Глава 250. Гора Лунсюэ. Одержимость 18+

И только глубокой ночью, в тишине Дворца Ушань за этим плотно задернутым пологом, когда Мо Жань крепко уснул, Чу Ваньнин мог позволить себе чуть приподняться и погладить его бледное лицо.

Только сейчас он мог тихо и мягко прошептать:

— Прости, твой наставник не смог защитить тебя.

Это я не уберег тебя. Позволил тебе стать марионеткой в чужих руках и презираемым всеми тираном.

В этом мире никто не знает тебя настоящего. Никто не знает, каким добрым, чистым и невинным ты когда-то был. Никто не знает, что когда-то ты страдал от того, что в дождливый день не можешь спасти дождевых червей. Никто не знает, как светло ты улыбался, глядя, как расцветают лотосы в пруду.

В этом мире все ненавидят тебя за хладнокровную безжалостность, но никто не знает, что когда-то, смущенно почесав затылок, ты сказал:

— Я… я не слишком способный, но если когда-нибудь у меня появятся лишние деньги, я построю больше домов, чтобы такие бедняки без крыши над головой, каким был когда-то и я, могли поселиться там. Это ведь будет хорошо!

Все те, кто ненавидит тебя, называя беспощадным убийцей, не знают, что когда-то ты сказал:

— Учитель, я хочу непревзойденное божественное оружие, похожее на Тяньвэнь. Оно может отличить белое от черного[250.1] и спасать жизни.

Все проклинают тебя и каждый может клеймить тебя злодеем и взыскать с тебя полную цену[250.2].

Я знаю правду, но пока не в состоянии защитить твою честь.

Некоторые люди даже во время сна могут почувствовать направленный на них чужой взгляд. Веки Мо Жаня дрогнули и прежде, чем Чу Ваньнин успел среагировать, его глаза открылись:

— Ты…

Их взгляды встретились.

— На что ты смотришь?

Переживания Чу Ваньнина уже перехлестывали через край. Не в силах справиться с эмоциями, он поспешил отвернуться, чтобы не смотреть на Мо Жаня, и коротко ответил:

— Неважно.

Мо Жань промолчал. Через некоторое время теплое тело позади Чу Ваньнина заключило его в объятия, прижавшись к его спине широкой и крепкой грудью.

Под прикрытием темной ночи Чу Ваньнин открыл глаза. Перед ним легкий ветерок раздувал тюлевый полог, позади была горячая грудь, в которой билось сердце Тасянь-Цзюня. Когда этот мужчина заговорил, было сложно сказать, насмешка или ленивая томность прозвучала в его лишенном прочих эмоций голосе:

— Твое тело такое холодное и потное, — сказав это, Мо Жань наклонился к его шее сбоку и тщательно обнюхал ее. — Тебе приснился дурной сон? — спросил он с легкой насмешкой и благодушием только что проснувшегося человека. — Чую запах страха.

Чу Ваньнин не ответил, но едва заметно вздрогнул. Он не боялся, но груз скорби и угрызений совести почти раздавил его и сейчас практически все его силы уходили на то, чтобы сохранить видимость спокойствия.

В итоге ему все-таки удалось провести Мо Жаня. Не заметив ничего странного, он зевнул, постепенно просыпаясь, и снова наклонился, чтобы понюхать плечо и волосы на виске Чу Ваньнина. Удовлетворенно хмыкнув, он заявил:

— Все-таки интересно, почему даже когда ты потешь, твое тело пахнет цветами? — по его голосу было не понять улыбается сейчас он или нет, — Совсем как вырезанная из дерева статуэтка.

Если бы Мо Жань так пошутил в другое время, то точно столкнулся бы с прикрывающей смущение гневной бранью Чу Ваньнина.

Однако этой ночью он так и не дождался никакой ответной реакции. Немного удивленный, Мо Жань приподнялся и перевернул Чу Ваньнина, чтобы плотно придавить и полностью накрыть его сверху своим большим великолепно сложенным телом.

Их глаза встретились. Теперь, когда Чу Ваньнин лежал под ним, у него не осталось выбора, кроме как смотреть на собственное отражение в его глазах.

В проникающем через многочисленные складки кисейного занавеса тусклом свете непогашенной свечи Мо Жань внимательно вглядывался в это незабываемо красивое лицо, которое сейчас было так близко.

Похожие на мечи брови вразлет все так же сурово сдвинуты, приподнятые уголки раскосых глаз феникса похожи на птиц, стремящихся взмыть в небо и улететь, высокая прямая переносица и облик, в каждой черточке которого сквозит природная гордость и высокомерие.

Он и сам не знал почему, но глядя на него этой ночью, он чувствовал какую-то общую неправильность.

— Что с тобой? — он протянул руку и коснулся щеки Чу Ваньнина. Кончикам пальцев передалась дрожь чужого тела, прежде чем человек под ним вдруг закрыл глаза, словно пытаясь сдержать тысячи эмоций.

Мо Жань окончательно проснулся и почувствовал возбуждение.

Нахмуренные брови Чу Ваньнина, словно нарисованные акварелью тонкие губы и острые черты изможденного, почти хрупкого лица… всего этого было более чем достаточно, чтобы породить в его груди жажду добиться, захватить и подчинить.

Но все же его никак не оставляло какое-то смутное беспокойство, которое заставило Мо Жаня набраться терпения и снова спросить:

— В конце концов, что с тобой случилось?

Когда Чу Ваньнин приоткрыл глаза, в глубине его зрачков мерцали мелко раздробленные искры света. Он не мог выплеснуть горе и тоску, что сжигали его изнутри, и в итоге хрипло выдавил лишь одну фразу:

— Мы… как мы дошли до этого?

— …

— Если бы мы смогли остановить это раньше, возможно, все было бы по-другому.

Мо Жань не ответил. Он подумал, что Чу Ваньнин в самом деле такой забавный. Он проиграл и уже давно находился в полной его власти, стал его любовником, императорской наложницей, награжденной званием второй супруги, деликатесом на столе императора! Все это дело решенное, так зачем же сегодня ночью он вновь предается пустым мечтам, пестуя подобные мысли.

Поздней ночью во Дворце Ушань не было никого, кроме лежавших в одной кровати пары обнаженных товарищей по несчастью, крепко связанных ненавистью и обидами.

Может, плавающий в воздухе аромат цветов, что ветер принес снаружи через полуоткрытое окно, расслабляюще подействовал на Мо Жаня, но сегодня он и правда не хотел злиться на этого не ценящего его доброту человека. В любом случае, по сравнению с императрицей, общение с наложницей Чу всегда требовало от него куда большей выдержки и терпения. Поэтому какое-то время он просто зачарованно наблюдал за пытавшимся скрыть свои душевные терзания Чу Ваньнином, чувствуя как его сердце опять начало зудеть от язычков пламени вновь разгорающегося огня страсти. В итоге он, в кои-то веки, решил подшутить и с некоторой ленцой протянул:

— Ваньнин, допустим, ты понял бы это раньше, как ты думал остановить этого достопочтенного? — кончики его пальцев очень медленно начали скользить, спускаясь все ниже. В голосе Тасянь-Цзюня теперь явно звучали соблазнительно-томные нотки. — Своим телом?

Стоило ему заметить, что его слова вызвали целую бурю смешанных эмоций в глазах Чу Ваньнина, взгляд Мо Жаня тут же потемнел и стал туманным от затопившего его влажного жара желания. Через мгновение он шепотом выругался. Было это преднамеренно или нет, но от Чу Ваньнина он не мог вынести даже намека на соблазн.

Не было никаких лишних слов и прелюдий. Словно одержимый животной похотью дикий зверь, он задрал длинные и стройные ноги Чу Ваньнина и сразу же резко и стремительно вошел в него…

Сперма после их последнего соития еще не успела вытечь и тело Чу Ваньнина не забыло все, что он делал с ним накануне, поэтому очень легко и гладко приняло его член.

Когда он полностью вошел в него, Чу Ваньнин не выдержал и, тихо ахнув, глухо застонал. Распахнув затуманенные глаза, он увидел перед собой широкую и мощную грудь Мо Жаня, его горящее страстным желанием выразительное лицо и чуть приоткрытые полные губы, через которые вырывалось сбившееся от захватившего его удовольствия частое и тяжелое дыхание…

Если Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия многократно усиливает собственные желания носителя, неужели его потрепанное бренное тело могло разжечь в Мо Жане этот жаркий огонь?

Он не знал ответа на этот вопрос.

Всю ночь напролет он занимался с Мо Жанем любовью. Его сердце и мысли были в таком беспорядке, что у него просто не осталось сил, чтобы сопротивляться так же яростно и ожесточенно, как обычно.

Возможно, Мо Жаня сильно взбудоражило и возбудило его необычное поведение, а может оттого, что Чу Ваньнин был не совсем здоров и в тот день у него был небольшой жар, в ту ночь внутри него было особенно горячо. В итоге, крепко обняв его тело и безостановочно целуя его губы, Мо Жань брал его невероятно стремительно, сильно и глубоко. Удерживая Чу Ваньнина за талию и ягодицы, он поднял его ногу и продолжил вбиваться в него сбоку короткими и быстрыми толчками.

Душа Чу Ваньнина была в смятении, кадык то и дело судорожно перекатывался. Сейчас он не мог контролировать себя так же хорошо, как раньше, поэтому изредка из его горла вырывались тихие стоны.

Его реакция еще больше возбудила и воодушевила Мо Жаня. Среди смятых простыней и одеял задыхающийся и сгорающий от страсти Тасянь-Цзюнь низко и хрипло выдохнул:

— Это ведь здесь?

На самом деле Мо Жань отлично знал все эрогенные зоны Чу Ваньнина, в конце концов, они занимались этим несчетное множество раз, но из-за удивительной выносливости и выдержки Чу Ваньнина, тот очень редко стонал во время секса, поэтому Мо Жань не был уверен окончательно.

Всматриваясь в нахмуренное выразительное лицо своего любовника, он чутко реагировал на каждый отклик его тела и, в соответствии с реакцией, немного менял позу и угол проникновения.

— Когда я тебя ебу, где тебе приятнее всего?

Как все запутанно. Все… все это было так запутанно.

Чу Ваньнин слушал, как, тяжело дыша и осыпая его поцелуями, Мо Жань снова и снова шепчет ему на ухо эти бесстыдные вопросы, и тонул в неистовом безумии, где боль и страсть сплелись, словно ураганный ветер и проливной дождь.

Впервые в жизни он почувствовал себя безвольной ряской, просто плывущей по течению жизни, не способной ни за что ухватиться, ничего контролировать и ничего изменить.