Глава 37. Сохрани это в тайне

Янь Уши глубоко задумался.

— Я не специалист в этом ремесле и не лекарь, боюсь, что мог неточно расслышать, — сказал Шэнь Цяо. — Всё же лучше, если вы лично попросите Его Величество вызвать придворных лекарей для основательного осмотра.

В действительности Юйвэнь Юн, может, и не был болен. Но с тех пор, как он отнял власть у двоюродного брата Юйвэнь Ху, он трудился не покладая рук. Осторожно и осмотрительно. Не было дня, когда он не отдавался работе по управлению государственными делами. Чтобы расположить к себе тюрков и показать искренность помыслов, ему даже пришлось уступить им титул императрицы и помимо этого быть с ней нежным и заботливым. Это, несомненно, было унизительно для императора, особенно такого властного, как он. У него хороший иммунитет, поэтому в первые несколько лет признаков недуга можно и не заметить. Но со временем даже выкованное из железа тело не выдержит. В момент разрушения жизненных сил [1] гибнет и здоровье.

[1] 营卫气血 (yíng wèi qì xuè) — досл. питание, иммунитет, ци, кровь; китайские медицинские термины, обозначающие четыре стадии болезни.

Однако до того как это произошло, никаких определённых симптомов могло и не быть. Даже если он вызовет придворных лекарей, они, вероятно, лишь скажут, что у него истощение из-за занятий умственным трудом и что ему нужно отдыхать и беречь себя. Император, конечно же, слушать их не станет.

Янь Уши уклонился от ответа, вместо этого спросив:

— Почему бы тебе не принять предложение Юйвэнь Юна? В нынешней ситуации это только выгодно для тебя.

— Мне тоже интересно. Если я соглашусь, новая даосская школа заручится полной поддержкой императорского двора, а это неизбежно скажется на влиянии ордена Хуаньюэ в Чжоу. Почему глава Янь столь равнодушен к этому?

— Потому что, сколько бы новых школ ни образовалось в Чжоу, это не повлияет на статус ордена Хуаньюэ. Мы можем помочь Юйвэнь Юну свершить дела, на которые другие школы не способны, а если и способны, то считают подобное ниже своего достоинства. Юйвэнь Юн может положиться только на орден Хуаньюэ. В этом году ему исполнилось тридцать два, он только вошёл в возраст становления независимым [2]. Ему достаточно прожить ещё десять лет, чтобы я мог завершить желаемое.

[2] 而立 (érlì) — перен. тридцатилетний возраст (по словам Конфуция: 三十而立 «в 30 лет я встал на ноги»).

Шэнь Цяо наклонил голову и озадаченно посмотрел на него:

— Вы хотите объединить три демонические школы в одну?

Янь Уши спросил:

— Ты знаешь, насколько велика была территория династии Хань?

— Если мне не изменяет память, в период расцвета она охватывала Чосон Вимана на востоке и Цзяочжи на западе, откуда через Памир на севере достигала гор Иньшань.

Янь Уши задал другой вопрос:

— А насколько велики были владения, когда Сыма Чжао основал империю Цзинь?

Шэнь Цяо нахмурился:

— В эпоху Троецарствия некоторые территории уже были разделены в пору смуты. Такие места, как Когуре, Пэкче и Силла, больше не являлись частью Центральных равнин. В то же время в Хэси возникли кланы сяньбийцев и цянов. Несмотря на то, что империя Цзинь объединила Центральные равнины, страна уже не была столь могущественной, как в прошлом. К тому же вскоре после этого началась Война восьми князей…

Янь Уши продолжил:

— С тех пор Центральные равнины распались на множество частей. Сначала было Восстание пяти варваров, затем череда сменяющих друг друга Шестнадцати царств. Хаос творится по сей день уже в течение двухсот пятидесяти девяти лет…

Шэнь Цяо вздохнул:

— За последние двести пятьдесят девять лет иноземцы неоднократно вторгались к нам. Любому, кто хоть немного обладает военной мощью, не терпится основать собственную страну и провозгласить себя императором, однако большинство из них даже не способны защитить эти владения. В результате вспыхивают частые войны, повсюду царит беспорядок, а на протяжении тысячи ли на земле разбросаны трупы беженцев!

— Верно, — улыбнулся Янь Уши. — За эти двести с лишним лет никому так и не удалось объединить страну. Институт Линьчуань именует себя подлинным конфуцианским учением, однако строго следует принципам синоцентризма, признавая небесным мандатом исключительно династию Чэнь. Поскольку буддизм и даосизм были запрещены, а их проповедники изгнаны, они затаили в душе злобу и считают, что такому диктатору, как Юйвэнь Юн, не по силам великое дело воссоединения.

— Ты даже не представляешь, сколько людей в этом мире пытаются поставить ему подножку как открыто, так и за спиной. Они все жаждут увидеть, как он терпит неудачу. Если падёт Юйвэнь Юн, Северная Чжоу несомненно последует за ним. Однако я хочу пойти наперекор и помочь такому сомнительному императору монополизировать власть. Разве не будет занятно, если демонический орден достигнет того, чего не могут даже те, кто выставляет себя подлинными последователями трех учений?

Чем больше людей отговаривали его от этого дела, тем сильнее он хотел попробовать. Поскольку все говорили, что безжалостность Юйвэнь Юна лишает его возможности быть мудрым правителем, у Янь Уши было ещё больше причин помочь ему взойти на трон и стать великим правителем мира. А тем, кто был против, придётся напрячь все силы, чтобы попробовать остановить его. Столь переменчивый и своенравный темперамент заставлял многих в бессилии скрежетать зубами. Если кто-то задумал нанести удар Юйвэнь Юну, ему предстояло сначала пройти мимо Янь Уши. Однако этот человек, как непреодолимая гора, силён настолько, что одна лишь мысль об этом приводила в уныние.

Шэнь Цяо спросил:

— Из того, что я слышал, наследный принц ещё молод. Почему бы главе ордена Янь заодно не попытаться обучить его? В противном случае, если скоро наступит последний день императора Чжоу, не пропадут ли ваши усилия впустую?

Янь Уши, играя с висящей у двери бахромой, ответил:

— А что, если кронпринц безнадёжно испорчен [3]? Должен ли я просто стиснуть зубы и помочь бестолковому тупице взойти на трон, а затем преклонить перед ним голову?

[3] 朽木不可雕 (xiǔ mù bù kě diāo) — из гнилого дерева хорошей вещи не вырежешь; обр.: от дурного человека не жди ничего хорошего.

Послание, которое подразумевалось в его словах, было поистине поразительным. Даже Шэнь Цяо на секунду опешил.

— Вы собираетесь узурпировать трон?

— О чём ты только думаешь? — расхохотался Янь Уши. — Я не заинтересован в становлении императором. По-твоему, Юйвэнь Юн ведёт счастливую жизнь? Каждый божий день ему приходится встречаться с ненавистными ему людьми и произносить кучу пустых формальностей. Даже женщина, которую он взял в жёны, мало чем отличается от украшения, к которому он не испытывает привязанности. Он глаз ночью не смыкает, читая докладные записки, и просыпается раньше петуха и засыпает позже собак. Он только и может, что успокоить себя призрачной славой обладания безграничными землями. Ты не находишь это жалким? Даже если я стану императором, я, вероятно, растрачу богатство страны менее чем за три года. А если так, разве сейчас я не более раскрепощён и волен делать что желаю?

Шэнь Цяо покачал головой:

— В таком случае я вас совсем не понимаю.

— С таким умом, я уверен, ты можешь догадаться. А ну-ка угадай! Угадаешь — вознагражу!

Он даже изменил интонацию к концу, и это внезапно напомнило Шэнь Цяо притворно-милый тон Бай Жун. Кончики его рта непроизвольно дернулись; он подумал, неужели это своеобразное увлечение выходцев демонических школ?

Несмотря на то, что этот человек был абсолютно скверным, а слова и поступки его — часто сбивающими с толку и что, если не быть достаточно осторожным, вполне можно было попасться на его уловки, Шэнь Цяо должен признать, что Янь Уши обладал необычайно острым и проницательным взглядом на мировые тенденции, что выделяло его среди обычных мастеров боевых искусств. Обсуждение подобных вещей с ним в свою очередь было очень полезно для самого Шэнь Цяо.

Юйвэнь Юн сильно полагался на орден Хуаньюэ, но нет никакой гарантии, что его преемник продолжит так делать. Из-за инцидента с Юйвэнь Ху буддийские школы по сей день подвергаются гонениям, они определенно не упустят шанса втереться в милость к новому императору. Поскольку Янь Уши не заинтересован в троне и к тому же с пренебрежением относится к наследному принцу, буддисты непременно воспользуются возможностью и сблизятся с последним.

Шэнь Цяо нерешительно спросил:

— Глава ордена Янь намерен… поддержать иного просвещенного государя?

Улыбаясь, Янь Уши ответил:

— Мой А-Цяо такой умный!

Лицо Шэнь Цяо потемнело. Кто это здесь «твой» А-Цяо?

Будто не заметив этих перемен, Янь Уши вдруг ущипнул его за щеку.

— Совершенно верно. Ван царства Ци Юйвэнь Сянь не только отвергает религии, но и отличается воинской доблестью, чем завоевал огромную поддержку со стороны армии. Он точно сможет продолжить амбиции Юйвэнь Юна.

После чего придвинулся к Шэнь Цяо и прошептал тому на ухо:

— Только это секрет. Я никому не рассказывал об этом, так что и ты сохрани это в тайне.

Шэнь Цяо: «…»

Может ли он притвориться, что никогда этого не слышал?

***

Четвёртого апреля выдался ясный и солнечный день.

Колёса с грохотом катили карету вперед, но из-за качественной амортизации внутри тряска ощущалась не сильно. Занавеску отдёрнули, и из повозки повеял приторный запах благовоний. Нетрудно было догадаться, что в ней ехали женщины.

Юй Цзы пробыла в дороге почти полмесяца. Однако после того, как они въехали на территорию Чэнь, она не чувствовала усталости, вызванной долгим и трудным путешествием, а расположение её духа становилось с каждым днём всё лучше и лучше. Всё потому, что она родилась в Цзяннани и детство провела в Цзянькане. Теперь, вернувшись в родной город, она, естественно, была переполнена радостью, продолжая то и дело выглядывать наружу. Её лучистые глаза неотрывно смотрели на окружающие пейзажи. Только когда прислуга, ехавшая с ней в карете, несколько раз окликнула её, она наконец повернула голову.