ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Ирен опустила голову, сплюнула кровь на пол. Ее зубы покачивались во рту, хоть она не знала, как это произошло. Они перестали бить ее, когда глаза стали опухать, и отец увидел, как ей навредил.

Ее руки были вытянуты над ее головой, привязаны к стене в сарае, куда ее отвели. Суставы плеч болели. Их уже не заживить? Она не знала, сможет ли опустить руки после того, как много дней провисит так.

Она думала, что прошло три дня, но не была уверена. Солнце встало и село три раза, это она помнила. Но она не все время дня была в сознании.

Ведро воды стояло вне досягаемости. Они давали ей немного попить, а потом пытались утопить ее в ведре, пытаясь выгнать из нее демона.

Пастор Харрис сказал, что сделал воду святой, помолившись над ней. Бог мог освятить что-то по просьбе священника? Она была уверена, что это работало не так.

Ирен вдохнула и закашлялась. Легкие сдавило, когда она вдохнула слишком глубоко. Боль была от сломанных и ушибленных ребер и открытых ран на спине.

Они пытались выгнать демона, избивая ее. Священник сказал, что это был единственный способ. Прошло много времени, и демон стал ее частью, так что им нужно было сделать сосуд таким, чтобы демон не хотел оставаться.

Ложь. Все было ложью.

Она отклонила голову к лучу света, падающему в трещину в потолке. Сначала она была добра с ними. Она старалась быть хорошей дочерью, которую растил ее отец, и прощала их за боль, которой они ее подвергали.

Она шептала:

— Ничего. Делайте, что нужно, но я не одержима.

А потом, после двух дней боли в теле и сердце, она бросила эту затею. Прошлое избиение она встретила ругательствами и шипением, пыталась отползти от них, хоть тело ослабело.

Если бы она знала, что этим священник начнет доказывать, что она одержима, она бы постаралась терпеть дольше.

Взгляд ее отца не давал ей покоя.

— Видите? — рявкнул пастор, хватая ее за волосы и заставляя посмотреть на отца. — Это не та дочь, которую вы растили. Это демон в человеческой плоти. Мы освобождаем ее из клетки, которую он создал.

Она почти убедила отца. Ирен закрыла глаза, солнце играло на ее лице. Было приятно ощутить немного тепла, хоть днем в сарае было жарко. Ночью было ужасно холодно.

Она хоть на пару мгновений могла ощутить облегчение.

Сколько это продолжится? Пока она не сломается. До побега она сломалась бы на первый день. Цирк сделал ее сильнее.

Букер сделал ее сильнее.

Она вдохнула, заставила воздух пройти в легкие, хоть ребра пылали. Она могла. Букер злился бы на нее, если бы она перестала бороться за свободу.

Веревка на ее руках была первым, что нужно было миновать. Они ее не отвязывали. Веревка впивалась в запястья, и кровь стекала по коже.

Она дернула за путы, проверяя, что ее разум при ней, а веревки не ослабели. Они все еще крепко держали ее на месте.

— Проклятье, — прошептала она.

Ирен оглядела пустой сарай еще раз. Земля под ногами засохла между пальцев там, где вода протекала. Ведро в углу было единственным, что было тут с ней.

Она потянула за веревку, надеясь, что стены не выдержат. Они были прочными.

Что ей оставалось? Только ее тело, а она не ела три дня, так что была еще слабее, чем обычно. Но должно быть что-то…

Чернила на ее руках стали двигаться. Она смотрела, как татуировка искажалась, пока капля чернил не отделилась от ее тела. Не одна, а десятки черных шариков поднимались по ее левой руке.

Муравьи? Ирен моргнула пару раз. Муравьи могли двигаться так к ее ладони?

Она не помнила, чтобы он рисовал на ней муравьев. Может, несколько были на листьях. Она не смотрела на процесс. Было слишком страшно глядеть, как игла пронзает ее кожу.

Муравьи напали на веревку на ее левом запястье, стали кусать путы. На это ушло время, но она ощущала тихие хлопки, когда им удавалось перекусить нити.

Солнце подвинулось с ее затылка на нос и рот, пока они работали. Время пролетало слишком быстро. Пастор Харрис и ее отец скоро придут за ней, а муравьи смогли сгрызть только половину веревки на одной руке.

— Быстрее, — прошептала она.

На другой татуировке были муравьи? Она вытянула шею, чтобы посмотреть на другую руку, но там не было муравьев. Только тревожно двигались пчелы.

Веревка с левой стороны хлопнула в последний раз, и ее рука упала к боку. Муравьи вернулись на кожу.

Она не ощущала пальцы. Мертвый вес ладони бесполезно хлопал по телу.

— Ну же, — прорычала она, пытаясь оживить руку. Ей нужно было двигаться, чтобы она распутала другую руку, пока за ней не пришли.

Она выдохнула, терпела покалывание в руке, от которого казалось, что сдирают кожу. Она терпела боль мышц, поднимая руку и сжимая пальцы как можно сильнее. Она подняла ладонь к другой веревке.

Дверь хижины неподалеку открылась. Она знала этот скрип. Не смогла бы забыть, даже если бы попыталась.

Они шли.

Ирен заскулила, дергала за веревку на другом запястье.

— Ну, — бормотала она. — Поддавайся.

Узел был крепким, ей нужно было чем-то его перерезать. Она прошла к стене, где веревка была зацеплена за крюк. Она встала на носочки, но не могла достать. Крюк был почти под потолком.

Должно быть что-то… Ирен повернулась и подбежала к ведру. Привязанная рука дернула ее обратно на пару шагов, плечо хрустнуло со звуком, от которого содрогнулось тело.

Она заскулила еще раз, сжалась. Казалось, кто-то ударил ее горячей кочергой. Жар заставлял мышцы плеча и бицепса дрожать.

Ведро было последним шансом, а они шли сюда. Она вытянула ногу, тянулась к краю ведра.

Ее плечо протестовало, пока она тянулась, насколько позволяла рука. Хлопок снова раздался в ушах, и Ирен знала, что теперь плечо не встанет на место само. Она слишком сильно тянула.

Пальцы ноги задели холодный металл.

Она была так близко. Она не могла теперь сдаться. Ирен стиснула зубы, потянулась вперед сильнее, веревка впилась в запястье, кровь стекала по предплечью. Пальцы ног достали до края ведра и сбили его.

Вода облила ее ступки, ледяная, но бодрящая. Она сможет. Еще пара дюймов, она подцепит край ведра и притянет его к себе, а потом сможет встать…

Дверь распахнулась.

Ирен зажмурилась, прижимая освобожденную руку к груди. Сердце гремело об ладонь. Она сможет подтянуть ведро теперь? Она даже не хотела знать, кто стоял на пороге.

Ее отец отпустил бы ее. Она смогла бы уговорить его, умоляя отпустить.

Шаги шаркали по земле, она знала, что это был не отец. Он не шаркал, а ступал уверенно.

Ладонь коснулась ее подбородка, отклонила ее голову. Гладкие пальцы, на которых никогда не было мозолей. Пальцы уже касались ее столько раз, что тошнило от одной мысли.

— Открой глаза, дитя.

Она зажмурилась сильнее. Она была так близко.

— Живо, — сказал он и сжал ее челюсть до боли.

Ирен медленно открыла глаза и посмотрела в его темные глаза. Она знала каждую часть его лица, как свое. Каждый ненавистный дюйм его лица был выжжен в ее памяти до конца жизни. Он пытался сломать ее, но у него никак не получалось.

Священник улыбнулся медленно и с весельем.

— Ты еще не сдалась.

— Я и не собиралась.

Его пальцы совпадали с синяками, уже оставленными от прошлых визитов. Он удерживал ее на месте, глядя на ее освобожденную руку. Он перевел взгляд на веревку с другой стороны.

— Впечатляет. Как ты это сделала?

Она не отвечала. Ирен хмуро глядела на него, выливая всю ненависть во взгляд. Пусть думает, как она это сделала. Может, это был демон, который, по его мнению, жил в ней.

— Не ври мне, девчонка. Как ты это сделала?

Ирен собрала немного слюны на языке и плюнула в его лицо.

Он отпустил ее и вытер лицо.

— Думаешь, это было мудро?

Ей было плевать. Она уничтожит его, если будет шанс. Она все еще хотела порвать его горло своими зубами. Пусть считает ее зверем. Может, стоило так себя и вести.

— Ну же. Я пытаюсь тебе помочь, Ирен, — он подтянул ее за подбородок ближе к себе. — В тебе монстр, и это нужно исправить.

В голове вспыхнуло все, что он с ней сделал. Хлыст, ножи, раскаленный металл на ее спине. Он оставил ей шрамы на всю жизнь, и все во имя Бога.

Он не работал на Бога. Он работал для себя, ради своего извращенного желания увидеть боль людей.

Хоть он не мог их видеть, духи, которым он навредил, окружали его. Они прошли в сарай, словно питались ее гневом. Она делала их сильнее своей ненавистью. Почти можно было коснуться.

Один склонился и убрал волос с плеча священника. Она смотрела, как дух поднял волос в воздух, бросил на пол.

Они уже могли его касаться?

Мертвая женщина за ним — с глазами, но, похоже, без языка — кивнула. Ее светлые волосы были обрезаны у черепа. Кровь лилась из ее рта, когда открывала его, но улыбка передала Ирен то, что они хотели.

Они ходили за ним, чтобы отомстить, и она была той, кто подарит им месть.

— Во мне нет монстра, — прорычала она.

— Как тогда ты зовешь демона, Ирен? Другом? — он приподнял бровь. — Ты не думаешь логически. Демон говорит тебе, что делать.

— Нет, — она покачала головой. — Я уже простила себя за отличия. Я — не монстр, просто женщина, которая хочет все сделать правильно.

Может, она не верила в эти слова раньше, но верила теперь. И эта вера горела в ее венах, придавая ей больше сил, чем было раньше.

Ирен поймала взгляд духа за ним. Она улыбнулась мертвецам, которые получат свою месть. Они смогут упокоиться, если она им поможет. Ирен не понимала, почему так долго не понимала, что они хотели, чтобы она услышала их желания, хоть и не могли произнести их.

Два духа отошли от остальных и зашли за нее. Они прижали ладони под ее уставшими руками, помогли ей подняться. Она ощущала их.

— Спасибо, — шепнула она им. — Я уже стою нормально.

— Что? — рявкнул священник.

Она посмотрела на него.

— Мне вас жаль. Вы не сможете узнать, как приятно видеть мир без линзы. Правда перед вашим лицом будет всегда скрыта.

Он нахмурился, попытался отпрянуть, но призраки за ним помешали это сделать.

Он не успел издать ни звука, Ирен кашлянула.