"Что это?" спросил я, не понимая, чем мог ее обидеть.

"Что он тебе сказал?" - потребовала она: " Все утро ты была хмурой, как влюбленный фермерский мальчик. Знаешь, я была в прекрасной эпатажной форме - ты должна была быть краснее редьки, а ты даже не смогла добиться приличного оттенка розового".

Я открыла рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его. В кои-то веки она не издевалась надо мной; ее темные глаза были затуманены, а не светились от смеха.

"Правда", - неохотно сказала я.

"О, это сужает круг вопросов". Она положила руки на бедра: "Мне нужно, чтобы ты была надежной в этом путешествии, Корнаро. Если для этого нужно говорить о своих чувствах, то я могу с этим смириться. Признайся. Что он сказал?"

"Что я его подвела". Я опустила взгляд на потертые носки своих сапог - моих самых удобных, для путешествий, а не модных, которые я носила по городу: "Что я принесла его в жертву".

"И ты в это веришь?"

"Да." Я встретилась взглядом с яростными черными кольцами метки мага в ее глазах: "Пока мой друг сражался с ужасным врагом, я бросила его на произвол судьбы ради политики и хорошего сна".

Заира выдохнула воздух из губ: "Нет, ты держалась в стороне, потому что он был опасен, как собака с пенящейся болезнью".

"Я оставила его, когда он нуждался во мне". Мой голос стал резким, на волосок от крика. Я сделала глубокий вдох и успокоилась; Заира заслуживала лучшего: "И ты знаешь, что он никогда бы не бросил меня, если бы наши ситуации поменялись местами. Он был прав. Как бы ты ни называла мои причины - ради собственной безопасности, ради Империи - я пожертвовала им. Так же, как и Ро..." При имени Роланда у меня перехватило горло. Заира наблюдала за мной, нахмурившись, не предлагая никакой помощи, пока я сглатывала и пыталась снова: "Я могу говорить себе, что служу Империи или что это мой долг как члена Совета, но это все равно мой выбор. Это то, кем я становлюсь, Заира. Не думаю, что год назад я бы так поступила". Я запуталась пальцами в волосах и потянула за них, как будто могла как-то сдержать дикое горе, бурлящее в груди: "Я все время теряю частички себя. Я боюсь того, что останется в конце концов".

"Нет, - резко сказала Заира, - ты не теряешь частички себя. Ты их выбрасываешь".

Я уставилась на нее, не в силах возразить.

Она ткнула острым пальцем в мою грудную клетку: "С тех пор как ты извергнула вулкан на своего кузена, я вижу, что ты кутаешься в обязанности, как в нищенский саван. Сначала закон о Соколе - и я рада, что его приняли! Но это не оправдание для того, чтобы не жить своей собственной чертовой жизнью. Потом выборы, а теперь - дела Совета. Если ты носишь свой долг как маску, то в конце концов эта маска станет твоим лицом".

Ее слова вонзились мне в ребра, как нож убийцы. Я подняла руки к вискам, почти с удивлением обнаружив, что они мягкие и теплые: "Я не хочу забыть, как быть человеком", - прошептала я.

"Тогда будь им. Люди совершают ошибки". Она пожала плечами: "Они все портят. Может быть, ты могла спасти его, может быть, не могла, но в любом случае, дело сделано. Все, что ты можешь теперь сделать, это постараться не испортить все в следующий раз".

Я чуть было не огрызнулась, что ей легко говорить, ведь она никогда не убивала тех, кого любила. Но тут же с чувством вины вспомнила, что убивала.

Меньше года назад она убила всех, кого любила, кроме своей собаки. И она по-прежнему была самым гуманным человеком из всех, кого я знала.

Я выпустила длинный, дрожащий вздох: "Очень хорошо. Ты права".

Заира усмехнулась: "Как обычно. Скажи это."

"Отлично. Как обычно." Я выпрямила позвоночник: "Полагаю, Совету Девяти не помешал бы еще один человек, ошибки и все такое."

"Еще один?" фыркнула Заира: "Ты слишком много им доверяешь". Она бросила взгляд на нашу карету: они закончили менять лошадей и даже сменили колесо: "Похоже, они нас ждут. Пойдемте, высокая леди Мудибритч, пойдемте".

После долгого и трудного дня пути мы наконец-то поднялись на холм, и перед нами открылся Арденс.

Город обнимал реку, протекавшую через его сердце, и плотным кольцом веселых красных крыш и высоких шпилей храмов возвышался над зимне-коричневыми полями вокруг него. Снег припорошил холмы вокруг города, покрыв деревья, как сахар на торте, но долина осталась нетронутой. Из сотен труб поднимался дым, уходя в серое небо, а затем рассеиваясь в тонкую дымку. Это должно было быть уютное зрелище, обещающее глинтвейн, полные библиотеки, теплые удобные кровати, улыбающиеся лица друзей, встречающих нас.

Но вдалеке, вверх по реке и над холмами, в сторону гор, невидимых за удушливыми облаками, в небе кружились сотни темных птиц. С этого расстояния они были не более чем крошечными черными пятнышками, но если их было видно с такого расстояния, то это должны были быть стервятники и вороны, собравшиеся на большой пир.

Армия Рувена приближалась. И она оставляла за собой шлейф смерти.

Судя по количеству дымящихся труб, в Арденсе еще оставалось много людей. Неважно, остались ли они здесь из решимости сражаться или потому, что просто не знали о надвигающейся на них армии, - теперь они были в опасности. Наша задача - сделать так, чтобы все они не стали марионетками Рувена, а Арденс - последним форпостом его владений. Я содрогнулся, представив себе город, заросший скрюченными темными деревьями, химер и волков, бродящих по улицам.

"Знаешь, что было бы неплохо?" сказала Заира, глядя в окно: "Посетить Арденс, не беспокоясь о том, что придется сжигать тысячи людей".

"Может быть, весной", - предложила я.

"Хотя было бы неплохо увидеть Доменика". Она издала звук признательности: "Он - прекрасная декорация".

"А он знает, что ты сейчас ухаживаешь за Терикой?" спросила я.

"Конечно. Я разговаривала с ним один или два раза по курьерским лампам Конюшни". Она скорчила гримасу: "Тогда, когда в "Конюшне" были курьерские лампы. Последнее, что я слышала, - это то, что он сам принимает возможные ухаживания. В конце концов, он должен произвести на свет наследника". Заира многозначительно подняла брови.

"Ах..." Мои уши потеплели: "Полагаю, что да".

Заира усмехнулась: "А разве тебе не нужно его завести? Теперь, когда твоя мама стала дожем, тебе нужен маленький Корнаро, чтобы занять твое драгоценное место в Совете, когда кто-нибудь столкнет тебя в лагуну".

Я погрузилась в воротник своего пальто и пожелала исчезнуть. Истрелла и Лусия слушали меня, хотя первая делала вид, что сосредоточена на своей курьерской лампе, а вторая не сводила глаз с окна: "Я уверена, что если бы я завтра умерла, моя мать усыновила бы того дальнего кузена, который показался ей наиболее перспективным, чтобы обеспечить четкую линию наследования". Усыновленные наследники были достаточно распространены среди патрицианских пар, которые не могли иметь детей, а моя мать была слишком проницательна, чтобы допустить борьбу за наследство в собственном доме: "Но да, конечно, для семьи Корнаро и спокойствия Империи было бы лучше, если бы я произвела на свет собственного наследника". Что означало брак. А это означало, что я должна была более серьезно подумать о том, куда именно я хочу направить эти ухаживания за Катэ.

"Ты умеешь высасывать удовольствие из всего, не так ли?" - сухо заметила Заира.

Люсия бросила на меня сочувственный, но веселый взгляд, а затем показала в окно: "Смотри! Гарнизон".

Когда я наклонилась к окну настолько близко, что почувствовала, как холодный воздух стекает со стекла на мое горящее лицо, я поняла, что никогда еще не любила Люсию так сильно.

Над имперским гарнизоном - разросшейся крепостью, стоящей на последнем холме, с которого открывается вид на Арданс, - развевался черный траурный флаг. Во внутреннем дворе нас встретил весь офицерский состав крепости, стоявший в строю, с черными лентами на рукавах мундиров. Я была удивлена столь официальным приемом - во время моего прошлогоднего визита такого не было, - но потом вспомнила, что прием члена Совета Девяти - это совсем другое дело, чем прием наследника Корнаро.

После того как первоначальный формальный прием утих, начальник гарнизона и несколько его старших офицеров задержались, чтобы поговорить со мной, а солдаты оперативно разгрузили вещи Истреллы и позаботились о наших лошадях. Истрелла уже вглядывалась в руны, охраняющие стены замка, положив руки на бедра и опустив на глаза очки, явно готовая к улучшениям.

"Мы по-прежнему не можем напрямую связаться с Конюшней, - деликатно начал командир: "Следует ли нам ожидать, что в ближайшее время к нам присоединятся другие Соколы, или..."

"Только через несколько дней". Я понизила голос: "Вся Конюшня все еще находится на карантине".

Командир выглядел смутно больным: "Понятно." Он взглянул на Заиру, которая с энтузиазмом приветствовала собаку, вырвавшуюся на свободу во дворе конюшни: "Я, конечно, слышал истории о том, на что способны маги огня, но неужели полковник Васанте думает, что одного мага хватит против целой армии?"

Теоретически, Заиры должно быть более чем достаточно. Балеарский огонь растет и распространяется с каждой поглощенной им жизнью, поэтому чем больше врагов, тем мощнее он становится. Но даже убийство горстки врагов вызвало в ней изменения: огонь наполнил ее душу безжалостным и ужасным величием, заставив ее пошатнуться. Я даже не представляла, как подействует на нее огонь, выпущенный на целую армию, и видела, как она беззастенчиво ухмыляется, почесывая собачью шерсть, и пронзает мое сердце.

"После того как вы увидите Бэйлфайр, вы не будете задавать этот вопрос", - тихо сказала я: "Я просто хочу, чтобы нам не пришлось его использовать".

Мы не могли долго задерживаться в гарнизоне: солнце уже опускалось за холмы, и нам нужно было успеть спуститься в Арденс до наступления ночи. После краткого обсуждения стратегии с командиром гарнизона и обещания поддерживать связь через курьерские лампы я отозвала Истреллу в сторону, чтобы попрощаться, а Люсия обменялась информацией и обсудила детали материально-технического обеспечения с офицерами гарнизона.