Глава 22

До вылета в Рим оставалось ещё три часа. Николас сидел на скамейке в аэропорту Линате между колонной с рекламными плакатами и кричащим ребёнком, поэтому легко понять степень дискомфорта, который он испытывал. Он мог бы остаться в отеле и воспользоваться услугами хвалёного оздоровительного центра, или прогуляться по улицам центра Милана, или выпить аперитив на набережной Навильи. Что угодно, лишь бы облегчить этот постоянный дискомфорт.

Это был не просто дискомфорт, а меланхолия, переходящая в депрессию. Это был штырь, который давил в область между желудком и горлом. Когда любовь была у вас под рукой и вы видели, как она ускользает, не зная точно, в чём причина и кого винить, это делало ситуацию не только отчаянной, но и безысходной.

Маленький мальчик рядом закричал ещё громче, начал извиваться как сумасшедший, и в итоге ударил Николаса локтем в бок; мужчина выругался себе под нос, когда боль распространилась по телу.

Мать ребёнка устремила на него тоскующий и в то же время растерянный взгляд.

— Ой, простите… Знаете, ребёнок не привык долго оставаться без дела.

— Нет проблем, — пробормотал сквозь зубы Николас, встал и пошёл прочь, волоча за собой чемодан.

Он бродил по торговой зоне терминала, бросая мимолётные взгляды на витрины, апатичный, усталый и опустошённый. Он бы подарил своим родителям поездку, организованную для Грейс, не в силах представить, как отец с лишними килограммами водружает мать на кафельную кухонную столешницу, чтобы сделать с ней то, о чём он предпочитал не думать. На лице появилась гримаса отвращения, когда Николас остановился перед витриной магазина Venchi, чтобы полюбоваться шоколадными композициями.

Он поторопился с Грейс, раскрыв ей ту часть своего прошлого, которая, безусловно, сделала его слабаком в её глазах. Однако он не мог переварить её бегство, даже если оно было вызвано болезнью близкого человека. Мысль о том, что она всё ещё любит своего профессора, была настоящей сутью проблемы. То, что Грейс бросила всех, чтобы сбежать в Лондон, было явным свидетельством того, что она до сих пор привязана к тому мужчине.

Чувство утраты, похожее на призрак траура, опьяняло его, и не было другого противоядия от этой душевной боли, кроме любви Грейс. Он поступил импульсивно, набросившись на неё по телефону, принизив в нескольких едких словах то, что было между ними. Но его разум затуманила обида, и потребность причинить ей боль взяла верх.

Телефон завибрировал, и, торопясь ответить, он выпустил из рук ручку чемодана; тот с грохотом упал вперёд. Наклонившись, чтобы поднять, Николас активировал связь, не проверяя, кто звонит.

— Алло.

— Привет, Николас. Как дела?

Выпрямившись, он отодвинул телефон от уха, чтобы проверить имя, но номер был неизвестен.

— Кто это?

— Елена… ну, знаешь, двоюродная сестра Грейс, девушки, с которой ты встречаешься в последнее время.

— Елена? — не веря повторил он.

— Да, это я. Я тебе не мешаю? Я угрожала Кристиану, что выложу на youporn его неудачное сексуальное выступление, если не даст мне твой номер телефона.

Николас закрыл глаза и зажал переносицу между большим и указательным пальцами, покачивая головой.

— Кристиан никогда бы не позволил себя снимать, он не такой идиот.

— Потому что ты не знаешь, какой убедительной я могу быть.

— Окей, могу я узнать причину звонка?

— Где ты находишься?

— В аэропорту Линате.

— Да, я знаю, Кристиан мне сказал.

— Всегда из-за фиаско, которое ты позаботилась запечатлеть для потомков?

— Именно. Итак, где ты?

Николас посмотрел на шоколадную лавку за спиной.

— Почему ты хочешь это знать? Ну, перед Venchi.

— Не двигайся. Сейчас подойду.

Он сбросил вызов, в замешательстве почёсывая затылок. Николас оглянулся, опасаясь розыгрыша, но тут увидел, как приближается Елена. Не заметить девушку было невозможно, оборачивались все, чтобы посмотреть на белокурую нимфу, одетую наполовину между одалиской и королевой синти. Светлые волосы, словно облако света, струились вокруг лица и плеч, и как только Елена увидела его, она подняла руку, зазвенев своей обычной коллекцией браслетов.

Оказавшись рядом, девушка обняла его со свойственным ей энтузиазмом и поцеловала в обе щёки.

— Спасибо, что подождал.

— Полагаю, ты знаешь и во сколько вылетает мой самолёт.

— Конечно, знаю.

— А что, чёрт возьми, ты делаешь в Милане? — с любопытством спросил он.

— У меня пересадка.

— Пойдём. Если у тебя есть время, я тебя угощу чем-нибудь.

Он положил руку на середину её обнажённой спины. Блузка представляла собой причудливое переплетение жемчужных нитей и тканевых вставок, оставляя открытой спину, а спереди подчёркивала идеальную форму груди девушки. Семейные гены, с сожалением подумал Николас, когда они вошли в дверь кафе.

Взяв по два бокала белого вина, они сели за столик.

— Итак, можешь мне сказать, что ты делаешь в Милане? — попросил он, прежде чем выпить.

Елена понюхала содержимое бокала.

— Я жду стыковочного рейса в Вену. Знаешь, мне вдруг захотелось попробовать яйца Моцарта… Николас чуть не выплюнул всё, что было у него во рту.

— Господи, Елена! Я мог тебя орошить!

Она закатила глаза.

— Ты подаёшь мне шутки на блюдечке с голубой каёмочкой.

— Да, но… — он начал испытывать лёгкое смущение, — я так понял, — ты собиралась поехать в Индию.

— Да, медитировать в центре в Пуне. Но потом я сказала себе, что Вена прекрасна, и мне действительно нужно вернуться и посетить австрийские Альпы. И я поехала.

Он немного позавидовал. Казалось, у Елены не было ни одной мысли, кроме как, найти способ заполнить день, хотя Николас начинал подозревать, что многое в её поведении — всего лишь хорошо надетая маска.

— Итак, ты собираешься к Грейс в Лондон? — спросила она, допивая остатки вина.

Николас вздохнул: он ожидал нападения, но не такого прямого.

— Прости меня, Елена. Но не думаю, что это твоё дело.

Она зажала между пальцами ножку бокала и покрутила из стороны в сторону.

— Грейс не хотела уезжать, на её отъезде настояла я.

— Если не считать того, что твоей двоюродной сестре уже тридцать лет и она думает головой, поэтому всё, что ты ей сказала, не имеет значения. Почему ты убедила её поехать?

— Потому что ей нужно было закрыть одну главу своей жизни, чтобы начать другую.

И не пойми меня неправильно, она никогда не любила Ральфа. Грейс была очарована, порабощена, зависима из-за стратосферного секса… — Окей, достаточно, ты донесла свою идею. Можешь пропустить мотивационную часть и перейти к остальному.

Елена надменно улыбнулась.

— Я, конечно, не психиатр, но мне кажется, что Ральф олицетворял собой отцовскую фигуру, которой так не хватало Грейс.

— Я бы сказал, что это доморощенная психология.

Елена наклонилась вперёд.

— Грейс боится разочарования, Николас.

Он задумчиво подвигал челюстью из стороны в сторону.

— Она знает, что я чувствую, у неё нет причин бояться. Что бы ты ни говорила, убеждая её уехать, она поехала, ничего мне не сказав. Грейс вычеркнула меня из своей жизни.

— Иди к ней.

— Сейчас я не знаю, что ей сказать. Мне нужно время подумать.

Елена фыркнула.

— Как хочешь, — девушка взяла сумку, порылась в ней, затем достала лист бумаги и ручку. Она быстро написала и протянула ему записку.

— Это адрес Грейс. Я точно знаю, что до воскресенья она будет в Лондоне, — Елена встала, привлекая внимание всех посетителей аляповатым беспорядком своей одежды.

— Ты уже уходишь? — спросил он, тоже вставая.

— У меня скоро посадка. Через два часа вылетает рейс в Лондон, — предупредила она, прежде чем приблизиться. Она схватила его за уже ослабленный галстук и потянула к себе, пока их лбы не соприкоснулись. — Отбрось гордость и иди. Учитывая мазохистские наклонности, Грейс зароется под одеяло, чтобы плакать, как Маргарита, когда узнала о романе Армана с Олимпией.

— Я не знаю, кто эти ребята.

Елена издала вопль.

— «Дама с камелиями». Это одна из любимых книг Грейс, — и она отпустила его.

Николас выпрямился, полностью развязав узел галстука, вытягивая тот из воротника рубашки.

— Счастливого пути, куда бы ты ни направился, — сказала она, послала ему воздушный поцелуй и ушла.

Николас посмотрел на записку, лежащую на столе, вспомнил всё, что они сказали друг другу, и решил, что Грейс подождёт. Она может плакать сколько угодно, пока её глаза не станут суше, чем земля Сахары, но он не опустится до того, чтобы бежать к ней.

Шесть часов спустя такси оставило его на тротуаре на Колвилл-роуд.

Николас в десятый раз проклинал североевропейский климат и мелкий ледяной дождь, что жалил его лицо, как множество острых булавок. Несмотря на непогоду и полумрак, мужчина смог оценить богатство окружающих его зданий. Улица была величественной, тихой, и ему показалось, что он попал на съёмочную площадку — настолько знакомыми казались эти здания со своей особенной архитектурой. Николас поспешил к дереву, под которым думал укрыться и набраться смелости пойти и постучать в дверь Грейс.

Ветви защитили от воды, но не от порывов ветра, поднявшегося в этот момент, словно природа тоже стремилась подтолкнуть его к ней. Пиджак и тонкая рубашка представляли собой скудное укрытие, а мокрая ткань, леденя, прилипала к коже. Тем не менее Николас стоял на месте и смотрел на окно верхнего этажа, из которого пробивался тусклый свет.

Николас размышлял о том, насколько они разные. Его отец работал консьержем, а мать обрабатывала швы на оверлоке за серую зарплату. Он был юристом и строил юридическую карьеру в таком городе, как Рим, где трудилось так много адвокатов, что эта работа обесценивалась. Грейс, напротив, происходила из богатой семьи, делала успешную карьеру и могла, подобно Елене, решить однажды утром проснуться и отправиться медитировать на другой конец света. Свет погас, и мужчина воспринял это как то, что судьба побуждает его к действию. Уйти или остаться? В голове промелькнула мысль, что если Грейс плакала на самом деле, как предполагала её двоюродная сестра, то не из-за их прощания, а из-за умирающего профессора.