Мокрый асфальт отражал свет уличных фонарей, машины не проезжали, и тишина висела над ним вместе с непрекращающимся дождём. Чем бы ни закончился этот вечер, он получит ответы на свои вопросы. Николас схватил чемодан и побежал через дорогу; как раз в это время небо решило раскрыться полностью. За время, что шёл до лестницы и поднимался к двери, Николас промок до нитки.

— Бля… погода дрянь…— пробурчал он, тщетно отряхивая рукой волосы.

Он поискал рядом с дверным звонком имя, но нигде не увидел; была только золотая кнопка в замысловатой рамке. Мужчина нервничал, как подросток на первом свидании.

Лёгкие сжались от волнения, он с трудом глотал воздух. Недолго думая, нажал на кнопку звонка, ожидая услышать мелодичную музыку, но вместо этого раздалась банальная трель.

Он сделал шаг назад под проливной дождь и увидел, как во всех окнах зажёгся свет.

Николас позвонил ещё раз и стал ждать, глядя на дверь, в то время как струйки дождя стекали с волос по лицу и собирались на промокшей одежде.

— Кто там? — спросила Грейс. Над ним загорелся свет, словно прожектор на сцене.

— Николас, — ответил он, глядя в глазок телекамеры, ощущая, как на смену волнению приходит спокойствие того, кто уже не может отступить.

Щелчок замка возвестил об открытии двери, и через мгновение перед ним стояла Грейс. Николас не был уверен, что именно почувствовал в этот момент. Было смятение, но, возможно, и облегчение оттого, что видит это лицо вновь, спустя несколько дней, которые теперь казались годами. Он никогда не видел её такой: волосы завязаны в небрежный узел, из которого выбивались растрёпанные локоны, в бесформенных спортивных брюках, простой белой футболке и кардигане, что скрывал все восхитительные изгибы. На бледном и осунувшемся лице глаза казались огромными и бездонными, и смотрели на него с изумлением и ожиданием.

Оба замерли: она — внутри квартиры, кутаясь в кардиган, он — на площадке перед дверью, промокший, а вокруг ног уже собралась лужа воды.

Грейс пробежалась по Николасу взглядом, словно только сейчас заметив его жалкое состояние.

— Ты весь промок, входи, — она поёжилась, пропуская его, и он повиновался, оставляя за собой мокрый след.

— Извини, я тут навожу беспорядок.

— Какая разница. Раздевайся, я принесу тебе халат.

Она побежала наверх по лестнице, пока он осматривался. Обстановка была элегантной, но не роскошной, в ней царила простая изысканность, свойственная тем, кто привык тратить деньги и обзавёлся комфортом.

От осмотра его отвлекли шаги по лестнице.

— Ты до сих пор в мокрой одежде? — набросилась на него Грейс с халатом в руках и встревоженным выражением лица. — Если не переоденешься, подхватишь воспаление лёгких!

Николас проигнорировал приказ.

— Грейс… Она остановилась в шаге от него, ожидая. Небольшая морщинка прорезала кожу между её бровями, рот сжался в упрямую линию.

— Грейс, я не умею справляться с эмоциями, я годами избегал отношений, и ты… ну, ты знаешь почему. Так было до твоего появления, — Николас провёл рукой по лицу. — Я хочу сказать тебе следующее… Я люблю тебя, Грейс. Люблю тебя отчаянно. Я чувствую себя потерянным без тебя. Знаю, я часто вёл себя как сволочь, что… Она начала плакать. Грейс обхватила туловище руками и покачивалась на ногах, торопливо вытирая слёзы на покрасневшей коже. Николас не знал, как интерпретировать эту реакцию. Страх сковал сильнее, чем вода, покрывавшая его с ног до головы.

— Но если ты всё ещё любишь его, если думаешь, что никогда не сможешь ответить взаимностью… — Ты же сказал, что мы не заходили так далеко! — перебила она обвинительным тоном.

Николас назвал себя идиотом.

— Я сказал это, потому что был в ярости. Ты уехала без предупреждения, словно убегала от нас! Но я не это имел в виду, я хотел сделать тебе больно и… твою мать, я просто хотел сделать тебе так же больно, как ты сделала мне… — тихо заключил он, протягивая к ней руки ладонями вверх в знак капитуляции.

— А как же та девица, которая была с тобой? Как я могу тебе доверять, если ты всегда окружён женщинами!

— Ты имеешь в виду Катерину?

— Я не знаю, кто она, но она была с тобой, когда мы разговаривали по телефону! — воскликнула возмущённо.

Николас покачал головой.

— Катерине шестьдесят два года, она генеральный директор компании, которая может стать нашим клиентом.

Николас подошёл ближе и обхватил ладонями лицо Грейс.

— Поверь мне, Грейс. Я люблю тебя, и если для тебя это не так, если ты ещё не забыла его, ничего страшного. Я буду ждать, моей любви хватит на нас обоих.

Её рот дрогнул.

— Я тоже люблю тебя, какой же ты глупый… Николас улыбнулся, почувствовав, как каждая мышца лица выгибается вверх, словно движимая нитью как у марионетки.

Он крепче обхватил её лицо и наклонился. Когда их губы соприкоснулись, он словно заново задышал, словно в этом прикосновении было сосредоточено всё первое в его жизни.

Сначала это были осторожные, почти боязливые поцелуи, затем руки Грейс переместились по его груди к основанию шеи и начали расстёгивать пуговицы на рубашке.

— Ты простудишься, — выдохнула ему в рот, на мгновение отстраняясь.

Николас снова устремился к ней, на этот раз прижимаясь губами и языком; между бёдер словно вспыхнул фитиль, и жар побежал на дальние концы тела. Эта энергия направилась к Грейс и охватила её (если судить по тому, как она схватилась за одежду, стараясь ту сорвать, не прекращая поцелуев). Николас отстранился ровно настолько, чтобы расстегнуть брюки, а затем вынуть из петель ремень. Через несколько мгновений он предстал перед ней обнажённым.

Голый, горячий, возбуждённый.

— Мне нужно прикоснуться к твоей коже, Грейс, — умоляюще сказал он, запустив руки в её волосы.

Он наклонил её голову в сторону, обнажая шею, и лениво лизнул. Провёл зубами по напряжённым мышцам, пока у неё по коже не пробежали мурашки. Потом жадно присосался; и пусть на следующий день она обнаружит алые полосы, весь мир должен знать, — она принадлежит ему, она его и ничья другая.

Он снял с неё кардиган и белую футболку. Набросился на соски, жёстко захватывая губами. Разминал её груди, любуясь плотью, зажатой между раздвинутыми пальцами. Он переместился вниз по её животу, облизнул пупок и задержался там так долго, что руки Грейс ухватились за пряди его волос и потянули вниз, чтобы приблизить к источнику возбуждения.

Николас рухнул на колени, зацепил край спортивных брюк вместе с трусиками и опустился ниже. Он спрятал лицо между её бёдер и закрыв глаза в экстазе, вдыхал запах.

Чтобы удержать, он обхватил Грейс за ягодицы, а его язык стал творить медленное, кропотливое, неустанное волшебство. Грейс упиралась ему в плечи, и сопровождала каждый взмах, каждое погружение его языка протяжным стоном, переходящим затем во всхлипывания и, наконец, в дикий, освобождающий крик.

— Какая ты вкусная, дорогая, — он повернул голову, чтобы поцеловать ей внутреннюю сторону бедра, а затем помог снять одежду с ног.

Обнажённые, они вцепились друг в друга руками, вступая в борьбу, полную неистовой страсти. В итоге они оказались на полу, катаясь в потном клубке, среди разбросанной влажной одежды, шепча непристойности и пылко признаваясь в любви. Грейс шипела, как кошка, кусала его за плечо, заставляя боль, поселившуюся в основании спины, взорваться первым вздохом наслаждения; царапала ему бёдра, принимая его в свою пульсирующую плоть. Оседлав его, впивалась ногтями в бицепсы, оставляла бороздки на груди. Затем настала очередь Николаса опрокинуть её на спину. Толчки следовали один за другим, ритмичные и безжалостные, он укусил её за линию челюсти, перешёл к губам и пожирал их, впитывая каждый стон, пока пульсирующие сокращения вокруг члена сопровождали оргазм Грейс. Когда он почувствовал, что её мышцы расслабились, он позволил кончить и себе, и вышел из неё, осыпая горячими каплями.

Через неопределённое время пол стал слишком неудобным и холодным. Они побежали вверх по лестнице в ванную комнату и приняли долгий горячий душ. Потом оказались под одеялами и между сваленными подушками, в тёплом и сухом гнёздышке. Сначала они молчали, их эмоции выражали поцелуи. В какой-то момент Николас оторвался от неё и провёл взглядом по раскрасневшемуся лицу, по глазам, сверкающим, как чёрные жемчужины.

— Я люблю тебя, Грейс. Никогда не сомневайся.

Она прильнула к его губам и погладила по лицу.

— Теперь я знаю. Теперь я знаю очень многое.

— Например?

Она ответила поспешно, будто всегда знала ответ.

— Я знаю, что ради любви нужно рисковать. Знаю, что у неё много лиц, и они не всегда могут нравиться. Я знаю, что когда человек любит, когда он любит по-настоящему, это навсегда, что бы ни подкидывала нам жизнь. И… — Грейс улыбнулась и нежно поцеловала его, — и я люблю тебя и рискую всем, чтобы ты был рядом со мной. Какое бы лицо ты мне ни показал, я буду любить и это. Только прошу тебя относиться к этой любви с уважением, поверить в нас, и я сделаю то же самое.

Николас прислонился лбом к её лбу.

— Я дам тебе уважение, доверие и преданность. Обещаю, ты будешь единственной и неповторимой. Навсегда… — закончил он, шепча ей в губы, прежде чем поцеловать.

Затем он внезапно отстранился и сел.

Его широкая спина подёргивалась, пока он делал короткие, быстрые вдохи и, наконец, разразился чиханием, словно взорвавшаяся петарда.

— Проклятая английская погода, — пробормотал он, укладываясь рядом с ней.

Грейс хихикнула.

— Общеизвестно, что здесь всегда нужно носить с собой зонтик.

Николас приподнялся на локте и положил голову на руку, а другой рукой взял прядь её волос, чтобы разгладить между пальцами.

— О зонтике я думал меньше всего. После разговора с Еленой в… — Моей двоюродной сестрой?

Он рассказал об их короткой встрече, стараясь не останавливаться на её причудах.