— Любовь — это болезнь. Если болен, как можно раньше начни лечение.

Именно эти слова из уст первого красавца Гуюэе разбили не счесть сколько девичьих сердец.

Как полагал Цзян Си, даже если это сексуальные практики по методу самой богини любви Сюаньнюй, никаких сильных эмоций они вызывать не должны, двойное совершенствование — есть двойное совершенствование. Раз таково было пожелание главы, он не стал тратить время на пустую болтовню и уединился вместе со старшей сестрой по обучению, чтобы за закрытыми дверями практиковаться, согласно секретному руководству, изложенному в древних свитках.

Но любовь в глазах девушки невозможно скрыть, и через некоторое время Цзян Си начал догадываться о том, какие чувства испытывает к нему эта старшая сестра.

Все это слишком нервировало его и заставляло чувствовать себя очень неловко. Он практиковал с ней лишь по приказу главы, не имея никакого личного интереса. Более того, сама эта секретная техника двойного совершенствования требовала от практикующих не иметь каких-либо мирских мыслей. При соитии мужчина и женщина должны были лишь равномерно соединить духовные потоки, не допуская каких-либо любовных чувств и плотских желаний.

По этой причине Цзян Си много раз строго одергивал старшую сестрицу, напоминая ей о необходимости успокоиться и сосредоточиться, а не думать о всякой ерунде.

— Если не сможешь справиться с собственными беспокойными мыслями, а мы продолжим двойное совершенствование, то, боюсь, ты можешь утратить связь с реальностью, и твое духовное ядро станет тираническим.

Но разве барышня Ван могла контролировать свои чувства? В итоге однажды под конец практики из-за нестабильности разума ее духовный поток сбился, и божественное сознание затуманилось. Цзян Си стоило огромных усилий подавить вышедшую из-под контроля огненную природу ее духовного ядра. Из-за этого он пришел в ярость и сурово спросил у нее, почему она не слушает его советов, а целый день витает в облаках.

— Если собираешься продолжать в том же духе, больше не практикуй, это может погубить тебя.

В тот момент на душе у нее было очень тяжело. Откуда только храбрость взялась, но она все же решилась рискнуть всем и со слезами на глазах прямо спросила его:

— Ечэнь, ты практикуешься со мной только из-за приказа главы?

Смущенный ее словами Цзян Си потемнел лицом, и в итоге ответил вопросом на вопрос:

— Естественно, а ради чего еще?

Несмотря на то, что она давно уже знала, что Цзян Си был холоден, как ледяной родник, а сердце его подобно железу и камню, когда она своими ушами услышала его ответ, то все-таки не сдержалась, и слезы ручьем полились из ее глаз. Ей стало очень неловко. Она подняла руку, чтобы вытереть их, но слезы все текли и текли, заставляя ее чувствовать себя еще более смущенной. Она поспешно поднялась и, давясь слезами, пробормотала:

— Прости, — после чего повернулась и ушла, не оглядываясь.

После этого Цзян Си несколько дней не пытался ее разыскивать, а увидев на улице, не пытался с ней заговорить.

Некоторые юные прелестницы Гуюэе, заметив разлад между ними, за глаза начали смеяться над Ван Чуцин:

— Изначально она надеялась, что сможет подняться высоко, зацепившись за старшего брата Цзяна, только разве ж это возможно?

— Двойное совершенствование — это только двойное совершенствование, она же возомнила, что это любовь. Если, практикуя, она станет одержима и потеряет связь с реальностью, то может еще и навлечь беду на нашего брата-наставника Ечэня, и в самом деле причинить немалый вред.

— Да ладно вам, какое еще двойное совершенствование. Брат-наставник практиковал с ней ради общественного блага, а она с ним из личных интересов. Какие помыслы она скрывала, всем известно. Ха, по-моему, она просто пыталась воспользоваться ситуацией, чтобы заполучить брата-наставника.

— Старшая ученица Ван старше нас, так что и кожа у нее куда толще.

Эти слова передавались из уст в уста и вскоре достигли ушей Сюэ Чжэнъюна, который, как обычно, приехал навестить барышню Ван во время Праздника Середины Осени.

Молодой герой Сюэ был человеком простым, но далеко не глупым, так что довольно быстро разобрался, что к чему. В гневе он тут же призвал к порядку этих не в меру болтливых юных дев, после чего помчался разыскивать барышню Ван. Отыскав ее, какое-то время он просто не мог найти правильных слов и лишь глупо пялился на нее:

— Ты…

Ван Чуцин подняла на него покрасневшие глаза, по которым сразу можно было понять, что она только что плакала.

Сюэ Чжэнъюн поспешил добавить:

— Ты только не плачь, ладно… не надо, не слушай эти досужие сплетни. Ты… ты… я думаю, что ты самая хорошая. Я… я…

Ван Чуцин стояла около плакучей ивы, ее взгляд был устремлен на сверкающую словно горный хрусталь озерную гладь:

— В прошлый раз я сказала тебе неправду. На самом деле, есть человек, который мне нравится.

— Угу.

— Тогда почему бы тебе не уйти?

Сюэ Чжэнъюн почесал в затылке:

— Но этому человеку не нравишься ты… он тебя не любит, а я… я ведь все еще могу поговорить с тобой, вряд ли он будет вмешиваться.

Заметив ее молчание, Сюэ Чжэнъюн немного смутился и, поколебавшись, уточнил:

— Он же не будет вмешиваться?

Барышня Ван опустила голову и тихо прошептала:

— Ему все равно.

Можно ли считать отношениями то, чтобы было между ней и Цзян Си? От начала и до конца это был лишь приказ наставника, да еще ее собственная безответная любовь.

В школе все говорили, что Цзян Си подонок. Но Ван Чуцин считала, что было бы слишком жестоко записывать человека в подонки лишь потому, что он не хочет принимать чужие чувства.

Цзян Си никогда не обманывал чьих-либо чувств и никому не давал повода для надежды. Это они, подобно слетающимся к огню мотылькам, прекрасно зная о его бессердечии и холодности, преследовали его, принимая желаемое за действительное.

Именно поэтому в этот момент она чувствовала себя невыносимо неловко и захотела его отпустить.

Вот только по несчастливому стечению обстоятельств отвечающий за приготовление противозачаточного отвара ученик в какой-то момент запутался в рецепте и допустил ошибку, а может на то была и какая-то другая причина… но в итоге барышня Ван обнаружила, что беременна.

Она была в панике и чувствовала себя абсолютно беспомощной, представляя, как ее будут обсуждать и как над ней будут смеяться ее старшие и младшие сестры по обучению. Кроме того, она не знала, как отреагирует на это Цзян Си. В любом случае, все уже случилось и ничего с этим уже не поделать. Не находя себе места от беспокойства, она решилась пойти к главе школы.

Но когда она дошла до его дома и уже собиралась постучать в его дверь, то услышала доносящийся изнутри лишенный всяких эмоций голос Цзян Си:

— Сердце сестры-наставницы излишне подвержено мирским желаниям, что делает его неустойчивым. Из-за этого с каждым разом ее духовное ядро становится все более тираническим. Недавно, используя технику Хинаяны[286.6], она не смогла удержать под контролем свой духовный поток. Если подобное повторится, боюсь, это может сильно навредить ее телу. Настоятельно прошу главу отменить указ о двойном совершенствовании, я больше не могу практиковать с ней эту технику.

— Ах, Си-эр, почему бы тебе не попробовать еще раз серьезно поговорить с ней, может быть еще можно…

— Незачем снова возвращаться к этому вопросу. Я уже много раз говорил ей об этом, но она совсем не подходит для этого пути, — перебил его Цзян Си. — Разум Чуцин слишком легко поколебать, это бесполезно.

— В таком случае, что ты собираешься делать дальше? — спросил глава.

— Если больше нет никого, кто сможет очистить ум от нечистых помыслов и полностью отрешиться от мирского, я не буду совершенствоваться в этом направлении, — ответил Цзян Си.

Глава вздохнул:

— Мне все понятно, можешь идти. Полное очищение разума от мирских желаний — самое большое препятствие на пути двойного совершенствования. Даже не знаю, за эти несколько десятков лет сможем ли мы отыскать в Гуюэе человека, способного так же, как и ты, отринув все прочее, полностью сосредоточиться на процессе.

Впрочем, Цзян Си не спешил уходить. Постояв там еще какое-то время, он спросил:

— Это очень трудно?

— Исключительно тяжело, — глава грустно взглянул на него. — Ты и Ван Чуцин так долго были вместе, неужели ты ни разу ни капли не колебался?

Озадаченный его вопросом Цзян Си едва ли не с недоумением ответил:

— А из-за чего мне… колебаться?

Какое-то время глава пристально вглядывался в лицо Цзян Си. В глазах этого юноши он не увидел ни капли фальши и лицемерия, и это его по-настоящему потрясло. Чуть подумав, он спросил:

— Цзян Си, в твоих глазах кто такая Ван Чуцин?

— Старшая сестра-наставница.

— А во время двойного совершенствования?

— Объект двойного совершенствования.

— И ничего больше?

— И ничего больше.

— …

Заметив сложное выражение на лице главы, Цзян Си нахмурился:

— А разве должно быть по-другому?

— Нет, — после затянувшейся паузы уже давно почти седой почтенный глава школы тяжело вздохнул. — В течении стольких лет никто из учеников так и не смог преодолеть испытание любовью во время практики двойного совершенствования. Ты первый... но, к сожалению, я не знаю никого, кто смог бы закончить с тобой это важное дело.

В тот день ни Цзян Си, ни глава школы так и не узнали, что вся их беседа была подслушана барышней Ван. Если до этого в сердце Ван Чуцин еще жили какие-то иллюзии и надежды, то этот подслушанный разговор заставил ее заледенеть всем телом и окончательно потерять лицо.

Это было невыносимо стыдно. И совершенно непонятно, как после такого находиться в школе и показаться на глаза людям. Ее сестры по обучению и раньше были готовы вырвать ей позвоночник, что же будет, если они прознают, что она по неосторожности забеременела от брата-наставника Цзяна…