Это он виноват, это он упустил. Из-за его высокомерия и уверенности в том, что его собственное достоинство и репутация важнее всего, он всегда избегал общения по душам, не желая говорить открыто и искренне.

Если бы он вовремя обнаружил… Дело не дошло бы до потери подлинной души и сознания. Вот только он много лет ничего не замечал. Так называемый Юйхэн Ночного Неба уважаемый бессмертный Бэйдоу даже не заметил, что его личный ученик стал носителем демонического цветка. В конце концов, именно его отстраненность и косноязычие привели к тому, что Мо Жань в одиночку пошел по дороге, ведущей в бескрайний мрак небытия, и был затянут в этот кровавый водоворот лютой ненависти и вражды.

После такого, как у него совести хватило занимать такое высокое положение, как у него совести хватило называться «Учителем» Мо Жаня?

Если бы он вовремя узнал об этом.

Эта фраза была подобна бесконечному кошмару и смертельному проклятию, что продолжало греметь в его ушах. Она вонзилась в его плоть словно острый шип и застряла в его горле рыбной костью. Задыхающийся, потрясенный, растерянный и испуганный… теперь он знал, что недостоин называться образцовым наставником.

Если оглянуться назад, как давно Мо Жань начал вести себя странно? Это ведь не год и не два, а много лет. Все это время прямо у него на глазах душу этого немного застенчивого, но очень талантливого юноши по крупицам поглощала тьма. Долгие годы капля за каплей мрак пропитывал его сердце жаждой крови.

Вплоть до сегодняшнего дня он, как и его собственный отец-наставник когда-то… Когда уже ничего нельзя исправить и ничего невозможно вернуть, только сейчас, оглянувшись назад, он, наконец, понял… Все его нутро словно вывернули наружу, его тело трясло, словно лодку, попавшую в шторм, его душа корчилась в муках от ненависти к себе и раскаяния… он недостоин называться образцовым наставником!

Чу Ваньнин и сам не знал, как ему удалось в тот день совладать со своими эмоциями. С трудом взяв себя в руки, он вышел из библиотеки и медленно побрел по пустой и безмолвной бамбуковой роще Пика Сышэн. Он не помнил, как вернулся в Павильон Алого Лотоса, в ту самую увитую цветущей глицинией галерею, где все так и пребывало в беспорядке. Он пришел, когда солнце еще светило очень ярко, и в одиночестве просидел там до самого заката.

В какой-то момент в подступающих сумерках в поле его зрения появился человек. У него были широкие плечи, узкая талия, величественная осанка и благородная наружность. Ступая на залитую вечерней зарей землю, он неспешно шел к Павильону Алого Лотоса, держа в руках искрящийся в лучах закатного солнца кувшин с вином.

Чу Ваньнин настолько глубоко погрузился в свои мысли, что не сразу смог понять, кто этот человек, и какой сейчас год. В какой-то момент в его глазах образ юноши из его воспоминаний наложился на силуэт этого высокого и статного красавца…

Чу Ваньнин вспомнил, что где-то через месяц после того, как он принял Мо Жаня как своего ученика, тот прибежал навестить его в Павильоне Алого Лотоса и принес с собой обмотанный бамбуковым прутом маленький глиняный кувшин. Преисполненный радости и волнения, юноша бежал так быстро, что запыхался, отчего его щеки раскраснелись, а глаза засияли как-то особенно ярко.

— Учитель, у подножия горы я попробовал удивительно вкусное вино и купил немного. Пожалуйста, попробуйте, я хочу угостить вас.

— Ты еще не взял ни одного задания, так откуда у тебя деньги? — спросил Чу Ваньнин.

Мо Жань широко улыбнулся:

— Попросил дядю одолжить.

— Зачем было так тратиться?

— Потому что Учителю понравился я, — со смехом ответил Мо Жань, уважительно двумя руками передавая кувшин Чу Ваньнину. — И мне Учитель тоже очень нравится!

Чу Ваньнин до сих пор помнил, как тогда густо покраснел от неловкости и смущения.

Этот юноша так искренне и пылко выразил свое расположение к нему, что теперь это признание, словно горячая картошка, жгло ему руки, и он не знал, как бы от него побыстрее избавиться.

Раздраженно взмахнув рукавом, Чу Ваньнин поспешил отчитать его:

— Вздор какой, что еще за нравится — не нравится? Впредь не говори ничего такого.

— Эм… ну ладно тогда, — подросток смущенно взъерошил свои волосы. — Только когда я ем или пью что-то вкусное, то сразу же думаю об Учителе и очень хочу распробовать это вместе с ним.

— Я не пью спиртное.

Мо Жань тут же опять широко улыбнулся:

— Тогда, может, стоит попробовать разочек? Может, Учитель сумеет вместить море[249.4].

Поджав губы, Чу Ваньнин все же принял кувшин. Открыв его, он осторожно понюхал содержимое, и его глаза тут же распахнулись чуть шире.

— Такое ароматное?

— Ага… Ха-ха, скорее сделайте глоточек и посмотрите, какой у него вкус.

Чу Ваньнин отпил немного. Хотя вино оказалось довольно крепким, вкус был мягким, чистым и насыщенным. Губы и горло тут же наполнились одуряюще душистым ароматом. Не удержавшись, Чу Ваньнин сделал еще глоток.

— И правда недурно, а как называется это вино?

Мо Жань расплылся в улыбке:

— Оно называется «Белые Цветы Груши».

Впервые в жизни отведав спиртное, Чу Ваньнин зачарованно повторил:

— «Белые Цветы Груши»… надо же, отличное название.

Мо Жань обрадовался:

— Учитель, если вам нравится, просто подождите, пока я смогу брать задания. Как только я начну зарабатывать, каждый день буду покупать Учителю вино.

Чу Ваньнин снова сделал глоток и, искоса взглянув на него, все с тем же пресным выражением лица ответил:

— Тогда, боюсь, ты за всю жизнь ничего не накопишь.

И тут же услышал искренний смех Мо Жаня:

— А мне и незачем копить. Все, что я заработаю, пойдет на покупку подарков Учителю, дяде и тете.

Чу Ваньнин не сказал ни слова, но в этот момент он почувствовал, как что-то скрытое глубоко в его сердце вдруг треснуло, и через эту маленькую трещинку наружу просочилась тонкая ниточка сладкого желания. Не желая, чтобы Мо Жань заметил его радость, и опасаясь, как бы люди не подумали, что «старейшину Юйхэна легко подкупить чаркой вина», он со скучающим видом и холодным безразличием на лице потягивал вино из кувшина.

Слушая бесконечную болтовню своего недавно обретенного младшего ученика, к собственному удивлению Чу Ваньнин должен был признать, что его холодная отчужденность, больше не была непреодолимой стеной, что надежно защищала его ото всех людей. Этот парнишка почти шутя перемахнул через эту стену и вот уже как ни в чем не бывало стоит перед ним, почесывая затылок и оглядываясь по сторонам.

Пожалуй, он и правда дурак.

Тем временем Мо Жань, который как раз прикидывал в уме, какие еще подношения помогут ему завоевать сердце этого строгого отца-наставника, решился спросить:

— Учитель, вам нравится цветочный торт с османтусом?

— Да.

— А песочное печенье в виде цветов лотоса?

— Да.

— А клейкий рис с приготовленными на пару с корнями лотоса?

— Да.

С каждым его ответом ямочки на щеках Мо Жаня становились все глубже и милее. Со смехом он подытожил:

— Учитель и правда любит все сладкое.

На этот раз Чу Ваньнин не стал говорить «да», вероятно, вовремя сообразив, что тяга к сладостям как-то не слишком вяжется с его образом холодного аскета.

Он сделал еще глоток и, поскольку был несколько раздосадован, то на этот раз смело отхлебнул больше. Хотя вино имело приятный вкус, однако было довольно крепким и обожгло горло так, что он поперхнулся.

Привыкший в любой ситуации сохранять достоинство, Чу Ваньнин решил, что если сейчас закашляется, то совсем опозорится, поэтому стоически пытался сдержаться. Он терпел и терпел, а огонь в горле разгорался все сильнее и сильнее, так что в итоге уголки его глаз и кончик носа немного покраснели.

Тем временем юноша рядом, забыв обо всем, строил грандиозные планы, рассказывал ему о своих великих стремлениях и, задыхаясь от азарта и героической решимости, делился с ним своими блестящими идеями:

— В таком случае я куплю все это для Учителя, а после буду собирать информацию о самых вкусных вещах со всех уголков света, составлю каталог, а затем вместе с Учителем мы объедем весь мир и все это попробуем, а потом…

Со счастливой улыбкой на губах, он повернулся к Чу Ваньнину и вздрогнул от испуга.

— Учитель, вы… что случилось?

— …

Разве не опозорился бы он, потерпев неудачу, как образцовый наставник, поперхнувшись вином, что было подарено ему его собственным учеником?

Оставалось лишь, стиснув зубы, терпеть. Из-за этого уголки его глаз стали еще краснее, а сами глаза заволокло предательской влагой.

Мо Жань совсем растерялся:

— Я что-то не то сказал? Учитель, почему вы плачете?

— …

Чу Ваньнин безмолвно уставился на него. Его длинные ресницы чуть дрожали от досады.

Изумленный Мо Жань не почувствовал его гнева и на несколько секунд замер в оцепенении. В какой-то момент, казалось, он что-то понял, после чего его голос сразу стал очень мягким и нежным:

— Это потому что раньше никто не покупал еду для Учителя?

От этого вопроса гнев Чу Ваньнина только усилился.

Мо Жань же, ничего не замечая, продолжил:

— На самом деле, когда-то мне было совсем нечего есть, и я почти умер от голода. Но потом на дороге я встретил милого старшего братца, который просто так дал мне целый горшок очень сладкой жидкой рисовой каши… Мне ведь тоже всегда нравилось сладкое, но до этого я не встречал никого, кто мог бы купить мне еду.

У этого юноши был врожденный талант ставить себя на место другого, так что, в конце концов, он искренне поверил в то, что глаза Чу Ваньнина покраснели, потому что тот был растроган до глубины души.

А потом он просто взял Чу Ваньнина за руку.

Это было совсем уж неожиданно. На протяжении своей жизни, за исключением случаев, когда прикосновения были необходимы для заклинательской практики, за руку Чу Ваньнин брал только его наставник Хуайцзуй. А тут вот так вдруг этот только приступивший к обучению ученик, забыв о правилах приличия, крайне бесцеремонно схватил его за руку. Для него это оказалось полной неожиданностью[249.5].