое в раздробленной кости и зубах. Схватив его обеими руками, он сломал стрелу в сантиметрах двадцати от раны, когда римлянин издал булькающий вой агонии.

- Выведите его на арену, - приказал Катон ближайшему из своих людей, прежде чем осторожно вернуться на свое место над воротами, стараясь не представлять себе, как вражеский лучник целится в этот момент в него. Он поднял щит раненого ауксиллария, чтобы защитить себя, и оглядел бой, бушующий вдоль театрального эллипса. До сих пор его люди легко удерживали позицию и сдерживали нападавших. Тела мятежников валялись у подножия склона, а раненые хромали сквозь ряды своих товарищей, продвигавшихся вперед, чтобы занять их место.

- Посмотрите туда! - крикнул Макрон, указывая на бриттов, скопившихся перед воротами, передовые ряды которых молотили по крепким бревнам, укрепленным Тубероном и его людьми. В тридцати шагах люди расчищали путь для двух групп своих товарищей, несущих какую-то длинную ношу. Катон опасался, что это могут быть тараны, но, когда они приблизились, он увидел, что это лестницы.

- Будьте готовы, парни, - крикнул он остальным на сторожке. - Вот они идут!

Те, кто стоял у ворот, отступили, а лестницы были подняты под углом так, что ударились об ограждение сторожки. Первые люди сразу же начали карабкаться по ступенькам, прежде чем те, кто был наверху, успели оттолкнуть упоры от экрана. Гитеций бросился к первой лестнице и попытался опрокинуть ее в сторону, но вес двух карабкающихся к нему мятежников был слишком велик, и он с отвращением к самому себе отошел назад, вместо этого выхватив меч и направив острие между последними ступеньками. Появилась рука, а затем лицо, глаза расширились от шока, прежде чем острие клинка ветерана вошло через левую глазницу в мозг. Он вырвал клинок, и мятежник исчез из поля зрения.

- Ха! - прорычал Гитеций. - Один за мой дом!

Катон и Макрон стояли наготове у другой лестницы, когда появился второй враг, более осторожный, чем его товарищ, держа над головой щит, выхватывая короткий меч и делая ложный маневр в сторону защитников. Катон рубанул по щиту, а Макрон схватил стояк и с огромным усилием потащил его вдоль края сторожки, пока он не потерял равновесие и не повалился в сторону, увлекая других людей на лестнице на землю. Катон повернулся и увидел, как Гитеций подбадривает своих, в то время как другой мятежник поднялся по оставшейся лестнице и пнул ногой через щит.

- Осторожно!

Предупреждение пришло слишком поздно. Повстанец замахнулся топором на ветерана, попав ему высоко в левую руку, ниже плеча. Удар был мощным, острие оружия пронзило мышцы и раздробило кость, отбросив ветерана на бок. Бритт приземлился, расставив ноги и вращая топором по дуге, чтобы удержать ауксиллариев на расстоянии. Подняв щит, Катон подождал, пока острие топора пролетело мимо него, а затем бросился вперед, ударив человека о щит и вонзив меч ему в бедро и пах. Макрон подошел к нему с другой стороны, вырвал топор из его рук и швырнул его в мятежников у подножия оставшейся лестницы. Затем он прижал бритта к стене и оттолкнул его назад.

- Ты тут подзадержался. А ну пшел отсюда!

Повстанец рухнул вниз по лестнице, сбив с ног другого, стоявшего на полпути, и свалив обоих кучей у подножия. Макрон воспользовался своим шансом, чтобы отбросить лестницу в сторону, чтобы она упала на врага.

Повернувшись к Гитецию, Катон увидел, что рана ветерана сильно кровоточила, рука свисала в виде разорванной плоти и расколотой кости ниже плеча. Гитеций с удивлением смотрел на искалеченную конечность, но не вскрикнул, отступив к задней части сторожки, вложив меч в ножны здоровой рукой. У Катона была всего одна минута, чтобы выделить одного из ауксиллариев к когортному лекарю, прежде чем Катон вернулся на свою позицию.

На востоке он увидел первое слабое пятно дневного света, окаймляющее горизонт, и уже мог разглядеть больше деталей их окружения. Вспомогательные войска удерживали оборону и нанесли противнику десятки потерь в обмен на горстку своих собственных. На валу на противоположной стороне арены неподвижно лежало тело, а несколько солдат вместе с хирургами находились у импровизированной перевязочной, расположенной на полпути к наклоненным сиденьям.

- Они отступают, - крикнул Макрон, и Катон увидел, как бритты начали отход от амфитеатра, а те, кто находился на вершине травяного склона, скатывались поспешно вниз и воссоединялись с ускользающими рядами. Ходячие раненые хромали, а тех, кто был ранен более серьезно, уносили в безопасное место их товарищи. Мертвые и смертельно раненые остались там, где упали, их тела окружили амфитеатр по периметру.

Катон посмотрел за пределы массы мятежников в сторону города и увидел, что бои там продолжаются не на шутку. На данный момент стену удерживали остатки летучей колонны Светония и небольшой отряд городского ополчения. Это была отважная попытка, но по мере того, как свет усиливался, он мог видеть еще тысячи врагов, выходящих из ближайшего леса, и еще множество приближающихся по дороге из Лондиниума. Защитники почти наверняка будут разбиты еще до полного восхода солнца. Первые мирные жители уже взломали северные ворота и бежали по дороге. Если город падет, римляне в амфитеатре наверняка будут уничтожены, если останутся на месте.

- Надо выбираться отсюда, - решил он. - Сейчас же.

Он поспешил к задней части ворот и крикнул через арену: - По коням!

Его люди сразу же покинули свои позиции вдоль вала и поспешили к своим лошадям. Некоторые животные были ранены стрелами и вставали на дыбы и фыркали от мучений. Катон приказал Туберону очистить ворота, затем бросил последний взгляд на штурмовавших амфитеатр врагов и увидел, что они переключили внимание и направились к городу. Он поманил Макрона, и они спустились на арену.

Тех животных, которые были слишком сильно ранены, чтобы ездить на них, подвели к перилам на дальней стороне арены и привязали там. Раненым ауксиллариям и Гитецию, которому наспех перевязали рану и привязали конечность к боку, помогли взобраться в седла и приставили по одному человеку для помощи. Четверо солдат стояли наготове у ворот, чтобы открыть их по приказу Катона.

Как только он сел верхом, он призвал к тишине, чтобы все могли ясно слышать его приказы. - Когда мы покинем амфитеатр, мы направимся к месту встречи на дороге в пятнадцати километрах к северу от Веруламиума. Если вы отобьетесь, добирайтесь до места встречи самостоятельно. Ни один человек не должен останавливаться ни по какой причине. Пусть Фортуна будет милостива, и пусть Юпитер Наилучший Величайший, защитит нас от врага! Откройте ворота!

Из петель послышался стон, когда тяжелые бревна втянулись внутрь, и Туберон вывел первую турму, за ним следовал Катон со знаменосцем и буцинатором рядом, а позади него Макрон, ведущий за поводья лошадь Гитеция. Первоначальный шок ветерана прошел, и теперь он находился в агонии, поскольку лошадь трясла его руку при каждом шаге. Остальная часть когорты последовала за ними, а люди, открывшие ворота, присоединились к арьергарду.

Они вышли рысью, повернули на запад, обогнули город и направились на северную дорогу. Враг сразу понял их намерения, и сотни из них начали отделяться от основных сил, пытаясь отрезать им путь к бегству. У них уже было преимущество в километр над Восьмой когортой, и Катон почувствовал, как у него сжались внутренности от беспокойства, когда он увидел, как вражеская пехота выстроилась впереди них в грубую линию, растянувшуюся до скопления хижин на краю небольшого леса. Он задумался о том, не повернуть ли на юг и обойти дальнюю сторону деревьев, прежде чем вернуться на дорогу дальше на север. Однако это означало бы идти прямо наперерез мятежникам, идущим из Лондиниума, и если бы им не удалось расчистить лес до того, как масса повстанцев доберется до него, они были бы пойманы в ловушку и изрублены на куски. Нет, лучшая надежда на спасение заключалась в том, чтобы прорваться через линию фронта.