Глава 203. Учитель по ошибке отпустил демона
Но Чу Ваньнин не остановился и не обернулся.
Просто не мог оглянуться.
Хоть он и сцепил зубы, чтобы сдержаться, но слезы все равно текли из глаз.
Чу Ваньнин действительно был очень обижен.
Но даже если его несправедливо обидели, что он мог сделать?
Оправдываться?
Гневно укорять?
Разве он не упустил тот момент, когда еще можно было рассказать Мо Жаню правду и сохранить лицо? Неужели теперь он должен говорить это под градом его насмешек, глядя в горящие ненавистью глаза? Он же не хочет добиться того, чтобы вместо «подсовываешь жалкую подделку» услышать «приписываешь себе чужие заслуги[203.1]»?
Поэтому он просто ушел.
Интересно, когда той ночью, стоя рядом с мостом Найхэ, в том самом месте, где вешние воды впадают в реку мертвых, учитель и ученик упомянули одного усопшего человека, осознавали ли они, что их слова с бурным потоком пронесутся по горам и долинам, и вместе с желтыми водами двух великих рек устремятся в Преисподнюю? Думали ли они о том, что если тот нежный, как цветущий лотос, юноша в загробном мире услышит их разговор, вероятно, ему будет очень грустно оттого, что между его собратом по обучению и учителем теперь разлад.
Какое-то время Мо Жань просто стоял в одиночестве на берегу реки. Ему вдруг подумалось, что это, возможно, был знак судьбы.
…Чу Ваньнин не доверял другим людям, однако ни на секунду не усомнился в нем.
Было ли это еще одним знаком свыше, но в тот день, перед тем как встретить Мо Жаня, во время патрулирования горы Хоу Чу Ваньнин столкнулся с мелким призраком. Чтобы связать его, он воспользовался Тяньвэнь, после чего заткнул плеть за пояс.
Золотая Тяньвэнь ярко сияла на фоне белых одеяний, способная по первому же его слову допросить любого подозрительного ученика и в зародыше задушить будущего Наступающего на бессмертных Императора.
Но Чу Ваньнин не снял ее с пояса, он не стал никого допрашивать.
Избежавший допроса Тяньвэнь Мо Жань неспешно направился к шелестящей под усилившимся ночным ветром бамбуковой роще. Устремившись в самые густые заросли, он очень быстро растворился в ночи и был окончательно поглощен мраком.
С тех пор Мо Вэйюй начал втайне изготавливать черные камни: сначала по две штуки, потом по четыре, а потом и по десять в день.
С каждым разом все больше и больше.
Одну за другой он подсаживал черные шашки в тела учеников Пика Сышэн, превращая их в свои глаза и уши, приспешников и тайное оружие.
После первоначальной эйфории Мо Жань постепенно начинал чувствовать раздражение и неудовлетворенность. С каждым днем он становился все более несдержанным и вечно недовольным.
Слишком медленно.
Досадно мало.
Он боялся, что Чу Ваньнин что-то заподозрит, поэтому не решался как в первый раз вкладывать всю имеющуюся в его распоряжении духовную энергию в изготовление шашек для Вэйци Чжэньлун. За раз он создавал по одному камню, сберегая половину сил. Также, чтобы усыпить бдительность Учителя, он сделал вид, что зарыл топор войны и, спрятав когти и зубы, как верный пес вернулся к ногам Чу Ваньнина, чтобы следовать за ним по пути совершенствования духа.
На самом деле, Мо Жанем двигал трезвый расчет. Ведь если Чу Ваньнин поможет ускорить повышение его духовного уровня, то это позволит ему значительно быстрее вымостить лестницу из человеческих костей и подняться на вершину человеческого мира. Так с чего бы ему отказываться от того, что плывет прямо в руки?
В тот день, стоя на верхушке дерева, он так усердно практиковался, что, переусердствовав, потерял равновесие и упал вниз.
В тот же миг перед ним мелькнули белые одежды Чу Ваньнина, когда тот в стремительном прыжке подхватил и обнял его. Но он так спешил, что не успел создать барьер, и в итоге они вместе упали с дерева на землю. Придавленный телом своего ученика Чу Ваньнин глухо застонал от боли. Открыв глаза, Мо Жань увидел, что рука Чу Ваньнина была распорота веткой, и из открытой раны вовсю хлещет кровь.
Мо Жань пристально смотрел на рваную рану на руке Учителя, и в его душе поднималось совершенно не имеющее ничего общего с состраданием звериное возбуждение. К этому времени его натура исказилась настолько, что в тот момент он не ощутил ни вины, ни благодарности, а лишь думал, что кровь Чу Ваньнина выглядит действительно красиво, так пусть потечет еще чуть-чуть.
Но разумом Мо Жань, конечно, понимал, что еще не пришло время снять маску и показать свое истинное лицо жестокого демона, поэтому помог Чу Ваньнину очистить и перевязать рану.
Оба молчали, каждый был поглощен своими тайными мыслями. Белая ткань обернула руку в несколько слоев.
Наконец Мо Жань многозначительно произнес:
— Учитель, благодарю вас!
Слова благодарности, да еще произнесенные таким благожелательным тоном, застали Чу Ваньнина врасплох. Вскинув глаза, он в упор посмотрел на Мо Жаня. Проникающий сквозь крону солнечный свет отбрасывал блики на юное лицо, отчего от природы смуглая кожа казалась очень бледной, почти прозрачной.
В это время Мо Жаню и правда было очень любопытно, что думает Чу Ваньнин о его благодарности.
Наконец-то блудный сын вернулся?
Наконец-то он смягчился?
Но Чу Ваньнин ничего не сказал, только опустил ресницы и одернул рукав.
Поднялся ветер, и солнца было в самый раз.
В прошлой жизни Мо Вэйюй не мог читать мысли Учителя, но и Учитель в итоге неправильно понял его.
В дальнейшем духовная сила Мо Жаня стала стремительно расти. Он был удивительно талантлив от природы, и теперь половины его духовной энергии хватало на создание не одного, а двух, а вскоре и четырех черных камней за раз.
Но и этого ему было недостаточно.
Ему нужна была стотысячная армия послушных его воле солдат, способная одним махом захватить Пик Сышэн, мощная сила, которая могла бы растоптать и бросить к его ногам даже такого талантливого заклинателя как Чу Ваньнин.
Арифметика относилась к тем наукам, которые никак не давались Мо Жаню. Человек, который очень скоро станет Наступающим на бессмертных Императором, часто часами просиживал за столом со счетами в руках, тупо перебирая костяшки.
Как-то Сюэ Мэн пришел навестить его и случайно наткнулся на это зрелище. Он тут же склонился над столом и с интересом спросил:
— Эй, что ты делаешь?
— Считаю.
— Что считаешь?
Мо Жань поднял на него потемневший взгляд и с улыбкой предложил:
— Угадай.
— Не могу угадать, — Сюэ Мэн взял лежащую перед Мо Жанем счетную книгу и начал внимательно изучать ее, бормоча под нос, — одна штука… триста шестьдесят пять дней… триста шестьдесят пять штук… четыре штуки... триста шестьдесят пять дней... что это за чепуха?
— Я хочу купить конфет, — с преспокойным видом ответил Мо Жань.
— Конфет?
— Лучшая конфетка «Юэшэнчжая[203.2]» стоит медяк. Если каждый день откладывать по медяку, то за триста шестьдесят пять дней можно накопить на триста шестьдесят пять штук. А если каждый день откладывать по четыре медяка, можно будет… — Мо Жань низко наклонил голову и опять сосредоточился на счетах, передвигая костяшки. Как ни крути, а он все еще не был уверен в результате своих расчетов. — Это будет тысяча…
Сюэ Мэн даже без счетов посчитал в уме быстрее него и сразу же ответил:
— …Тысяча четыреста шестьдесят конфет.
Мо Жань поднял голову и, после небольшой паузы, осклабился:
— А ты и правда быстро считаешь.
Мо Жань редко хвалил Сюэ Мэна, поэтому на несколько секунд тот просто ошеломленно замер. Справившись с удивлением, он со смехом сказал:
— Разумеется! В конце концов, я с детства помогаю маме взвешивать лекарства.
Немного подумав, Мо Жань с улыбкой сказал:
— Так или иначе, считаю я неважно. Может, сделаешь доброе дело и поможешь мне сосчитать?
Мо Жань не вел себя так спокойно и доброжелательно со дня смерти Ши Мэя. Глядя на его силуэт на фоне бьющего из окна солнца, Сюэ Мэн вдруг почувствовал какую-то жалость в сердце.
В конце концов, чуть кивнув, он пододвинул стул и сел рядом с Мо Жанем:
— Давай, говори, что нужно.
— Если откладывать каждый день на десять конфет, сколько у меня получится накопить за год? — с теплом в голосе спросил Мо Жань.
— Три тысячи шестьсот пятьдесят. Это даже считать не нужно — слишком просто.
Мо Жань только вздохнул:
— А если добавить немного: пятнадцать в день… — поразмыслив, он все же понял, что изготовление такого количества камней в день превысит его предел, поэтому тут же поправился. — Двенадцать в день. За год это сколько?
— Четыре тысячи… Четыре тысячи триста восемьдесят.
— Я хочу пять тысяч штук, сколько дней мне еще нужно копить?
— Нужно… — Сюэ Мэн взъерошил волосы, старательно считая в уме, а потом вдруг спросил, — а зачем тебе так много конфет? Все равно столько не съешь.
Мо Жань опустил глаза и, скрыв темноту внутри за длинными ресницами, ответил:
— В будущем году Пик Сышэн будет праздновать тридцать лет с момента основания. Если я хочу подарить конфеты каждому ученику, нужно начинать экономить уже сейчас.
Сюэ Мэн застыл от удивления:
— У тебя в самом деле такие планы?..
— Ага, — с улыбкой сказал Мо Жань. — Удивлен? Тебя тоже не обделю.
— Да мне и не надо, — Сюэ Мэн махнул рукой. — Можешь даже съесть мои жевательные мармеладки. Давай лучше я помогу тебе посчитать за сколько ты сможешь накопить на пять тысяч конфет.
Сюэ Мэн сразу взял в руки счеты и, сидя на фоне цветущих за окном деревьев, самым добросовестным образом помог ему сделать нужные расчеты. Все это время Мо Жань, подперев щеку, сидел рядом, глядя на него со странным блеском в глазах. Какое-то время спустя он с улыбкой сказал:
— Спасибо большое.
Всецело поглощенный подсчетами, Сюэ Мэн буркнул что-то себе под нос и даже головы не поднял.
Сейчас в его круглых черных глазах словно в зеркале отражались гладкие костяшки счет. Один, два… они и правда были очень похожи на черные камни для вэйци, количество которых стремительно увеличивалось.