Шэнь Цяо не удержался и спросил:

– Семья Хуан намерена начать восстание?

Янь Уши не ответил на его вопрос, а вместо этого сказал:

– Человек, который был вместе с Юнь Фуи ранее – Хуан Гэфэй, второй сын Хуан Сидао. Старший сын семьи Хуан болен, и вполне вероятно, что этот второй сын станет наследником всего имущества в будущем.

Они вдвоем вернулись тем же путем и поставили железный горшок на прежнее место. Они не оставили никаких следов, словно их никогда там и не было.

Выйдя из резиденции Хуан, они направились в сторону гостиницы. В округе Жунань действовал комендантский час, но это ничего не значило для Янь Уши и Шэнь Цяо, поскольку у них было множество способов избежать ночных патрулей.

– А-Цяо, твои сомнения буквально написаны у тебя на лице. – сказал Янь Уши со смешком.

У Шэнь Цяо действительно было много вопросов. Каждый вопрос переплетался с другим, как шелковые нити, безнадежно вплетенные, и поэтому он мог начать только с самых простых, на которые больше всего хотел получить ответы.

– В тот день, как же тебе удалось вырваться из лап Сан Цзинсина?

– Тогда я не сражался с Сан Цзинсином. 

Шэнь Цяо в глубине души задавался вопросом: «может ли быть так, что он снова солгал мне?» 

Янь Уши, казалось, прочитал его мысли.

– Я не лгал тебе. Прежде чем я привел тебя в этот полуразрушенный храм, я уже связался с Гуан Линсанем и сообщил ему, что намерен предложить сделку.

Он намеренно сделал паузу. Шэнь Цяо не глупый; он просто не был искусен в разгадывании заговоров и схем. На этот раз он последовал ходу мыслей Янь Уши и смог разгадать ответ:

– Оставшийся том Стратегии Алого Яна?

Проще говоря, поскольку Фундаментальные записи Феникса-Цилиня содержали недостаток, все практикующие это искусство определенно столкнулись бы с препятствием. Следовательно, то, чего желал Янь Уши, было тем, чего также желали бы члены секты Хэхуань. Точно так же члены секты Фацзин не хотели бы упустить эту возможность.

Гуан Линсань ранее объединился с другими четырьмя великими мастерами, чтобы окружить и осадить Янь Уши. Можно было бы ожидать, что они разделят глубокую взаимную ненависть, но все не так просто, когда речь идет о расчетливых людях. Три демонические секты держали друг друга в узде, и с учетом угрозы, которую представлял собой Сан Цзинсин, для Янь Уши было разумно заключить временный союз с Гуан Линсанем.

В голосе Янь Уши звучала похвала:

– Верно. Я сказал ему, что, если он готов помочь мне выбраться из сложившейся ситуации, я передам ему содержимое оставшегося тома.

Однако, даже если Янь Уши уже разработал этот план, он не мог быть уверен, что Гуан Линсань прибудет вовремя, или появится ли он вообще, как было условлено. Поэтому он все же решил идти дальше самостоятельно и оставил Шэнь Цяо в храме.

Хотя его ответ не был прямым, этого было достаточно, чтобы развеять сомнения Шэнь Цяо.

По какой-то причине, когда он получил этот ответ, тяжесть, казалось, спала с его сердца, и ему больше не казалось, что оно висит на волоске.

Янь Уши снова пошутил:

– В глубине души ты все еще сомневаешься во мне. Неужели ты думал, что я отшвырнул тебя в сторону только для того, чтобы спастись от опасности?

Естественно, Шэнь Цяо отказался признать, что плакал, наблюдая, как Янь Уши уходит.

– Глава секты Янь всегда был таким. Этот бедный даос не смеет терять бдительность.

Янь Уши усмехнулся, но больше ничего не сказал.

Шэнь Цяо немного подумал, прежде чем задать другой вопрос:

– Практикующие демонический путь всегда были недоверчивыми. Как Гуан Линсань поверил, что копия, которую ты ему дал, настоящая, а не подделка или неполная версия?

– Ты также читал ее. Вероятно, ты помнишь, что эта книга – просто трактат о различных боевых искусствах секты Солнца и Луны. Тао Хунцзин только записал свои знания и понимание недостатков демонического ядра; нет никаких записей о каких-либо техниках боевых искусств, только некоторые предложения о том, как можно исправить этот недостаток. Пока кто-то знакомый с боевыми искусствами секты Солнца и Луны будет читать ее, естественно, он сможет оценить полноту и подлинность содержания; было бы очень трудно внести какие-либо изменения в информацию, чтобы никто не заметил расхождений.

Проще говоря, содержание, записанное в книге, не относится ни к какому конкретному виду боевых искусств, ни к культивированию. Каждый человек может исправить свои недостатки, основываясь на своем собственном уровне понимания. Сможет ли человек действительно преодолеть препятствия, в конечном счете, зависит от его собственного восприятия и понимания. Поскольку этот вопрос касается жизни или смерти, выживания или вымирания, даже если бы это была всего лишь тонкая нить надежды, Гуан Линсань все равно рискнул бы на это. В конце концов, никто не хочет, чтобы их боевые искусства застаивались и навсегда оставались в тупике.

Шэнь Цяо кивнул.

– Так вот почему ты появился вместе с Гуан Линсанем в резиденции Хуан?

– Я поделился с ним всем содержанием книги. Однако он не полностью доверяет мне, поэтому он хотел найти копию у Чэнь Гуна, чтобы сравнить содержимое. В течение этого периода времени я нашел место для уединения. Для меня стало неожиданностью новость о смерти Юйвэнь Юна, принимая во внимание тот факт, что тогда я только вышел из медитации.

– Дело не только в этом. Вся семья Юйвэнь Сяня также была несправедливо убита недавно вступившим на престол императором Чжоу. Юйвэнь Сун – это все, что осталось от родословной семьи Юйвэнь, – вздохнул Шэнь Цяо.

Янь Уши, казалось, нисколько не удивился и продолжил:

– После того, как Гуан Линсань проверил содержание оставшегося текста, он решил встретиться со мной, чтобы поделиться новостью: семья Хуан из Жунаня собирает частную армию, и они тайно вступают в сговор с Туцзюэ.

Последние годы были беспокойными. Сегодня один сидит на троне, на следующий день другой садится на трон – в этом не было ничего нового. Но за последние десять лет положение в мире немного стабилизировалось. Даже если бы все еще были люди, которые обладали большими амбициями, которые побудили бы их восстать, чтобы провозгласить себя королями, в этом не было ничего необычного, просто...

– Хотя убийства Юйвэнь Юня всех способных министров вызывают беспокойство, это была основа, которую Юйвэнь Юн ранее заложил для него. Поскольку Чжоу только что аннексировала Ци, мощь государства сейчас на пике. Всего арсенала семьи Хуан будет достаточно, чтобы вооружить отряд максимум из одной-двух тысяч солдат. Даже если они смогут захватить округ Жунань, от этого будет мало пользы.

На лице Янь Уши появилось странное выражение.

– Ты ошибаешься. Семье Хуан не нужно бунтовать, да у них и нет такой возможности. Они всего лишь собаки туцзюэ. Пока туцзюэ оставляют им остатки похлебки и остывшее жаркое*, они будут жить в достатке.

*(残羹冷炙;cángēnglěngzhì) – обр. в знач.: а) объедки с чужого стола; б) остатки пиршества).

Шэнь Цяо был слегка озадачен. Хоть он и прекрасно слышал его слова, смысл понять не мог.

– Пожалуйста, прости этого бедного даоса за то, что он глуп.

Янь Уши объяснил:

– Теперь, когда Юйвэнь Юн мертв, народ туцзюэ потерял своего главного врага. Они поддержали отмену имперского режима принца Ци и намеревались использовать это, чтобы еще раз разделить север. Принимая во внимание возможности Юйвэнь Юня, он не сможет защитить интересы своей семьи. Однако армии Жунаня – это сила, готовая бдительно защищать традиционную ортодоксальность династии Чжоу. В то же время семье Хуан оставалось только держаться за Жунань, чтобы ослабить двор, а Юйвэнь Сянь и другие генералы будут уничтожены Юйвэнь Юнем. В этих обстоятельствах династия Чжоу была бы бессильна предотвратить возрождение Ци.

Шэнь Цяо подумал: «Династия Северной Чжоу только что столкнулась с несчастьем. Чему ты так радуешься?» 

– Разве ты ранее не поддерживал восхождение Юйвэнь Сяня на трон? На сегодняшний день он больше не принадлежит этому миру, и силы секты Хуаньюэ также уничтожены. Что ты собираешься делать?

Янь Уши моргнул.

– Мой дорогой А-Цяо, ты беспокоишься об этом достопочтенном?

Хотя внешне это было не так очевидно, в конце концов, он уже вышел из возраста смущения*, но все еще притворялся таковым. Это действительно...

Бесстыдно.

*(不惑之年;bù huò zhī nián) – возраст, когда уже нет сомнений; сорокалетний возраст.