Изменить стиль страницы

Глава 143. Оказывается, Учитель недосягаемый лунный свет, что со мной от новолуния до полнолуния, ки

Может Мо Жань и не отличался сообразительностью, но, увидев горящий взгляд девушки, сразу же сделал правильные выводы и поспешил сказать:

— Барышня Лин-эр, ты сегодня много выпила. Что бы ты не хотела мне сказать, точно сможет подождать до завтра…

— Нет уж, я хочу поговорить об этом сегодня!

В один миг эта юная нежная девушка превратилась в свирепого и непокорного тигренка с растрепанными волосами и сверкающими глазами.

Опасаясь связываться с ней сейчас, Мо Жань уже подумывал использовать цингун и пуститься в бега, но девица уже крепко вцепилась в его рукав, поэтому ему оставалось только с доброжелательной улыбкой попросить:

— Отпусти меня.

— Не отпущу, — как говорится, пьяному и море по колено, тем более что Лин-эр было не занимать храбрости, а план уцепиться за бессмертного господина с Пика Сышэн она обдумывала уже не один день. Поэтому девушка громко и внятно заявила о своих намерениях:

— Вы мне нравитесь, а я нравлюсь вам?

Мо Жань: — …

Увидев, что мужчина никак не реагирует, Лин-эр заволновалась.

Когда Мо Жань только появился в деревне Юйлян, она сразу заметила, что этот мужчина создает впечатление очень мужественного и доблестного человека. Впоследствии она узнала, что он был тем самым прославленным «Уважаемым Мастером Мо». Маленькое зернышко в ее сердце пустило глубокие корни, и все окончательно вышло из-под контроля.

Но вот уже уборка урожая подходит к концу, и очень скоро Мо Жань покинет эти места и не вспомнит юную селянку с границы Нижнего Царства, чьей единственной ценностью было красивое лицо и ладное тело. Хотя ей было неизвестно, что думает о ней Мо Жань, девушка точно знала, что если сейчас она упустит возможность выразить ему свою симпатию, вряд ли у нее появится второй шанс сделать это. Поэтому сегодня вечером, выпив для храбрости, Лин-эр отважилась пойти следом за Мо Жанем и, преградив ему путь, признаться в своих чувствах.

Эта смелость и напор, по правде говоря, даже напугали Мо Жаня.

Красивое лицо Лин-эр раскраснелось от волнения.

В этот момент про себя она подумала: если бы Мо Жань согласился, то как замечательно было бы заполучить такого красивого любовника, не говоря уже о том, что зацепиться за такого мужчину, все равно, что в один миг взлететь на самую вершину Пика Сышэн. После этого ей не придется прозябать в этом богами забытом селе и всю жизнь можно будет прожить в комфорте, не заботясь о завтрашнем дне, просто…

— Сожалею, барышня Лин-эр, но тебе придется отпустить[143.2].

Всего одной фразой он камня на камне не оставил от воздушного замка, который она построила в своей голове.

Красивые черты Лин-эр исказились от разочарования, с лица вмиг сошел весь румянец, но все же она нашла в себе силы спросить:

— Я… во мне есть что-то некрасивое?

— В тебе все прекрасно, — вежливо ответил Мо Жань, мягко высвобождаясь из хватки девичьих рук, — но мне ты не нравишься.

Хотя, похвалив ее внешность, он пытался сохранить ее девичью гордость, этим «мне ты не нравишься», он буквально растоптал ее самолюбие.

Глаза Лин-эр мгновенно наполнились слезами обиды. Хотя ей нравился Мо Жань, ее чувства к нему не успели укорениться, поэтому сейчас она скорбела скорее о своих разбитых мечтах, а не о растоптанных чувствах.

— Тогда вам… — сдержав слезы, она все же спросила, — Тогда какая внешность вам нравится?

— Мне…

Этот вопрос поставил Мо Жаня в тупик.

Что ему нравится?

Он хотел было по привычке сказать, что ему нравится внешность Ши Мэя. Но когда эта фраза была готова сорваться с его губ, он вдруг понял, что это совсем не так и, растерявшись, так ничего и не ответил.

— Скажите, что именно вам нравится? — продолжала давить Лин-эр. Чтобы не упустить ни единой эмоции, отразившейся на его лице, она ни на миг не сводила с него взгляда своих красивых глаз.

На самом деле эта девушка заслуживала жалости. Ее старшая сестра вышла замуж за обычного торговца тканями из Верхнего Царства и несколько лет назад переехала в Лайчжоу, где зажила припеваючи.

Лин-эр вместе с матерью как-то отправилась навестить сестру. Весь пеший путь женщины несли на спине нехитрые гостинцы: сушеную рыбу с сычуаньским перцем. Но мужу сестры не понравились запылившиеся бедные родственники, которые еще и рыбой воняли, и, чтобы не позориться перед соседями, он очень быстро спровадил их из дома. Этот эпизод словно острый нож засел в сердце Лин-эр. С того дня она поклялась себе, что не смирится со своей нищенской жизнью, когда-нибудь будет жить лучше, чем ее сестра, и тогда вернет сторицей все обиды.

Поэтому все эти годы эта девушка искала выдающегося человека, отдавшись которому, она смогла бы изменить свою судьбу.

В ее положении Лин-эр и правда не желала упускать Мо Вэйюя.

По этой причине сейчас она сходила с ума от волнения и была готова идти до конца. Сделав вид, что под влиянием алкоголя у нее подогнулись ноги, девушка повисла на Мо Жане. Она знала, что перед ее мягким податливым телом сложно устоять. Когда летом она шла по полю, местные мужики глаз с нее не сводили и потом еще долго смотрели вслед. Сейчас отчаявшаяся девушка сделала ставку на тело и попыталась нежной манящей плотью проломить броню Уважаемого Мастера Мо.

— Что со мной не так? Совсем не хочешь меня? Даже не рассмотрел толком, а уже отвергаешь?

Ее обжигающее мягкое тело буквально приклеилось к нему, но Мо Жань всем нутром чувствовал отторжение. Потемнев лицом, он разорвал эти нежеланные объятия и грубо оттолкнул ее.

— Барышня Лин-эр, как давно мы знакомы? Почему ты должна мне нравиться? С чего мне вообще тебя рассматривать?

— Но ведь пока не попробуешь, не узнаешь!

Заметив, что она снова хочет подойти к нему, Мо Жань тут же предостерег ее:

— Не приближайся ко мне снова!

— Настолько не нравлюсь? — глаза Лин-эр округлились от недоверчивого изумления. — Но, может, совсем немного… хотя бы капельку?..

— Ты мне совсем не нравишься! — по ее лицу Мо Жань понял, что, видимо, все еще недостаточно ясно выразил свое отношение. В сердечных делах лучше сразу отсечь пустые надежды, значит резать нужно быстро, по-живому и безо всякой жалости. — Ты меня ни капли не возбуждаешь.

Лин-эр лишилась дара речи.

Ей это не просто не понравилось. Она не могла это понять и принять.

То есть, как не возбуждает?..

Сколько неженатых мужчин способны устоять против женщины с прекрасным лицом и отличной фигурой, которая проявила инициативу и предложила себя? Может ли настоящий мужчина вот так брезгливо оттолкнуть предложенное ему сокровище и резко сказать «ты меня не возбуждаешь?». Разве можно не только устоять перед мягким ароматным нефритом, но даже не возжелать его?

Какое-то время она с глупым видом стояла столбом, а потом неверяще пробормотала:

— Вы… ты… почему ты… как ты можешь?..

Она была не в состоянии говорить внятно.

На самом деле она хотела сказать: «Как ты можешь не испытывать плотского желания? Это же ненормально».

В целом, Мо Жань прекрасно понимал, о чем она думает и что пытается сказать, но он действительно не желал ей что-то объяснять. Плывя по бурному течению жизни, они встречались случайно. Девушка, живущая на болоте, хотела испить сладкой любовной росы и взлететь к небесам, но живущему в горах мужчине это было совсем не нужно.

Пусть думает, что хочет.

Кивнув ей на прощание, Мо Жань тихо сказал:

— Сожалею, — и скрылся во мраке ночи. Ветер дул в лицо, и он невольно прищурился.

Этот разговор с Лин-эр заставил его осознать, что, может быть, все это время его понимание любви было ошибочным.

Лин-эр спросила его: «Какая внешность вам нравится?»

Оказывается, он никогда не задумывался над этим вопросом.

Тот, кто с детства лишен человеческого тепла и ласки, не может позволить себе быть слишком разборчивым, и всем сердцем потянется к любому, кто будет добр к нему.

«Что именно нравится?»

До сих пор он даже в мыслях не допускал размышлений на эту тему.

На самом деле в этом мире каждый человек с самого рождения имеет свои специфические вкусы и пристрастия. В детстве, попрошайничая у дороги, Мо Жань часто слышал, как другие дети, ухватив своих родителей за край одежды, канючили: «Я хочу съесть тот, где зеленый лук» или «Мама, красный фонарь мне нравится больше, чем желтый, хочу красный».

Однако сам он не мог такого сказать, хотя бы потому, что это было совершенно бесполезно. Все, что он мог получить из еды , это самую дешевую пшеничную лепешку, да и то не целую, ведь ее нужно было разломить, чтобы поделиться с мамой.

Позже, когда Мо Жань оказался в Музыкальной Палате, он также часто видел представителей «золотой молодежи», которые, обмахиваясь шелковыми веерами, комментировали представление в духе: «В прошлый раз мне понравилась Цуй-эр. Сегодня она будет петь, все-таки какой у нее нежный и сладкий голосок».

Хотя в глазах Мо Жаня, старшая сестрица Цуй-эр была далеко не так хороша, как сестрица Бай Жун. Но кому было интересно его мнение?

Никто и никогда не спрашивал его: «Что тебе нравится?». Не было никого, кого заинтересовал его выбор или понимание прекрасного. Иметь мнение — это было роскошью, доступной лишь богатым. Мо Жаню же должно было быть признательным за кусок хлеба, и проливать слезы благодарности, если кто-то расщедрился дать ему одежду, способную хотя бы как-то прикрыть наготу… «Нравится?»

Заикнись он о таком, люди точно решили бы, что этот дурак бредит. С какой стати ему вообще может что-то нравиться? С его-то низким статусом как смеет он что-то оценивать? С чего вдруг решил, что может любить? У него была только его жалкая жизнь и для ее сохранения ему каждый день приходилось вести ожесточенную борьбу со всем миром.

Со временем привычка хватать без разбора все подряд стала частью его натуры. Впоследствии, даже когда все его увешанное золотом и драгоценностями тело благоухало самыми редкими и ценными благовониями, да так сильно, что от запаха амбры и борнеола он начинал чихать, Мо Жань так и не смог перестать чувствовать этот прогорклый запах нищеты, въевшийся в его кости.