Глава 36. Слишком возбуждает

Я инстинктивно прижимаю руку к груди Ян Конгшаня, что, кажется, заставляет его думать, будто я пытаюсь оттолкнуть его. Его большая рука захватывает кончики моих пальцев, и по мере того, как наш поцелуй углубляется, его хватка становится крепче.

Учитывая, что как раз сегодня утром я сказал ему, что считаю его поцелуи вполне удовлетворяющими моему вкусу, и что ему позволено целовать меня так, как он хочет, так сильно, как он хочет; если после всех этих слов я оттолкну его, то не покажусь ли я ему слабаком, не способным сдержать слово?

Не говоря уже о том, что, хотя задыхаться от недостатка кислорода к концу поцелуя – не самое приятное чувство, мне все равно нравится, как он целует меня. Адреналин, бурлящий в моем теле, заставляет его нагреваться и неметь, отчего я чувствую себя парящим в облаках - это прекрасное чувство.

Поначалу я думаю, что сегодняшний день будет таким же, как вчерашний, что поцелуй закончится, когда я, больше не в силах дышать, расползусь по полу жалкой лужицей. Но Ян Конгшань действует вопреки моим ожиданиям. Он оставляет мои губы и начинает осыпать поцелуями мою шею.

Поцелуи скользят от мочки моего уха к впадинкам на ключицах, пронизывая будто током. Каждый его поцелуй заставляет меня вздрагивать. Он продолжает спускаться вниз, но вскоре его останавливает ворот моей футболки. Недовольный, он щиплет меня за плечо. Вздрогнув от неожиданности, я испуганно вскрикиваю. Я и не подозревал, что можно испытывать такие головокружительные, захватывающие дух ощущения даже без соприкосновения наших губ.

Так и не поняв, как это произошло, я оказываюсь лежащим на плюшевом ковре. В этот момент мне кажется, что тело Ян Конгшаня стало просто огромным: стоит ему надавить сверху, как он, нависнув надо мной, превращается в гору, заслонившую от меня и солнце, и небо, заключив мое тело собой будто в клетку.

И я превращаюсь в антилопу, бьющуюся в предсмертных муках. Хищник прижимает меня к земле, но убивать не собирается. Вместо этого он откусывает по кусочку то тут, то там, наслаждаясь неудержимой дрожью моего тела, моей последней борьбой перед неизбежной смертью.

Это гораздо страшнее, чем было вчера...

Пока я думаю об этом, Ян Конгшань кусает мое адамово яблоко, как будто он все-таки решил съесть меня. Однако я успеваю заметить, что его индекс настроения действительно исчез. Если завтра он появится снова примерно в то же время, то, полагаю, можно с уверенностью заключить, что поцелуи действительно временно избавляют от него. Что заставляет меня задуматься: если поцелуй позволяет избавиться от него на 24 часа, заставит ли более интимное действие исчезнуть его на более длительный срок? И есть ли способ заставить его исчезнуть навсегда?

Я вдруг чувствую, как сухой палец поглаживает мою нижнюю губу. Ян Конгшань, выпрямившись, смотрит на меня, и взгляд его не очень весел:

- Куда ты смотришь?

Будто учитель делает мне выговор, застукав за игрой в телефон во время занятия. По моему телу пробегает дрожь, и я с опаской отвечаю:

- Н-никуда...

Когда я говорю, влага моего рта соприкасается с его пальцем. Он кривит лицо, будто это ему не нравится. Его глаза темнеют, и он отводит руку, упираясь ею в пол:

- А теперь тебе страшно?

Я молча качаю головой.

Он поднимает руку и проводит тыльной стороной ладони от моей шеи вниз, туда, где начинается плечо. Когда его ногти легонько царапают это место, я чувствую слабый укол боли. Не знаю, укусил он меня или нет. Если так, то это точно впечатляет.

- Ты дрожишь, - замечает Ян Конгшань, как детектив, не упуская из виду ни малейшей детали, как будто его цель – обличить меня во лжи, - Если тебе не страшно, почему ты дрожишь?

- Это не от страха, - Я все еще держу его за руку, слегка поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони. - Щекотно.

Хотя, возможно, есть во мне и немного страха. Я действительно боюсь, что он съест меня. Просто глядя в его глаза, я думаю, что он хочет вырвать мои кости одну за другой и с наслаждением обсосать их. Если бы это не был Ян Конгшань, я бы уже испугался настолько, что постарался сбежать, но это Ян Конгшань, поэтому я остаюсь на месте.

Он долго смотрит на меня, а потом вдруг выпрямляется и освобождает мое тело из плена.

- Уже поздно, тебе пора спать.

Все закончилось?

Я вздыхаю, наполовину разочаровано, наполовину с облегчением, а потом с трудом поднимаюсь с пола, только чтобы обнаружить, что определенная часть моего тела успела среагировать и даже видна сквозь штаны. И не бросается это в глаза только благодаря большой футболке, которую я сегодня ношу.

Внезапно по всей верхней половине моего тела разливается румянец. Заметил ли он?

Я украдкой бросаю на него взгляд. Судя по всему, дела у него идут не лучше, чем у меня.

Когда дело касается мужчин, радар Сун Жуй не всегда оказывается точен. Но когда дело доходит до определения размера, он предельно точен.

Это определенно внушительный размер...

- Эй, куда смотришь.

Я вздрагиваю и бросаю взгляд на Ян Конгшаня. Он, похоже, не собирается даже отдаленно скрывать свою биологическую реакцию и сидит спокойно, скрестив ноги, будто ожидая, когда все пройдет само собой. И это заставляет меня чувствовать себя по сравнению с ним каким-то неполноценным.

Я почесываю нос.

-Э-э, я хотел сказать тебе о музыке ветра... я ее разбил. Извини, я куплю тебе другую...

- В этом нет необходимости.

Я смотрю на него, пораженный:

- А?

Он поднимает с пола пульт от телевизора и спокойно нажимает на кнопки, будто он один в комнате. На экране мелькают разные программы.

- Я сказал, что в этом нет необходимости, - Все его внимание приковано к телевизору; его небрежный тон заставляет поверить, что ему совершенно безразлична судьба его музыки ветра.

Я внимательно наблюдаю за ним, желая убедиться, что ему действительно все равно, и не ухожу, пока совершенно не убеждаюсь в этом.

По дороге домой я напеваю какую-то мелодию и застаю дедушку, поднимающегося по лестнице с кружкой чая в руке, - он собирается идти спать после просмотра очередной серии своего сериала

Увидев меня, он хочет что-то сказать, но его взгляд вдруг останавливается на засосе на моей шее, и он издает тихий сочувствующий возглас.

- Миань-Миань, что с твоей шеей? Тебя кто-то укусил? Почему она такая красная?

Занервничав, я тут же с хлопком прикрываю шею ладонью, чувствуя, что у меня волосы встали дыбом.

-Не знаю, м-может особо злобный комар.

- Это явно ядовитый комар, - отвечает дедушка, нисколько не сомневаясь в моих словах. - На кофейном столике лежит бальзам, не забудь помазать.

- Понял, - киваю я, все еще прикрывая рукой шею. - Дедушка, ложись уже спать.

Он бормочет что-то насчет того, что завтра нужно обработать двор средством от комаров, и поднимается по лестнице. Я так и держусь за шею, пока не убеждаюсь, что он ушел, после чего бросаюсь прямиком в ванную, чтобы осмотреть себя.

Темно-красный засос похожий на синяк красуется на шее, а там, где сходятся шея и плечо, видны едва заметные следы зубов. Не похоже, что это пройдет через пару дней.

Хорошо, что дедушка уже не молод, и зрение у него уже не такое хорошее, к тому же он довольно простодушен. Иначе эта соблазнительная любовная мелодрама могла бы превратиться в семейную трагедию.

На следующее утро, встав с постели, я снова проверяю засос. Следы зубов больше не видны, но на шее все еще остается красное пятно. Я нашел пластырь и приклеил его, прикрывая засос. Если не опускать воротник рубашки, то вообще не заметно.

В машине Ян Конгшань не замечает — или делает вид, что не замечает — пластыря на моей шее. Кажется, для меня у него есть два настроения: огненная страстью ночью и холодная вежливость днем. Даже непринужденная беседа, которую он обычно едет, заметно сократилась по времени.

Боже, если я целую его, то не вижу индекс его настроения, но если я не целую его, мне безумно хочется поцеловать его. Ну почему все так сложно?!

***

На Церемонии прекращения дождя присутствовали иностранные журналисты, снимавшие документальный фильм, и пред отъездом один из фотографов довольно долго беседовал с Ян Конгшанем; он сказал, что потом пришлет ему небольшой подарок.

Это были просто слова, но однажды в магазин действительно прибывает посылка. Ян Конгшань с ошеломленным лицом достает из пакета фотографию в рамке, сделанной из орехового дерева и украшенной простыми золотыми линиями. С любопытством наклонившись и посмотрев на фотографию, я застываю на месте.

На фотографии я и Ян Конгшань, снятые в день Церемонии прекращения дождя; мы сидим на носилках, мое лицо прикрыто круглым веером, на его лице – маска, в руках – зонт. Камера сфокусирована на нас двоих, толпа вокруг нас совершенно размыта. Мы находимся в самом центре фотографии — это идеальный кадр, который, возможно, мог бы сделать только опытный постановщик.

- Очень похоже на свадебную фотографию.

Вздрогнув, я задаюсь вопросом, не произнес ли я свои мысли вслух. Но потом, придя в себя, я понимаю, что этот комментарий принадлежит Сяо Тяну.

- Это босс? - Он сразу же узнает Ян Конгшаня, а потом указывает на меня на фотографии. – А кто это? Из какой семьи такая хорошенькая девушка? Босс, она запала Вам в сердце?

Сяо Тянь никогда не слышал об этой церемонии, поэтому он не знает, что «девушка» эта – вовсе и не девушка.

- Это я,- говорю я, указывая на себя.

Сяо Тянь так потрясен, что, кажется, его вера в людей навсегда поколеблена.

- Учитель Сяо, позвольте мне поведать Вам эту историю, - я рассказываю ему о Церемонии прекращения дождя, а также не могу удержаться и не посплетничать о том, что случилось с предыдущей Небесной девой.

В конце концов, Ян Конгшань вешает фотографию на стену в книжном магазине — на довольно неприметном месте около книжной полки с надписью «Фольклор». Любители, увлекающиеся фольклором и традициями, могут заинтересоваться ею, ну и пусть изучают ее сколько угодно.