- У тебя отгул. Оплачиваемый, - ответил Веч и шлепнул по пятой точке, подгоняя. - Hot, uhim ir siq! (даг. - Хей, вперед и галопом!)

Выйдя на крыльцо, Айями ослепла от сверкающего на солнце снега и замешкалась.

- Не тормозим, - вывел из ступора Веч, подталкивая к автомобилю. Споро занял водительское сиденье и, пока Айями устраивалась рядом, потянулся, закрывая пассажирскую дверцу, и одновременно завел двигатель.

- Ты насовсем? - выдала Айями первое, что пришло в голову.

- Дали увольнительную, - пояснил Веч, сосредоточив внимание на дороге. - Вечером возвращаюсь назад.

Оказалось, он провел больше полутора суток в пути, добираясь до городка на перекладных. Где самолично вертел баранку, а где ехал пассажиром.

- Без отдыха? - испугалась Айями. - Запросто бы убился. Тебе надо выспаться.

Она верила и не верила в происходящее. Слишком внезапно и неправдоподобно Веч свалился как снег на голову. Ущипнуть себя, что ли?

- Успеется. Всё потом. Дай сперва налюбиться, - сверкнул он улыбкой на смуглом заросшем лице, отчего Айями совсем смешалась. Однако потрогала за рукав куртки, чтобы убедиться: Веч здесь, настоящий, живой.

Сколь быстро он добрался до гостиницы и заглушил двигатель, столь же быстро, подгоняя, повел свою спутницу наверх. А в номере без промедления прижал её к стене, целуя. И умудрился захлопнуть дверь пинком. На ходу скинул куртку, запутавшись в рукавах и выругавшись. Едва ли не содрал пальто с Айями и, подхватив её, охнувшую, на руки, понес к кровати.

Получилось напористо, толком не раздевшись. И второпях, без долгих прелюдий. Вот как если бы человек, утоляя жажду, выдул в три глотка ведро воды, так и Веч спустя пару минут простонал глухо, перекатился набок и, сладко потянувшись, прижал Айями к себе.

- Ну вот, заморили червячка, - пробормотал, потёршись щекой об её макушку. Забравшись рукой под блузку, стиснул грудь, помял и... затих. Потому что заснул. Вырубился.

Айями погладила колкую щетину и уткнулась носом в шею Веча, вдыхая. Сегодня с него слетела вся лощеность. И пахло от Веча как от человека, проведшего достаточно времени в пути. Сладковато пахло куревом, щекотавшим обоняние. Веч как-то сказал, такова ароматическая особенность ценного сорта табака, из которого скручивают дорогие сигареты. Потом пахло, дымом, крепким кофе, специями, смесью машинного масла, кожи и металла. А еще дорогой - километрами наезженных трасс. Также знакомо пахло от Микаса. Муж работал автомехаником, и "благоухания" ремонтной мастерской въелись в его ладони, волосы, в одежду.

Впервые вышло так, что Айями бодрствовала, а Веч спал. Но и во сне не расслабился, как солдат, готовый в любую минуту открыть глаза по тревоге. Айями чертыхнулась: надо бы задернуть шторы, чтобы дневной свет не мешал. Но стоило ей пошевелиться, как Веч притянул к себе, лишая подвижности. Он и проснулся внезапно, по внутреннему звонку, разбудив Айями, прикорнувшую под боком. А проснувшись, не мешкая, стянул с себя рубаху, избавил Айями от одежды и с большим энтузиазмом занялся тем, из-за чего, собственно, и выпросил у начальства увольнительную. И когда улеглись страсти, не спешил отпускать. Мял и поглаживал с явным удовольствием.

- Ты похож на разбойника. На злого и беспощадного пирата, - сказала Айями, переплетя свои пальцы с мужскими. - Я не сразу тебя узнала.

- Я заметил, - фыркнул Веч. - Сейчас исправим.

Вскочив с кровати, он отправился в ванную - приводить себя в человеческий вид. И между делом отвечал на расспросы.

Да, спеша в гарнизон, забыл об отдыхе и сне. Да, послезавтра нужно присутствовать на утреннем сборе в генштабе, а значит, необходимо выезжать сегодня. Нет, опоздание не грозит, всё рассчитано по минутам. Подумаешь, провести больше суток на ногах. Мелочи. И не такое бывало. Да, командировка затягивается. На неделю или больше.

Услышав это, Айями сникла. Значит, опять придется ждать и терзаться тревожными предположениями. А расстроившись, тут же рассердилась. Вот рохля! Измучилась неизвестностью, а его наверняка отправили в командировку с наказом выслеживать партизан и казнить на месте. Утомившись от забот, господин подполковник решил отдохнуть и переспал с амидарейкой, а потом вернется к насущным делам. И кто она в таком случае? Лицемерка, которая без зазрения совести делит постель с карателем своих соотечественников.

Веч вышел из ванной, вытирая полотенцем голый торс. Сел рядом.

- Вопросы закончились?

- Да. Нет, - выпалила Айями. - Для чего тебя вызвали в штаб?

Спросила и посмотрела глаза в глаза. И взгляда не отвела. Потому что за последние дни подозрения вымотали душу.

- О делах не заикаемся, - напомнил Веч шутливо и нахмурился. Видимо, догадался интуитивно, что Айями настроена решительно и не удовлетворится недомолвками. - Хорошо. Если тебя успокоит, могу сказать, что пленных на допросах не пытал, невинных без суда и следствия не убивал, женщин к постели не принуждал и к тхике* не подталкивал. По заданию штаба решал организационные вопросы. Достаточно убедительный ответ?

- Да. Наверное.

Айями вздохнула с облегчением. Она вдруг признала простой факт: если бы Веч так или иначе подтвердил её предположения, всё хорошее, что случилось между ними двумя, закончилось бы здесь и сейчас.

Веч отошел к окну, закурил.

- Ужин будет через пятнадцать минут.

Значит, у неё есть время до того, как блюда доставят в номер. В таких случаях Веч обычно предупреждал, чтобы избежать неловкости, если Айями столкнется нос к носу с посыльным. Как правило, пока она принимала ванну, на столе чудесным образом появлялись кастрюльки и термосы с аппетитным содержимым.

- Может, поужинать сейчас? Ты должен вовремя успеть в штаб. Вдруг опоздаешь?

- Не опоздаю. Всё идет по плану.

Веч, и правда, рассчитал распорядок дня поминутно. Успел без суеты и вздремнуть, и вымыться, и поесть. И Айями вдоволь потискал - зря, что ли, приехал? И вознамерился сопроводить до дома, как и прежде.

Возникшая было натянутость растаяла за трапезой. За окном день клонился к вечеру, и оттого Айями чувствовала себя не своей тарелке. Обычно ужин в гостинице начинался, когда на улице воцарялась темень.

- Когда уезжаешь?

- Тебя отвезу, и сразу же в дорогу, - сказал Веч, уминая жаркое.

Хотя он и заявил: "у меня всё на мази, можно не спешить", Айями не верила. Времени впритык, нет ни часа форы. Вдруг Веч не успеет? Не вернется к утреннему сбору в генштабе и получит нагоняй.

Нервничала Айями и, сама того не замечая, торопилась проглотить ужин, торопилась к машине и мысленно подгоняла водителя, который, казалось, еле-еле давил на педаль газа. А когда автомобиль остановился у подъезда, отругала себя: и зачем гнала лошадей? Расставание близится с каждой минутой, а прощаться не хочется.

Неудобно возвращаться домой засветло. Попадаются прохожие, а у соседнего подъезда зацепились языками две кумушки. Но Веч не подвел. В машине не потянулся за поцелуями и держался на расстоянии, провожая до квартиры. Но возле двери не удержался. В полумраке подъезда неожиданно сграбастал Айями в охапку, выжав полузадушенное "ох". Взяв за подбородок, заставил поднять голову.

- Дождешься? - прочитала Айями по губам и ответила беззвучно: "Да".

Можно подумать, у нее имелся альтернативный ответ.

Но Веч спрашивал не потому что сомневался.

- Дождись, - велел и поцеловал без малейшего намека на нежность, оставляя синяк. Для того чтобы запомнить и вспоминать. Тогда и дни в разлуке пролетят незаметно.

Он разжал объятия также резко, как и схватил. Закинул автомат за плечо и, постучав кулаком по двери, ушел, не оглядываясь.

Поначалу трудно вытерпеть, дожидаясь. И согревать себя мыслью о том, что он тоже думает и вспоминает. А потом проще. Ожидание становится неотъемлемой частью будней, с ним свыкаешься и почти не замечаешь сосущего чувства под ложечкой.

Все ждали в войну, а куда деваться? Но для Айями отсчет вдовьей жизни начался с первых месяцев. А каково пришлось женщинам, ждавшим близких с фронта три или четыре года? И ведь для некоторых по злой иронии судьбы все надежды разбились вдребезги накануне капитуляции.

Только вот ждала Айями не того, кого следовало бы. Чужака ждала, который своими руками лишил жизни немало её соотечественников, стремясь к победе. "Что было, то было. Война закончилась, и взаимная ненависть угаснет со временем. Всем нам нужен мир, чтобы без страха растить детей и восстанавливать разоренную землю" - повторяла Айями в молитвах, склонив голову перед образами святых.

Господин подполковник возвратился из командировки проголодавшимся по обществу Айями, и его нетерпение не могло не польстить. Вечерние встречи возобновились по старому распорядку. Но в разговоре за ужином Веч обронил:

- Возможно, придется чаще бывать в штабе.

Предупредил, словно бы оправдываясь, мол, готовься к частым отлучкам. Айями кивнула сдержанно. Надо так надо. Ей же проще. В конце концов, она не жена и не невеста, чтобы тосковать по любимому и слепнуть от пролитых слез, лежа ночами в холодной одинокой постели.

Спрашивается, кого она убеждает?

Жизнь состоит не только из разлук и встреч с человеком, ставшим дорогим сердцу. У жизни свой сценарий, по которому она периодически макает в реальность и напоминает о ролях, отведенных актерам.

Возвратившись в гарнизон, Веч вернулся к ежедневным рутинным обязанностям. А какие обязанности у даганского офицера? О том Айями не знала. Случались спокойные дни, а, бывало, он срывался и уезжал в рейд, порой на сутки и дольше. И хотя не откровенничал о делах, их заменили слухи, гулявшие по городу. Они же худо-бедно компенсировали информационный голод. Население обменивалось сплетнями о том, что Сопротивление периодически щиплет даганнов, устраивая диверсии. На отдаленных постах и заставах случались перестрелки, звучали взрывы, и госпиталь пополнялся ранеными. Но от Айрамира по-прежнему не было вестей. Каждый раз, когда привозили тела убитых амидарейцев, Эммалиэ, повязав траурный платок, отправлялась в храм. Для опознания. А возвратившись, устало опускалась на табуретку возле двери.