Глава 10

Ей было десять, и она находилась в том возрасте, когда детство уступает место переменам, которые в большинстве случаев протекают незаметно. Однако само восприятие окружающего её мира изменилось. После исчезновения Марии, Грейс отдали на попечение няни-филиппинки, владеющей английским языком достаточно свободно, чтобы вести беседу (по крайней мере, так оправдывалась Анжела).

В реальности Грейс чувствовала себя всё более одинокой и изолированной. Мать много времени проводила с подругами, отец оставался мимолётной тенью. А дверь, отделявшая от остального дома, дверь, через которую она входила всего один раз четыре года назад, постепенно приобретала другой смысл. Воспоминания о кричащем и гневном голосе отца по-прежнему вызывали в Грейс ужас, но она чувствовала, — в нём скрывается что-то ещё, кроме боли, с которой всегда ассоциировала.

Погружённая в эту засушливую эмоциональную пустошь, Грейс стала делать вид, что всё в порядке.

На самом деле никто не заботился о ней с такой же любовью, как Мария. Слуги лишь проверяли, что она ест и ложится ли спать в назначенное Анжелой время. Единственным светом в это тёмное время была её двоюродная сестра Елена — живая, весёлая. Она так же хорошо умела притворяться, что и её отец — настоящий и любящий мужчина.

Все последующие годы Грейс делала вид, что не скорбит о равнодушии родителей, об их решении разойтись, о той двери, которая в какой-то момент обрела истинный смысл того, что скрывала.

Она притворялась, что известие о смерти Марии не причинило ей боли, притворялась, что отъезд в Лондон был правильным решением, хотя в глубине души надеялась увидеть сожаление в глазах родителей, когда сообщила им о своём скором отъезде.

Только с Ральфом она не могла притворяться, но он был для неё проводником, ключом к разгадке сокровищницы забытых желаний. Однако, в конце концов, он разбил ей сердце, как и все люди до него. С тех пор доверять стало невозможно, а притворство превратилось в неизбежную необходимость.

Грейс притворялась и все эти долгие выходные. Её напугали до чёртиков не удовольствие, которое было неожиданным и искренним, даже слишком, а количество эмоций, грозивших поглотить её, и эти глаза цвета потёртой монеты, выражавшие больше, чем то, что Николас произносил вслух. Она боялась выдать себя и снова увидеть, как сердце подвергнется насилию. Поэтому Грейс спряталась за ширмой лицемерного гедонизма: лучше женщина, склонная к наслаждению, чем та, кто жалеет себя.

Николас приехал в офис через полчаса после неё. Проходя мимо стойки администраторов, мужчина бросил на неё невразумительный взгляд, после чего поприветствовал Лоредану и скрылся в своём кабинете.

Всё вернулось на круги своя, по крайней мере, по форме. А вот с содержанием была совсем другая история. Утром она повторяла себе, что это был просто незабываемый секс, что Николас не так уж сильно отличается от других мужчин, которых она знала. И всё же Грейс не могла избавиться от неуместного чувства сожаления и печали, будто нашла в нём недостающую часть себя. Она винила себя за те романтические отступления, которым не предавалась уже много лет. Мать и многие другие женщины учили Грейс на собственном опыте, что никогда и ни в чём нельзя полагаться на мужчину. Николас мог быть богом секса, но он оставался обычным смертным со всеми типичными для его пола недостатками.

Непостоянство и ненадёжность — часто встречающиеся черты у мужчин, и Николас первым признал, что обладает и тем и другим.

Она пересеклась с ним во время обеденного перерыва, когда уходила с Лореданой в привычный бар. Ей казалось, что она готова к холодности, готова к равнодушию, но было трудно отделить этого мужчину от того, кто целых два дня обожал её.

Грейс вздёрнула подбородок, надела очки и, полагаясь на силу элегантных туфель, заученной походкой окутала себя бесстрастием. Когда они оказались в зале бара, она направилась к столикам, а по её позвоночнику пробежала внезапная дрожь. Этим жалким способом Грейс обманывала себя, что взгляды исходят от Николаса.

— Свободный столик. Поторопись, пока они не украли его у нас, — предупредила Лоредана и поспешила к увитой жасмином решётке.

Когда Грейс заняла место, то краем глаза увидела, как в бар вошёл Николас. Она не смогла определить, где он расположился, единственное, что заметила, это то, что он всё время избегал смотреть в её сторону.

— Тебе нравится де Лука, скажи правду… — Лоредана уставилась на неё с ухмылкой, которая делала женщину ещё омерзительней.

— Велика беда.

— М-м-м, ты пожираешь его глазами.

— А ты нет?

Лоредана яростно покраснела и настал черёд Грейс насмешливо смотреть на неё.

Грейс начинала работать в этой фирме, зная, что её трудовая деятельность закончится в августе, и тогда она собиралась решить, что делать со своей жизнью: вернуться в Лондон или остаться в Италии. До этого утра она была уверена, что останется, но теперь эта уверенность пропала. Обедали они в напряжённом молчании, и обменялись несколькими словами, продиктованными скорее хорошими манерами, чем желанием пообщаться. Обе вернулись в офис раньше всех, и Грейс заперлась в ванной под предлогом привести себя в порядок. Она опустила сиденье унитаза и села, оставшись наконец одна. К горлу подкатил комок, сопровождаемый чувством сожаления; оно поселилось в глубине живота с тех пор, как она поцеловала Николаса в щёку, прежде чем выйти из его машины.

Грейс не хотела выяснять, почему отстраниться от Николаса даётся сложнее, чем с другими мужчинами, но это было чувство, с которым рано или поздно ей придётся иметь дело.

Сексуальный перебор, повторяла она, понимая, что обманывает себя. Она увидела в нём что-то ещё, что-то стоящее исследования, если бы позволила это себе, но она уже закрылась от него непреодолимой стеной, слишком высокой, чтобы через неё могло перелезть любопытство, и слишком широкой, чтобы её могло сбить такое глупое чувство, как желание.

Возможно, она уволится с этой работы досрочно, никто не будет её удерживать, Д'Амброзио поймёт.

Она освежила макияж, расчесала пальцами волосы и вернулась на свой пост. Проходя мимо кабинета Николаса, мельком увидела его за столом. Грейс не остановилась, не посмотрела на него, а прошла прямо, будто его не существовало, его и этого чувства ностальгии, которое надо прогнать, пока не поздно. Грейс едва успела присесть, как зазвонил внутренний телефон. Это был её номер. Она уставилась на мигающий красный огонёк, не решаясь ответить.

— Грейс, что с тобой сегодня?

Видимо, Лоредана от души наслаждалась её растерянным состоянием, и именно это заставило Грейс снять трубку и поднести к уху.

— Да, — короткий, ровный слог.

— Принеси мне, пожалуйста, кофе.

Она попыталась уловить в этой простой просьбе хоть какую-то эмоцию, но Николас даже не дал ей времени ответить, положил трубку, и ей оставалось только встать. Пока шла к нему с обжигающим пальцы пластиковым стаканчиком, с каждым шагом сердце билось быстрее; Грейс думала о том, вернётся ли всё на круги своя, как было до того странного уик-энда, который теперь казался ей сном, потускневшим при дневном свете, настолько реалистичным, что казался явью, но всё же сон.

Дверь была закрыта. Николас, видимо, увидел её тень, потому что открыл перед ней дверь и отступил в сторону. Он подошёл к ней, чтобы взять из её рук стакан.

— Присаживайся.

Не задерживаясь на Грейс взглядом, Николас повернулся к ней спиной и вернулся в своё кресло. И снова, как и на предыдущей неделе, они оказались лицом к лицу. Их разделял стол, слова, рвущиеся наружу, и общие воспоминания, которые должны были остаться воспоминаниями.

Николас пил свой кофе и, казалось, тянул время, сосредоточенно глядя на неё. Это внимание раздражало. Грейс поёрзала на стуле и в знак неповиновения приподняла бровь, показывая своё недоумение.

— Как ты? — неожиданно спросил он, удивив её.

Грейс нахмурилась.

— Хорошо… — однако она не смогла скрыть некоторой нерешительности при ответе.

Но то, что он добавил вскоре после этого, рассеяло все сомнения относительно его намерений.

— Странно снова оказаться в офисе в своих повседневных ролях. Я хотел узнать, всё ли для тебя вернулось на круги своя, если… — он развёл руки, подыскивая нужные слова.

Грейс подумала, — Николас хочет убедиться в том, что не столкнётся со сталкером.

Она разразилась сухим, коротким смехом, едва откинув голову назад, думая: «Да пошёл ты!

Ты такой же, как и все мужчины».

— Я в порядке. Не волнуйся, я снова стану секретарём, а ты — адвокатом, — она наклонилась вперёд, самодовольно приподняв уголок рта и ощущая, как чувство тоски и сожаления сжимает грудь. — Это должна была быть одна ночь, она превратилась в выходные, но на этом всё и закончилось.

У неё не получалось истолковать шквал эмоций на его лице. Решила, что в основном это досада. Ведь она вырвала слова из его уст, лишив удовольствия прервать роман в зародыше. Грейс видела, как он стиснул зубы и втянул худые щёки, отчего на них появились тени, похожие на грозовые, что плясали в его глазах. Затем Николас снова удивил её. Он улыбнулся, расслабившись в кресле.

— Рад это слышать, было бы неприятно создавать… неудобство на работе.

Грейс встала. Она больше не могла терпеть это лицемерие, хотя и привыкла скрывать свои эмоции. Не могла больше выносить этого мужчину, так непохожего на нежного, страстного и заботливого любовника, каким он был несколько часов назад. Она не могла смириться с тем, что ей приходится притворяться, что счастлива пресечь эти отношения в зародыше.

— Никаких последствий не будет. Это был просто хороший секс, — она ответила ему, чувствуя, как ком в горле увеличивается до удушья. Грейс встала и вышла из кабинета, не дожидаясь ответа. Он всё равно не последует, а если и ответит, то скажет, что слышать ей не хотелось.