Экономический историк Джеффри Уильямсон в некотором роде не согласен с этим. В 1990 г. он утверждал, что в начале XIX в. в Великобритании "несовершенные рынки капитала лишили промышленность средств, вбив клин между нормами прибыли в промышленности и сельском хозяйстве. Поскольку запас промышленного капитала был, таким образом, слишком мал, рабочих мест в промышленности было меньше, чем могло бы быть при совершенных рынках капитала". То есть, по его мнению, существовал экономически значимый разрыв между высокой отдачей от капитала и труда в хлопкоочистительных заводов и угольных шахт против низкой доходности сельского хозяйства. Он использует четырехсекторную модель общего равновесия, подобную той, которую он впервые применил в эколого-экономической истории и экономическом развитии, чтобы утверждать, что фактически разрыв между рынком капитала и рынком труда привел к тому, что к 1850 г. реальный ВВП был на 7% ниже, чем в совершенном мире. Возможно. Можно спорить с деталями его модели. Но 7% - это не повод для революций. Кроме того, сам Уильямсон, который всегда щедро снабжает свои работы библиографией, отмечает, что многие (например, Крузе и, с гораздо меньшим авторитетом, Макклоски, который, в отличие от Крузе, не проводил первичных исследований по этому вопросу) не верят, что несовершенства существовали изначально. Когда-то давно экономист Джордж Стиглер написал разгромное эссе, в котором он выступил против не дающей покоя риторики о "несовершенствах рынка капитала". Историк игнорирует Стиглера во вред себе.

И Уильямсон делает решающее замечание против своих собственных аргументов (я же говорил, что он интеллектуально честен): "Мнение о том, что разрывы в заработной плате и скорости повторного оборота представляют собой неравновесие и неравновесие на рынке факторов производства, также может быть оспорено". Да, может. Вопрос в том, является ли наблюдаемый разрыв экономически значимым. Более высокая норма прибыли владельца шерстяной фабрики по сравнению с овцеводческой фермой может быть обусловлена большей степенью риска при производстве сукна, чем при выращивании шерсти. Более высокая заработная плата на индустриализирующемся Севере, чем на сельскохозяйственном Юге Англии, могла быть обусловлена издержками переезда, включая культурные вкусы и неприятности, связанные с задымленностью Престона, что, как показывает сам Уильямсон, имеет фактическое отношение к тому периоду. Он пишет: "Некоторая часть более высоких заработков городских жителей может быть просто компенсацией за неудобства городской жизни и работы". Если это так, то разрывы представляют собой разумную адаптацию к имеющимся возможностям, а не вялую тупость. Южный сельскохозяйственный рабочий, получивший императивный приказ отправиться на север в Престон, понесет расходы на дорогу, переобучение, тоску по дому, отвратительную (для его южного сознания) северную жизнь, разрыв социальных связей - все это перевесит будущую прибыль от более высокого денежного дохода. Если бы он был свободен и никого не обманывал, он бы не подчинился приказу. Тогда рынки капитала и труда, по мнению экономистов, окажутся "в равновесии", несмотря на наблюдаемый разрыв в оплате труда. Бесплатные обеды, полученные в результате перераспределения, не останутся несъеденными, поскольку на самом деле они не будут свободны от соответствующих затрат.

Разрыв между заработной платой в промышленности и сельском хозяйстве сохраняется во всех странах мира на протяжении десятилетий и даже столетий.

В течение всего XIX века, как отмечает Уильямсон, в сказочной стране мобильности и свободы, где никто не дурак, кроме тебя самого, - Соединенных Штатах Америки - сохранялся такой разрыв. Такие постоянные разрывы порядка 50 или 100 процентов, как подозревает большинство экономистов, не могут рассматриваться просто как глупые игнорирования бесплатных обедов. Владелец мельницы мог бы придумать двадцать различных способов забрать обед, если бы дело было только в глупости. Привезти в Престон телегу южных рабочих. Перенести мельницу в Сассекс. И у рабочих есть все стимулы, чтобы забрать его и самим съесть бесплатный обед. Тем не менее, некоторые экономисты считают, что глупость можно принять за глупость, а затем подсчитать выигрыш от перераспределения рабочей силы через разрыв в оплате труда, десятилетие за десятилетием, как будто это бесплатный обед, который лежит на кухонном столе в течение ста лет, чтобы его медленно и настойчиво съели. В честь великого ученого-экономиста, который сделал это модным, расчеты можно назвать заблуждением Кузнеца. Заблуждение состоит в том, чтобы без исторического исследования поверить, что каждое расхождение цен представляет собой упущенную возможность для арбитража, покупки низкой цены для продажи высокой, без затрат на транзакцию. На самом деле это не так.