Глава 24. Ты слишком молод

Я бросаюсь на Ян Конгшаня, который по инерции отступает назад на несколько шагов, опрокидывая стопку книг, сложенных у входа, и только потом восстанавливает равновесие.

- Ю Миань, ты выпил? - Он держит меня, пытаясь заставить стоять прямо, но мой позвоночник превратился в желе, а ноги подкашиваются.

- Совсем... чуть-чуть... - я поднимаю руку, разведя пальцы на сантиметр друг от друга, чтобы показать насколько мало я выпил.

Он пристально смотрит на меня, потом беспомощно вздыхает и ведет меня в гостиную.

- Кто заставлял тебя пить? - Даже человеку ростом 190 см нелегко управляться с пьяным. Особенно с таким, как я, постоянно обнимающим и цепляющимся за Ян Конгшаня, как банный лист.

- Сун Жуй, - я начинаю смеяться.

Вот почему говорят, что с пьяными нельзя спорить. Во-первых, они неразумны. Я, например, понятия не имею, почему смеюсь.

- Она сказала тебе выпить, и ты выпил? Ты всегда такой послушный? Садись на диван, я принесу тебе стакан воды, - Ян Конгшань почти тащит меня на диван.

Я не слушаюсь, упорно продолжая пытаться встать с дивана, поэтому он наклоняется надо мной и давит мне на плечи, заставляя меня лечь обратно.

- Я не хочу идти в школу, - Я хватаю его за руку, не давая уйти. - Они все меня ненавидят.

- Кто тебя ненавидит?

- Много кто... - мои брови сходятся вместе. - Сначала я понравился Фу Вэю... Я видел это, он порозовел... но почему тогда он начал ненавидеть меня после того, как я сказал ему об этом? Я ... я понятия не имею... людей так трудно понять...

Мои слова звучат неразборчиво, бессвязно. Ян Конгшань тихо слушает, затем высвобождается из моих рук и уходит на кухню.

Через некоторое время он возвращается со стаканом воды. Напоить меня водой, оказывается, тоже не просто. Он помогает мне подняться, и я приваливаюсь к его груди. Я делаю глоток, но дальше пить отказываюсь.

- Я не хочу, - я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, а затем начинаю упрекать его, - Почему ты заставляешь меня пить такую гадость?

Я слишком пьян, чтобы понять, плачу я или нет – все, что я чувствую, это огромная печаль.

Ян Конгшань пристально смотрит на меня.

- Это вода, - говорит он довольно спокойно.

- Нет, это не вода, это... яд! - Внезапно, неожиданно для нас обоих, я начинаю злиться. Я толкаю его, и он падает на диван.

- Ю Миань! - Он неловко наклоняется, чтобы не расплескать воду в стакане, прислонившись спиной к подлокотнику и свесив половину тела с дивана.

Пока он пытается восстановить равновесие, я решаю, что этого недостаточно, и набрасываюсь на него сверху, не давая ему подняться.

- Ну почему... Почему бы тебе не порозоветь для меня? - Мой гнев испаряется так же быстро, как и появился. Я хватаюсь за воротник его рубашки, снова за считанные секунды впадая в печаль. - Я хочу, чтобы ты порозовел....

- Ты напился, Ю Миань, дай не встать, - он кладет руку мне на пояс, пытаясь заставить меня принять вертикальное положение.

Но я отказываюсь подчиняться.

- Щекотно! – не могу объяснить, но там, где он касается меня, словно толпа мурашек пробегает, так что я готов кричать, чтобы он убрал руку.

Мое тело дергается, как рыба, выброшенная на берег. Вдруг я слышу сдавленный звук снизу и в следующую секунду чувствую, что его хватка на моей талии усиливается, и мир переворачивается с ног на голову. Мы с Ян Конгшанем скатываемся с дивана на деревянный пол. Стакан с водой, наконец, покорившись своей неизбежной судьбе, мелкими кусочками разлетается по всему полу.

Я лежу спиной на полу, глядя на мужчину, нависшего надо мной. Благодаря своей быстрой реакции, падая, Ян Конгшань успевает подставить руки, чтобы не раздавить меня своим весом.

- Хватит валять дурака, - его брови плотно сдвинуты. Похоже, он разозлился. – Тебе что, сердце разбили, или что там случилось? Почему ты так напился?

- Потому что любить кого-то так трудно... почему я тебе не нравлюсь? - Я кладу ладонь ему на лицо, большим пальцем провожу по его брови. - Ты мне действительно нравишься.

Ян Конгшань тянет мою руку вниз.

- Ты говоришь это не тому человеку, Ю Миань.

Я озадаченно качаю головой. Не тому человеку? Нет, определенно нет. Это лицо, этот голос – разве я могу спутать его с кем-то другим?

- Нет, - протестую я, обиженный тем, как он несправедлив ко мне, - Это ты... ты...

Конец предложения я уже бормочу себе под нос, после этого все, что мне остается от этой ночи – лишь короткие вспышки воспоминаний: вот Ян Конгшань поднимает с пола лишенную костей человеческую массу, которая когда-то была мной, тащит ее по лестнице, укладывает спать в свою кровать; или вот я просыпаюсь посреди ночи, умирая от жажды, и нахожу рядом с кроватью стакан с ледяной водой, а выпив его, просыпаюсь уже утром, с переполненным мочевым пузырем.

Добрых десять секунд я сижу, приложив руку ко лбу, в голове у меня пусто. Будто всю память стерли. Я понятия не имею, что я здесь делаю, где нахожусь и какой сейчас год.

Через десять секунд память возвращается ко мне. Я вспоминаю все свои вчерашние выкрутасы, и перед глазам все плывет. Спрятав голову под одеяло, я беззвучно кричу в подушку – задохнуться тут до смерти внезапно кажется мне не такой плохой идеей.

Да что с тобой, Ю Миань?! В чем твоя проблема? Как ты мог прийти сюда пьяным, да еще и признаться в своих чувствах? Зачем ты вообще пил? Зачем признался? Зачем?!

Океан сожалений наполняет меня. Просидев полчаса в спальне Ян Конгшаня, погруженный в размышления, я, наконец, на цыпочках, как вор, спускаюсь по лестнице.

Высокий Ян Конгшань, укрытый тонким одеялом, неуклюже свернулся на диване. Он так сильно скрючился, что, кажется, вот-вот упадет.

Почему он просто не оставил меня спать на диване...

Я стою в стороне, не зная, будить его или нет. Если я просто уйду, есть ли шанс, что он воспримет все случившееся вчера ночью, как сон? Наблюдая за ним, я тут же приказываю себе прийти в себя и не выдавать желаемое за действительное. Конечно, такое просто невозможно... о чем я вообще думаю?

Внезапно я замечаю на левой руке Ян Конгшаня повязку. Я напряженно думаю. Я почти уверен, что в тот момент, когда я ворвался в его дом прошлой ночью, его рука была в полном порядке.

Быть может... Кажется, в пьяном угаре я разбил стакан с водой. Неужели он тогда поранился?

Обеспокоенный, я бросаюсь к дивану, не обращая на производимый мною шум, и осматриваю его рану. К счастью, она не выглядит опасной...

Люди могут чувствовать, когда кто–то наблюдает за ними - ресницы Ян Конгшаня вздрагивают, а затем он медленно открывает глаза. Заметив, что я стою рядом с ним, он на секунду смущается.

Из-за всего того, что произошло прошлой ночью, из-за неловкости и стыда за мою ненормальность, из-за всего этого смешения чувств, я мгновенно отвожу взгляд, стоит лишь нашим глазам встретиться.

В конце концов, первым заговаривает Ян Конгшань.

- Ты хорошо спал?

Теперь я чувствую себя еще более неловко. В конце концов, я спал в его постели, а ему оставил диван; классический пример рейдерского захвата.

- Прошу прощения за то, что вчера доставил столько хлопот! - Я становлюсь на колени рядом с диваном, и говорю, заикаясь, - Я ... я слишком много выпил, я не сознавал, что делаю, мне так жаль!

Ян Конгшань садится. Должно быть, он плохо спал этой ночью: у него под глазами темные круги, да и выглядит он усталым. Он потирает лицо, потом спрашивает:

- Ты все еще помнишь то, что сказала вчера вечером?

- Я... - мне кажется, что у меня в горле что-то застряло.

В глазах Ян Конгшаня, при взгляде на меня, нет никаких эмоций, хотя бы намекающих на любовь. Если я признаюсь, что все, что я наговорил вчера, было правдой, то, без сомнения, меня не ждет ничего, кроме жестокого отказа. И наши отношения станут неловкими.

- Я... ничего не помню. И я был так пьян, что даже не понимал, что говорю, - я моментально решаю, что лучше скрывать свои чувства и любовь, но, по крайней мере, остаться с ним друзьями.

Я опускаю голову, руки сжимаются в кулаки на коленях, я так нервничаю, что начинаю потеть. Надеюсь, он не вспомнит о событиях прошлой ночи и не упомянет о моем смехотворном признании.

- В самом деле? - спокойно спрашивает он. - Ты, кажется, принял меня за кого-то другого.

- ... - Я ошеломленно поднимаю глаза. - А?

Я принял его за кого-то другого? Подождите-ка, значит, имя, которое я произнес, не было его именем? Какого черта? Чье имя я назвал? Только не говорите мне, что я говорил о дедушке.

- О-о, неужели? А потом... я сделал что-нибудь глупое, да? - Спрашиваю я, поджимая губы.

- Ничего особенного, ты просто думал, что я пытаюсь тебя отравить и все такое, - он сбрасывает одеяло и опускает ноги на пол.

Я поспешно встаю и спрашиваю его о руке.

- О, - небрежно отвечает он, двигая пальцами, - вчера стакан упал, и я поранился, собирая осколки.

Лжец. Разве можно порезать ладонь, собирая осколки?

Я искренне прошу прошения и обещаю никогда больше так не напиваться. Он, кажется, не сердится на меня, просто советует мне пойти домой и принять душ и спрашивает, не нужен ли мне выходной.

Я уже несколько дней не заходил в книжный магазин. Если я буду продолжать в том же духе, Сяо Тянь может совсем заменить меня, поэтому я яростно качаю головой и говорю ему, что со мной все в порядке.

Когда я прихожу домой, дедушка готовит завтрак. Он смотрит на меня, потрясенный тем, что я возвращаюсь с улицы.

- Откуда ты взялся? Я думал, ты спишь в своей комнате.

Я чешу нос и вру первое, что приходит мне в голову.

- Я ходил на утреннюю пробежку.

Дедушка легко проглатывает эту ложь, не сомневаясь во мне ни на секунду.

- Наконец-то ты решил заняться спортом, - он отворачивается, чтобы размешать кашу. - Это здорово. Молодым людям нужно тренироваться как можно больше, иначе, когда состаришься, при всем желании не сможешь двигаться нормально.

Я взлетаю наверх, чтобы принять душ и переодеться. Проверяя уровень зарядки на телефоне, я обнаруживаю сообщение от Сун Жуй: «Малыш Миань- Миань, любишь ты мужчин или женщин, я всегда буду на твоей стороне. Не волнуйся, Ян Конгшань, может быть, и крепкий орешек, но у меня есть много беспроигрышных вариантов завоевания! Сестричка, мы с тобой добьемся победы! Мы позаботимся о том, чтобы этот орешек попал в твои руки!»