Глава 33. Поцелуй

После ужина я устраиваюсь у окна и начинаю смотреть на дом Ян Конгшаня.

Наверное, я должен был бы нервничать или стесняться, но честно говоря, я настолько полон предвкушением, что у меня потеют ладони. К десяти часам вечера я уже засыпаю на ходу. В этот момент дверь в соседнем доме, наконец, открывается.

В руках Ян Конгшаня видна стеклянная музыка ветра; он вешает ее на крючок под карнизом и некоторое время смотрит на нее, не выпуская из рук. Он, кажется, колеблется, как будто не уверен, стоило ли вешать ее.

Мои руки сжимаются в кулаки, и мне хочется закричать:

- Я все вижу, ты не можешь забрать ее! - но в конце концов он убирает руку и возвращается в дом.

Успокоив свое взволнованное сердце, я сбегаю вниз по лестнице. Дедушка смотрит телевизор в гостиной. Он не замечает меня, потому что на экране как раз разыгралась ужасная битва, и его глаза прикованы к действию.

Сомневаюсь, что он бы услышал меня, если бы я шумел, но, несмотря на это, я крадусь на цыпочках, как вор, пока не добираюсь до двери. Открыв ее так тихо, как только возможно, я выхожу.

Я толкаю калитку во двор Ян Конгшаня и подхожу туда, где висит музыка ветра. Как и он, я долго-долго смотрю на колокольчик, пока, наконец, осторожно не снимаю его с крючка. Мне все равно, какие мысли пронеслись в его голове, когда он повесил музыку ветра; если он считает себя зрелым человеком, он не сможет отказаться от своего слова.

Я нажимаю на звонок и жду, заложив руки за спину. Порывы ветра беспокойно врываются в тишину летней ночи, словно пьяницы, все ночь проведшие за горячим чаем, выпивкой и жалобами на босса.

Мои волосы давно уже высохли после душа; ветер задувает их вперед, пока они, наконец, не падают мне на лицо, закрывая обзор. Давненько я не стригся— мне вдруг приходит в голову, что до начала школьной военной подготовки стоит укоротить волосы.

Пока все это проносится в моей голове, открывается дверь. Ян Конгшань, стоя в дверном проеме, молча смотрит мне прямо в лицо. Время, прошедшее с обеда, успокоило значение его индекса настроения и вернуло ему привычный белый цвет, хотя цифры показывают всего 68 – не так уж и много.

Я думаю, мало кто почувствовал бы себя спокойно под этим напряженным взглядом, следящим за мной. Я опускаю глаза, и вытаскиваю из-за спины музыку ветра, протягивая ее ему. Он берет ее у меня, как билетер в кинотеатре берет билет, и отступает в сторону, будто пропускает меня на сеанс.

Я вхожу и как прилежный ученик сажусь на диван. Ян Конгшань, небрежно бросив музыку ветра где-то в коридоре, идет на кухню.

- Хочешь что-нибудь выпить?

У меня мелькает мысль сказать ему, чтобы он поторопился и взялся за то, ради чего я сюда пришел, опасаясь, что это наваждение, околдовавшее его, развеется, и он пожалеет о своем решении. Но потом я думаю, что это создаст неправильную атмосферу, я меня выставит бесстыдным.

Сперва мой интерес к нему был вызван желанием обладать его телом, но сейчас далеко не только это привлекает меня в нем.

- Спрайт подойдет.

Ян Конгшань возвращается через несколько минут со Спрайтом в руке. Щелчком большого пальца он открывает банку и ставит ее на кофейный столик передо мной.

Он всегда такой заботливый.

Я заставляю себя отпить небольшой глоток Спрайта – просто машинально – и снова ставлю его на стол. Банка, прикоснувшись к деревянной поверхности стола, издает металлический звук. Если бы мы были на войне, это был бы первый выстрел. Тонкое сладковатое послевкусие остается на моих губах.

Подняв голову, я смотрю на Ян Конгшаня, мы оба молчим. Он испускает долгий вздох и садится рядом со мной, его настроение падает еще на два пункта.

- Ю Миань, ты хорошо подумал?

Я чувствую, что это именно мне следует задать ему этот вопрос, учитывая, что он выглядит так, словно его вот-вот заставят заниматься проституцией.

- Да, - я тихо киваю. - Давай сделаем это.

Недолго поколебавшись, он кладет обе руки мне на плечи и начинает наклоняться ко мне. Его дыхание становится все ближе, и я так нервничаю, что даже забываю моргать. Я просто сижу неподвижно, выпрямив спину, будто зонтик проглотил, и жду своего первого поцелуя.

Но вдруг он останавливается и снова выпрямляется, в отчаянии тихо ругаясь.

- Что я вообще делаю? ... - Он ослабляет хватку на моих плечах и еще больше отклоняется назад.

Любой человек в такой ситуации потерял бы рассудок, верно? Так близко... Я так долго ждал этого, с того самого дня, как впервые увидел его. Даже если это всего лишь один простой поцелуй, он может послужить достойным завершением моей тянущейся с середины лета мечты.

- То, что делает меня счастливым, - Я хватаю его за лацканы рубашки, улыбаюсь ему, и прежде чем он понимает, что происходит, прижимаюсь к нему губами.

Его губы холодные, с легким привкусом мяты. Его руки тут же снова сжимают мои плечи, на этот раз хватая меня с такой силой, что я чувствую острую боль.

На самом деле я не знаю, как целоваться, и у меня не хватает смелости засунуть язык ему в рот, так что на самом деле наши губы просто соприкасаются без каких-либо дополнительных действий.

Как долго, с технической точки зрения, должен длиться поцелуй? Однозначного ответа, похоже, нет.

Через несколько секунд я решаю, что этого времени уже хватит; это было достаточно запоминающимся для первого поцелуя. И вот мои пальцы расслабляются, и я выпрямляюсь, готовясь отстраниться от него.

Ян Конгшаня так приятно целовать, на вкус он как ледяная мята. Я не могу удержаться — прямо перед тем, как наши губы разойдутся, мой язык мягко проходится по его верхней губе. Краем глаза я замечаю слабый желтый свет над головой Ян Конгшаня, но прежде чем я могу удостовериться в этом, меня внезапно тянут за плечи, и через долю секунды более мощная мятная эссенция окутывает меня.

По сравнению с моим простым, невинным поцелуем, Ян Конгшань целуется так, словно он хищник, желающий проглотить меня. Его язык с силой проникает за мои губы и скользит по пещере моего рта, как будто он хочет съесть меня, начав с моего языка. Он лишает меня дыхания, силы; зрение мое начинает затуманиваться. Я дико цепляюсь за его одежду, как утопающий за спасательный круг.

Так это и есть поцелуй?

Это приятно, но в то же время страшно.

Особенно когда, после того, как он кусает мой язык, и я оттягиваю его назад, он переплетает свой язык с моим, уговаривая его вернуться, а потом снова кусает. Я инстинктивно пытаюсь вырваться, но его рука сжимает мне затылок, удерживая на месте, не позволяя сдвинуться ни на дюйм.

А, так это таков он в постели?

Он ласкает мою шею сзади, поглаживая место соединения позвонков. Не сильно, но твердо.

Шея - слабое место большинства животных; когда львы, гепарды и другие хищники охотятся, они всегда сильно сжимают шею своей жертвы, пока та не перестанет дышать. Поэтому, так сложилось биологически, что все хищники чувствительны к любому контакту с их шеей.

Я инстинктивно вздрагиваю, и мое зрение становится еще более нечетким. Мои судороги медленно ослабевают, как будто я овца, которую схватили за яремную вену, и которая потеряла всякую надежду на спасение.

Чем на самом деле кончается этот поцелуй, для меня загадка. К тому времени, как я прихожу в себя, я уже лежу на диване, а Ян Конгшань смотрит на меня сверху вниз, тяжело и прерывисто дыша. Он убирает мои растрепанные волосы за уши.

- Ты в порядке? - спрашивает он, выпрямляясь. Его голос на несколько регистров глубже, чем обычно. Он гладит пальцами мочку моего уха.

Совершенно ошеломленный, я делаю несколько глубоких вдохов. Мне требуется много времени, чтобы понять, что он говорит.

- А, я в порядке, - только почему-то совсем ослабел.

Не проходит и полсекунды, как я вдруг сосредотачиваюсь на месте над головой Ян Конгшаня. Мое зрение еще не совсем восстановилось, но там точно ничего нет. Ни цвета, ни цифр.

Такого не случалось ни разу за последние восемь лет. Я несколько раз моргаю. Ничего не изменилось.

- У тебя над головой...

- Над головой? - Ян Конгшань смотрит в потолок, затем растерянно спрашивает, - Что там?

- Там ничего нет.... - В голове царит хаос, но пытаясь сформулировать свои мысли, я начинаю бессвязно, рвано говорить, будто находясь под кайфом, - Можно ... можно я буду приходить к тебе каждый день? В то же время, в то же место, пока не поступлю в колледж. А еще, можно мне вернуться в книжный магазин? Мне не нужны книги, и мне не нужны деньги; в качестве оплаты я возьму... Я хочу то, что ты только что сделал. Только можешь не целовать меня так долго? Я не мог дышать, у меня кислород кончился.

Это из-за недостатка кислорода индекс его настроения пропал? У меня вообще все в порядке с мозгом?

Я начинаю беспокоиться о здоровье своего мозга, и мои тревоги, по сути, даже преобладают над поразительным ощущением от поцелуя Ян Конгшаня.

Прежде чем он успевает ответить, я вскакиваю и бегу к двери.

-Я ... я пожалуй пойду.

Когда я выхожу на крыльцо, мой мозг, очевидно, уже начинает отключаться. Но все же это не мешает мне одним плавным движением схватить музыку ветра и забрать ее с собой.

Когда я возвращаюсь домой, дедушка все еще смотрит свой сериал. По мере того, как разворачиваются события на экране, его индекс настроения мигает то красным, то зеленым, красным, затем снова зеленым.

Я стою и тупо смотрю на него, держа в руке музыку ветра. Его индекс настроения на месте, так почему же он исчез у Ян Конгшаня? Потому что мы целовались? Или потому, что мы обменялись слюной? Или потому, что он целовал меня до тех пор, пока у меня не кончился кислород?

- Просто бесит, как они посмели предать революцию? Гнусные предатели! - Дедушка хлопает себя по бедру, и этот звук возвращает меня на землю.

Я поспешно наклоняюсь и крадучись поднимаюсь по лестнице также осторожно, как до этого спускался.

Вернувшись в свою комнату, я запираю дверь и бросаю музыку ветра на стол, затем включаю вентилятор на полу. После этого я плюхаюсь на коврик и погружаюсь в свои мысли. Перевернувшись на бок и вытянувшись на коврике, как дохлая рыба, я зарываюсь лицом в подушку. Жар начинает распространяться от моего лица к шее и ушам.