— Она почти не спала после того, как были убиты ее родители.

Мои глаза сужаются.

— Что?

— Да, нам было около четырнадцати, когда это случилось. Я начала работать в закусочной в шестнадцать, а она все еще приходила почти каждый вечер, — она проводит рукой по предплечью, как будто ей внезапно стало холодно. — Я была такой же, когда умерла моя мама, но всего несколько месяцев. Полагаю, нельзя определить временную шкалу для горя.

Нико не говорил мне об этом.

Я запиваю эту новую информацию глотком виски, но от спиртного глотать ничуть не легче. Это как-то не укладывается у меня в груди. На этом Побережье людей убивают только в том случае, если Висконти нажимает на курок, а наших сотрудников — только если они предатели или воры.

Я уверен, что яблоко от яблони недалеко падает.

— И вообще, почему ты так на нее таращишься?

Я раздраженно выдыхаю.

— Я не таращусь, Рори. Это ее первая смена, я просто наблюдаю за ней, чтобы убедиться, что она не… — моя карта гибели — …плохо справляется со своей работой.

Рори пожимает плечами, нахальная ухмылка расплывается на ее лице.

— По-моему, она прекрасно справляется.

Я прослеживаю за ее взглядом и наблюдаю, как Пенелопа наливает в стакан вязкую желтую жидкость и протягивает ее одному из моих теперь уже бывших деловых партнеров в Miller & Young. Она по-девичьи хихикает и опускает в напиток зонтик и изогнутую соломинку, а Клайв взамен вручает ей пачку банкнот и визитную карточку.

Мой желудок сжимается. Господи, у меня сегодня дерьмовое настроение.

— Прошу меня извинить, сестренка.

Прежде чем Рори успевает попросить сыграть еще одну партию в Висконти Блэкджек, я вскакиваю на ноги и направляюсь к французским дверям. Мне нужно выкурить сигарету где-нибудь в темном и холодном месте, чтобы собраться с мыслями.

Где-нибудь, где смех Пенелопы не будоражит мою кровь.