Шэнь Цяо подумал и согласился. Он не одобрял стиль поведения Янь Уши, но очень восхищался его навыками боевых искусств.

— Сражение двух величайших знатоков мира — столь заманчивое событие, что кто угодно желал бы его увидеть, — восторженно сказал он. — Если мир узнает новости заранее, боюсь, в установленное время даже дальние горы и дремучие леса окажутся забиты спешащими посмотреть на бой людьми так плотно, что яблоку будет негде упасть.

— М-м, да, точно так же, как в тот день, когда ты проиграл Кунье на Полушаговом пике, — как назло ответил Янь Уши. — Ты потерял лицо, а весь мир тотчас узнал об этом.

Этот человек действительно очень жесток. Шэнь Цяо немедленно закрыл рот.

Янь Уши расхохотался:

— Но эта идея совсем не плоха. Конфуцианцы всегда любили долго и нудно поучать других. Мне давно наскучила болтливость Жуянь Кэхуэя. Если нанести ему поражение на глазах у всех, а затем заставить публично поклясться никогда больше не открывать рот, он, вероятно, предпочтёт этому смерть!

***

На следующий день рано утром Шэнь Цяо проследовал за Янь Уши во дворец.

Приняв во внимание его проблему с глазами, император Чжоу специально послал экипаж, позволив им без помех прибыть прямо к залу Цяньань и избежать части пути от дверей дворца.

На самом деле, после конца династии Хань начался беспокойный период Троецарствия. Затем вновь вспыхнувшее вскоре после объединения земель династией Цзинь пламя войны вынудило перенести столицу на юго-восток, чтобы удержать власть над частью территории страны. После этого ещё сотню лет царила смута периода шестнадцати варварских государств. Без великого объединения династии в руках правителей не имелось ни человеческих ресурсов, ни денежных средств, чтобы строить большие дворцы, ведь никто не знал, когда страна подвергнется нападению. Те же, кто достиг некоторого успеха, предпочитали тратить силы и средства на войну, чтобы захватить больше земель и богатств, как, например, сделало несколько поколений императоров Северной Чжоу. Потому небольшой императорский двор Северной Чжоу абсолютно не мог сравниться с дворцом Вэйян и дворцом Чанлэ династии Хань.

Репутация Юйвэнь Юна, нынешнего императора Чжоу, была несколько неоднозначной. Он жил просто, заботился о народе, но вместе с тем обладал мнительной натурой и был суров к своим подданным. Придя к власти, он запретил и буддизм, и даосизм. Позже он отдалился и от конфуцианства, встав на сторону легистов, чья философская школа медленно приходила в упадок после гибели седьмого императора династии Хань, У-ди. В то же время он полагался на силу ордена Хуаньюэ, чем вызвал возмущение множества людей. Покинув вершину Сюаньду, Шэнь Цяо слышал как похвалу, так и критику в адрес Юйвэнь Юна, причём последней было больше.

Потому Шэнь Цяо заколебался, когда Юйвэнь Юн вежливо пригласил его на аудиенцию и спросил: «Слышал, господину пришлось вкусить горечи, скитаясь по миру среди простого народа. Должно быть, вы стали свидетелем множества их мучений. Интересно, что говорят о Нас [1] в народе?» — но всё же ответил правду:

[1] 朕 (zhèn) — Мы (император о себе).

— Иногда хвалят, но иногда и бранят.

Юйвэнь Юн рассмеялся.

— За что хвалят? За что бранят?

— Хвалят за то, что Ваше Величество предпочитает простоту вместо роскоши и освободил от коррупции аппарат управления. Бранят за то, что Ваше Величество уничтожил буддизм и даосизм, жёстко обращается с другими людьми и содействует военным делам.

— Господин был главой ордена вершины Сюаньду. Мы запретили буддизм и даосизм, потому мы родились врагами. Разве вы не ненавидите Нас за это?

Его подозрительно агрессивные вопросы следовали один за другим. Янь Уши безразлично наблюдал со стороны, даже не думая помогать Шэнь Цяо.

— Осмелюсь спросить, почему Ваше Величество уничтожил буддизм и даосизм? — произнёс Шэнь Цяо.

— Люди слепо верят в буддизм и даосизм, жертвуют все свои сбережения на храмы и не делают ничего полезного, надеясь, что получат всё в следующей жизни, — ответил Юйвэнь Юн. — Буддисты и даосы всячески собирают пожертвования на сельскохозяйственные угодья, а затем принимают к себе крестьян, избегают уплаты налогов и присваивают зерно, собранное на полях. Если так пойдёт дальше, то императорский двор не получит ни зёрнышка риса. Буддизм и даосизм продолжат набирать силу, не признавая законы, и в конце концов станут источником смуты, как шестьдесят лет назад, когда Фацин объявил себя новым Буддой и поднял восстание.

С древних времен императорская власть стояла над религиями. Всякий раз, когда какая-то школа набирала силу, угрожающую правлению, нынешний император начинал разрушать и запрещать её. Однако, по правде говоря, на этот раз даосские ордена просто попадали под перекрёстный огонь. Чтобы избежать дурных последствий, Юйвэнь Юн запретил и буддизм, и даосизм.

Что же до конфуцианства, изначально Юйвэнь Юн решил отдать им первенство среди трёх школ. Но когда он лично написал письмо, пригласив Жуянь Кэхуэя выступить в Чанъане, тот тактично отказался. Юйвэнь Юн в порыве гнева запретил и конфуцианство, тем самым, естественно, оскорбив все три школы.

Договорив, Юйвэнь Юн посмотрел на Шэнь Цяо и спросил:

— Господин является членом даосского ордена и, должно быть, считает, что Мы совершили ошибку?

— Дао подобно воде. Вода бесстрастна — потому не встречает препятствий, бесцельна — потому всякому приносит пользу. Следуя учению о природе дао, нужно быть скромным, понимать небесные высшие принципы и человеческие чувства — это единственный способ достичь настоящего дао.

Он имел в виду, что даосы, которые ради личной выгоды причиняли вред другим, были в большинстве своём обычными отбросами. Они не могли представлять даосские ордена.

Юйвэнь Юн невольно смягчился, увидев, что Шэнь Цяо, в отличие от даосов, которые всячески пытались замолвить словечко за запрещённые учения, озвучил свою твердую позицию ясно и без колебаний.

— Мы давно слышали о вершине Сюаньду, но лишь сегодня Нам посчастливилось встретиться с господином, — радостно улыбнулся он. — Вы в самом деле достойны своей славы. Целыми днями Мы только и слышим лесть буддистов и даосов, но стоит дать им послушать слова господина! Мы уничтожаем не истинный даосизм, а мошенников, которые прикрываются именами бессмертных. Такие люди не приносят пользы ни стране, ни народу. Лучше искоренить их как можно раньше!

Меж его слов чувствовалась очень сильная жажда убийства.

Шэнь Цяо было нелегко ответить. Он хоть и не занимался мошенничеством, но, в конце концов, был последователем даосского ордена и не мог в открытую поддержать слова Юйвэнь Юна об уничтожении.

Юйвэнь Юн и не рассчитывал услышать от него лестные слова. Он посмотрел на сидящего слева Шэнь Цяо и смягчил тон:

— Мы встретились впервые, но такое чувство, что уже давно знакомы. Манеры господина достойны восхищения. Мы хотим помочь господину восстановить основы даосизма и орден. Что господин об этом думает?

— Что Ваше Величество имеет в виду? Этот жалкий даос не до конца понял, прошу, поясните.

Юйвэнь Юн был человеком, который действовал смело и решительно, говорил прямо и не любил ходить вокруг да около.

— Мы уже слышали от младшего наставника Янь, что вы бы не проиграли на Полушаговом пике в тот день, если бы не коварство других людей. В таком случае Пурпурный дворец вершины Сюаньду не имеет права отбирать у вас титул главы. Свято место пусто не бывает. Раз уж господин не может оставаться на вершине Сюаньду, почему бы не восстановить традиции вершины Сюаньду здесь, в Чанъане? Мы уверены, что с превосходным талантом господина вы будете блистать, где бы ни находились.

Шэнь Цяо наконец высказал своё изумление.

Юйвэнь Юн, очевидно, собирался позволить ему основать орден в Чанъане и создать ещё один Пурпурный дворец Сюаньду. Изначально Ци Фэнгэ назначил его главой ордена, потому никто не сможет назвать его подделкой.

Но таким образом в мире появятся два Пурпурных дворца Сюаньду. Новый орден, основанный Шэнь Цяо, и вершина Сюаньду схлестнутся в бесконечном противостоянии.

Юйвэнь Юн скрыл тот факт, что Шэнь Цяо поддержит сила императорского двора, но эта помощь будет не бесплатной. Сначала новый орден Шэнь Цяо будет слабым, потому он определённо не обойдётся без поддержки двора. Таким образом Юйвэнь Юн сможет использовать Шэнь Цяо, чтобы установить собственный голос и собственное влияние в даосских орденах.

Конечно, Шэнь Цяо тоже не останется без выгоды. Если он согласится, то другие ордена тотчас начнут относиться к нему, как к равному. Янь Уши больше не сможет обращаться с ним, как с игрушкой в руках.

Он посмотрел на Янь Уши. Тот сидел на коленях с абсолютно небрежным и ленивым видом, как мог только глава ордена Хуаньюэ. Выражение его лица было столь же расслабленным, как и поза, уголки рта чуть изогнулись в улыбке, словно слова Юйвэнь Юна не представляли для него угрозы. Наоборот, он с большим интересом ждал ответа Шэнь Цяо.

Шэнь Цяо, недолго думая, обратился непосредственно к Юйвэнь Юну:

— Премного благодарен Его Величеству за доброту. Боюсь, душевные качества этого жалкого даоса слишком скудны и не оправдают ожиданий Его Величества.

Юйвэнь Юн несколько удивился и расстроился. По его мнению, даже если в его предложении имелось скрытое намерение укрепить собственное правление, Шэнь Цяо получал одну сплошную выгоду.

Янь Уши, наоборот, усмехнулся:

— А я говорил Его Величеству, что А-Цяо — благородный муж, который скорее сломается, чем согнётся. Он никогда не принял бы предложение Его Величества. Его Величество не поверил мне и всё равно решил заключить пари. Теперь вы проиграли, так что насчёт приза?