На лице Бай Жун больше не было улыбки. Пара глаз цвета персика, наполненные противоречивыми стремлениями, смотрели прямо на него.

– Я все еще не поблагодарила тебя. Янь Шоу всегда недолюбливал меня, и теперь, когда ты так сильно его ранил, у меня может стать на одного врага меньше. Но, Шэнь-лан, в конце концов, я тоже из секты Хэхуань. Если при нашей следующей встрече ты снова выступишь против Хэхуань, я не смогу проявить милосердие.

Шэнь Цяо молчал какое-то мгновенье.

– Ты хочешь стать главой секты Хэхуань?

Бай Жун сперва казалась удивленной, но почти сразу же на ее улице появилась обворожительная улыбка.

– Мне казалось, что Шэнь-лан равнодушен ко мне. Никак не думала, что ты сможешь это понять.

Шэнь Цяо вздохнул. Он вспомнил про непрекращающуюся внутреннюю борьбу секты Хэхуань, в которой каждый акт насилия был серьезнее предыдущего. Он хотел найти несколько слов, чтобы дать ей совет, но в конце концов ничего не сказал сложил руки чашечкой.

– Надеюсь, что ты делаешь это ради себя. Хорошенько о себе позаботься, до скорой встречи.

Бай Жун наблюдала, как его фигура исчезает в далеке, а затем показала ему язык.

– Глупый Шэнь-лан!

Шэнь Цяо использовал свой цингун на полную силу и рванул вперед, но, хотя он искал почти всю ночь, ему не удалось найти никаких следов Янь Уши и Сан Цзинсина.

Учитывая, что навыки Янь Уши еще не полностью восстановились, Сан Цзинсин не мог не догнать его. Даже если бы они сразились во время погони, со скоростью своего цингуна Шэнь Цяо смог бы нагнать их, потратив больше половины ночи на погоню. Тогда он подумал, что Бай Жун вполне могла обмануть его и нарочно указать неправильное направление, заставляя напрасно тратить усилия.

Но даже если бы он вернулся в маленький храм, чтобы разобраться с ней, Бай Жун там наверняка уже было не найти.

Шэнь Цяо остановился, чтобы перевести дух. Он посмотрел на Шаньхэ Тунбэй в своей руке, а затем устремил взгляд вдаль.

Проведя ночь в незнакомом месте, не зная, куда идти и где искать, его надежда найти хоть кого-нибудь начинала слабеть.

Шэнь Цяо вспомнил слова Янь Уши, сказанные перед уходом. Он закрыл глаза, подавляя всплеск эмоций.

Шаньхэ Тунбэй, казалось, почувствовал неописуемо сложное настроение своего хозяина и задребезжал в ножнах.

Близился рассвет. Молочные облака разорвали непроглядную тьму и показались на необъятном небосводе, принеся с собой лучи солнца.

Чанъань.

Это слово безмолвно раздалось в глубинах сердца Шэнь Цяо.

***

Дорога на север до Чанъаня была не особенно далекой. Шэнь Цяо путешествовал в быстром темпе, так что добрался за несколько дней.

Сразу по прибытию в Чанъань Шэнь Цяо почувствовал, что что-то не так.

По дороге в столицу ему встречались высланные из города члены семей преступников. Были также гражданские изгнанники, которых направляли в столицу правительственные чиновники. Он видел такие сцены и раньше, но не так часто. Увидеть оба этих события подряд за один день было несколько странно.

Как раз в момент, когда Шэнь Цяо отдыхал в маленьком чайном домике, он увидел семью, скованную по рукам и ногам, которую вели солдаты на лошадях. Семья шла следом спотыкаясь, их внешний вид был явно побитым.

Сопровождающие солдаты остановились передохнуть и заняли свои места в чайном домике. Семья осужденных, конечно, не получила такого права, и все они остались ожидать снаружи чайного домика, без возможности глотнуть даже капли воды.

Шэнь Цяо прошептал несколько слов работнику чайного домика, а затем подошел к столу, за котором сидели солдаты.

– Подобная встреча предначертана судьбой. Этот бедный даос хотел бы угостить двух ланцзюней чашечкой чая. Могу я узнать, не удостоите ли вы меня своей компанией?

К этому моменту Шэнь Цяо уже переоделся в свою даосскую мантию. Она грациозно струилась по нему и без лишних слов подчеркивала его внешность, напоминающую внешность выдающегося человека, уже постигнувшего путь Дао. Более того, его голос был нежным и приятным на слух, и неизбежно располагал к себе людей.

Хотя Юйвэнь Юн запретил буддизм и даосизм, уважение народа к даосам и буддистам никуда не пропало. Вдобавок ко всему, Шэнь Цяо не был похож на обычного даоса. Двое солдат не осмелились важничать и сразу же встали, чтобы поприветствовать его.

– Как мы можем позволить даочжану угостить нас? Давайте лучше присядем и поговорим.

Это Шэнь Цяо и намеревался сделать. Он воспользовался возможностью, чтобы сказать:

– Этот бедный даос однажды дал клятву перед бессмертными: совершить девяносто девять доблестей за три года. В настоящий момент осталась последняя. Позвольте спросить, могут ли двое ланцзюней позволить бедному даосу пригласить людей, сидящих снаружи, на несколько чашечек чая, чтобы они могли утолить голод и жажду?

– Даочжан очень добросердечен. Вы можете поступать так, как посчитаете нужным, – со смехом сказал солдат.

Шэнь Цяо попросил работника отнести им чашки с чаем. Семья осужденных, получив их, была растрогана до слез. Затем он еще раз мимолетом спросил:

– По дороге в столицу я видел, как много провинившихся чиновников и их семей были сосланы. Я должен спросить, в столице что-то случилось? Эти чиновники чем-то оскорбили Его Величество?

– О, они действительно оскорбили Его Величество. Его Величество пожелал перестроить императорский дворец. Отцы, братья и мужья этих людей являлись чиновниками, они вышли на улицу один за другим, чтобы выступить против перестройки, чем привели Его Величество в ярость и навлекли на себя эту беду.

– Перестроить дворец? – переспросил Шэнь Цяо. – Насколько знает этот бедный даос, Его Величество трудолюбив и бережлив, а также строг к самому себе. Он не похож на человека, который любит предаваться удовольствию и комфорту.

– Даочжан, я должен посоветовать вам, – нервно сказал солдат, – когда войдете в столицу, больше никогда не произносите этих слов! Бывший император действительно был бережлив и любил свой народ, но нынешний Его Величество не такой. Сын Неба* отказался даже оплакивать своего отца в течении целого месяца, и также приказал народу не скорбеть. Не стоит даже упоминать, что случилось с теми, кто выступил против него!

*(天子;tiānzǐ) – Сын Неба, император.

Услышав это, Шэнь Цяо моментально переменился в лице, а сердце его бешено заколотилось.

Юйвэнь Юн в самом деле умер?!