— Джемма.

Голос Чейза, запыхавшийся от бега, совсем близко. Я знаю, что он стоит прямо за моей спиной. Моё тело напрягается, как спринтер на старте, ожидая выстрела. Я не поворачиваюсь к нему лицом. Я не двигаю ни единым мускулом, за исключением пальца, который постоянно нажимает на кнопку вызова.

— Солнышко...

— Не надо.

— Если бы ты только послушала...

— Я сказала, не надо, — мой голос язвителен, разрывается от гнева и недоверия. — Я не хочу слышать, что ты сейчас скажешь. Я не хочу быть рядом с тобой.

— Ты не должна быть одна...

— Прекрати.

Он вздыхает.

Я чувствую, как он делает шаг ближе, так что между моей спиной и его передней частью остаётся лишь крошечное пространство. Я чувствую тепло, исходящее от него, через этот крошечную полосу разделения. Его дыхание шевелит волосы у меня на затылке с каждым выдохом.

Мне требуется вся сила воли, чтобы не обернуться и не посмотреть на него и не сократить расстояние между нами. Я знаю, что, когда он обнимет меня, я буду чувствовать себя лучше — в мире нет такого утешения, как объятия Чейза.

Но я этого не делаю. Я не могу.

Не тогда, когда каждый раз, закрывая глаза, я вижу образ мужчины, в которого влюбилась, сидящего напротив человека, который никогда меня не любил. Человека, который возмущался моим существованием с того момента, как я была зачата. Человека, которого я никогда не хотела видеть, встречаться или даже слышать.

Чейз всё это знал, он всё равно обратился к нему.

Так что не имеет значения, что он пытался всё исправить, исправить меня. Это всё равно предательство. Это всё ещё больно.

Двери лифта, наконец, открываются, и я вхожу внутрь. Я почти ожидаю, что он последует за мной, но когда я поворачиваюсь лицом к дверям, я вижу, что он застыл прямо за порогом, его лицо — маска печали и разочарования.

— Солнышко... — шепчет он, и боль вспыхивает на его лице. — Я не хотел… Я подумал, что если ты просто… — он качает головой. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я пытался сделать всё лучше для тебя. Защитить тебя.

Я нажала кнопку "вниз" до самого вестибюлю, глядя на него глазами, полными недоверия.

— Тогда почему ты сделал то, что, как ты знал, причинило бы мне невероятную боль?

Его рот открывается, закрывается, снова открывается. Слова не вырываются наружу, потому что сказать нечего.

Наши взгляды не отрываются, пока двери не закрываются, оставляя меня одну.

Я даже не пытаюсь бороться со слезами, когда они стекают по моим щекам на пол лифта.

* * *

Я выбегаю из здания, пробираюсь сквозь толпу пешеходов, пригнув голову, на случай, если поблизости скрываются папарацци, и бросаюсь через улицу к ближайшей станции метро. Я уверена, что Нокс преследует меня по пятам. Чейз, возможно, и позволил мне уйти, но он ни за что не сделал бы этого, не зная, что у меня есть защита, поэтому я сажусь в первый попавшийся поезд и бесцельно еду почти час, наугад меняя линии. Люди смотрят на меня немного странно, в их защиту я всё ещё плачу, как протекающий кран, но никто ничего не говорит и не делает.

В конце концов, это Новая Англия. Мы не настолько дружелюбны.

Я выхожу из метро на линии Т в общественном саду и начинаю бродить по дорожкам, думая, что прогулка у пруда может прояснить голову. В это время года в парке уныло, серо, сыро, лишь крошечные следы весны пробиваются сквозь клумбы, и это мало меня отвлекает.

У кромки воды я замечаю двух лебедей, мать и её ребёнка, скользящих по поверхности в идеальном тандеме.

Через дорогу, на противоположном берегу, молодая мать и её малыш бросают кусочки хлеба уткам, смеясь каждый раз, когда птица ловит один из них.

Слева от меня девочка, подросток на скамейке стонет в свой мобильный телефон: но, мама, у всех остальных детей комендантский час одиннадцать. Почему я должна приходить домой в десять?

Матери повсюду, куда бы я ни посмотрела.

Как будто вселенная активно пытается вбить в меня какой-то смысл с помощью как можно большего количества знаков.

Ты злишься не на того человека, гений.

Я вздыхаю, лезу в сумочку и достаю мобильный телефон. Рычание разочарования вырывается из меня, когда я вижу, что случайно из глубины моей сумки выхватила новый, одобренный Чейзом телефон. Грубым толчком я возвращаю его в глубокий карман и нахожу свой настоящий сотовый, в комплекте с блестящим синим корпусом и треснувшим экраном.

Мой палец слегка дрожит, когда я набираю серию кнопок, которые знаю наизусть.

— Алло?

Я закрываю глаза при звуке её голоса.

— Джемма, ты здесь?

Свободную руку я сжимаю в кулак, а другой стискиваю пластик.

— Джемма?

— Я здесь.

— О, хорошо, я подумала, что ты случайно нажала мой номер в кармане, — смеётся она. — В чём дело, малышка? Ты, наконец, готова рассказать мне о своей ночи на балу с Прекрасным принцем?

— Нет, — я прочищаю горло. — Мне очень нужно, чтобы ты мне кое-что сказала.

— Назови что.

— Почему ты двадцать шесть лет лгала мне о моём отце?