ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Богу быть славой великих дел, которые Он совершил.

Их голоса поднимались к потолку церкви. Мужчины и женщины говорили хором, хвалили всевышнего за все, что у них было. Песня очистит их души.

— Так любил Он мир, что дал нам Сына, который отдал Свою жизнь для искупления греха.

Ирен смотрела на мужчину в первом ряду. Его голова была отклонена, глаза — закрыты, солнце падало из витража на него. На миг его лицо покрыли синие и зеленые пятна луга на стекле.

— И открыл врата жизни для всех.

Солнце подвинулось, и красные тени оказались на лице мужчины. Ирен сцепила сильнее ладони перед собой, голос стал едва слышным шепотом, пока она пела с остальными.

Он не понимал, что с ним происходило? Что свет изменился, и его озарила красная кровь, пока он сидел в церкви?

Темный туман появился за ним, она узнала силуэт, хотела прогнать его. Губы Ирен дрожали, пальцы содрогались, а темный туман потянулся и коснулся ладонью скелета головы мужчины. Его волосы чуть приподнялись, дух схватил прядь и отпустил ее.

Облако закрыло солнце, и на мужчину снова упало зеленое пятно. Темный туман пропал.

Ирен опустила голову, зажмурилась и тихо прошептала молитву, которую никто не слышал. Они пели слишком громко. Они не знали, что она шептала молитвы снова и снова, прося Бога помочь ей, ведь эти существа шли за ней.

За ней.

— Ирен, — прошептал с придыханием голос ей на ухо. — Ирен.

— Прости, отец, я согрешила, — прошептала она, сжимая ладони так сильно, что они побелели от давления.

— Ирен, посмотри.

— Я не хочу смотреть.

— Ты должна.

И она посмотрела. Она всегда смотрела, хоть ей казалось, что ее душа обречена.

Она медленно открыла глаза и опустила взгляд. Деревянный пол был потерт за годы, многие люди сидели на ее месте. Неудобная скамья впивалась в спину, но ее отец говорил, что она должна это ощущать. Неудобство означало, что она сосредоточилась на Боге.

На ее ногах были черные, как чернила, туфли, и темный цвет сливался с тенями, словно они были сделаны из них.

А потом она увидела, как тьма движется под скамьей перед ней. Ладони выбрались из теней, пальцы прижались к скамье, словно труп хотел вытащить себя из-под нее.

Последняя протяжная нота органа разносилась эхом, пока она скулила.

Мать Ирен ткнула ее локтем.

— Хватит, — прошипела она. — Довольно, дочь.

Ирен прекратила бы, если бы могла. Она остановила бы это в первый раз, когда увидела, как душа бредет по кладбищу и обвивает руками любимую, плачущую у могилы. Она прекратила бы это в восемь лет, когда увидела демона, сидящего на корточках на ее потолке, глядящего на нее красными глазами.

— Ирен, — раздался голос, просил ее ответить, хоть она знала, что это неправильно.

Она тихо выдохнула.

— Уйди, — шепнула она голосу у ее уха. — Прошу, уйди.

— Нет, — ответил голос.

Дрожь усилилась. Она склонилась, уперла локти в колени, просила ладони пропасть. Ирен сосредоточилась на грязи под ногтями, грязи из могилы, откуда выбралось существо.

Ногти стукнули по лавке, и ладони скрылись под ней.

— Ирен, — рявкнула ее мать. — Сотри это выражение с лица, дурочка. Твой отец говорит.

Ее отец. Пастор. Мужчина, который должен был заметить, что его дочь мучили демоны, еще в раннем возрасте. Он должен был давным-давно спасти ее, но всегда говорил, что она просто пыталась привлечь внимание.

Будто ей это было нужно. Все в Сент-Мартинвилле уже знали, кем она была. Они ждали, что она будет идеальной куколкой, которая сияла изнутри.

Как ей это делать, если демоны шептали ей на уши? Она поежилась, ощутив ладонь на плече. Ирен не нужно было смотреть, чтобы увидеть тонкую кожу с голубыми венами на тощих пальцах.

Она видела ладони много раз. Вылезающие из-под ее кровати по ночам, скребущие по полу, тянущиеся к ней из-под скамьи. Манящие посмотреть. Узнать, что будет, когда она посмотрит в глаза своему демону.

— Ирен, — прошептала ее мать, звуча серьезно. — Смотри на отца, когда он говорит!

Тихо заскулив, она подняла голову, заставила глаза оставаться открытыми. Он стоял гордо у трибуны. Его светлые волосы были коротко подстрижены, черное одеяние было идеально выглажено. Ее отец был красивым, так все говорили. С сильной челюстью, пронзающими голубыми глазами и широкими плечами.

Никто не знал, как он смог найти жену, похожую на него. Ее мать была высокой, светловолосой, длинноногой. Такой, какой нужно быть жене пастора.

Они создали дочь, которая была почти альбиносом. Бледная кожа Ирен была как у трупов, ходящих вокруг нее. Ее белые волосы придавали ей вид призрака, хоть из-за ее почти желтых глаз, практически лишенных цвета, люди избегали ее.

Ее ноздри раздувались, первая душа вышла на сцену к ее отцу. Он умер недавно. Призрак выглядел как мальчик, умерший в аварии две недели назад.

Он повернул голову, показывая изорванную кожу лица там, где окно пробило его череп. Джошуа пострадал так, что его родители не смогли провести похороны с открытым гробом. Теперь Ирен видела, что именно произошло.

Больше духов присоединились к ее отцу. Они окружили его, шипя с отвращением и гневом. Они не верили его словам. Смерть не была для них даром. Они застряли тут, гнили духовно и физически.

Она нахмурилась от страха, задыхалась. Дух без руки потянулся к ее отцу, провел ладонью с двумя пальцами по его спине. Ткань его пиджака подвинулась, и он запнулся, словно ощутил, что его что-то коснулось.

Нечто неестественное. Нечто, что он не считал настоящим, но она их видела.

Ирен посмотрела на свои ладони, белые волосы ниспадали занавесом перед ее лицом. Она не позволит им управлять ею. Это были просто духи, а она была живой. На ее стороне была сила Бога, и они не могли заставить ее делать то, чего она не хотела.

— Так ты думаешь? — прошептало существо ей на ухо. — Ирен, ты знаешь, что я могу заставить тебя сделать все, что я хочу.

Когда она снова заскулила, ее мать ткнула ее локтем с силой, бормоча про наглых детей, требующих внимания.

Но она не хотела внимания! Ирен хотела, чтобы кто-то поверил ей, когда она говорила о голосе в ее голове. О голосе, который она не могла прогнать, как ни говорила, что не хотела слушать. Она не хотела слышать, что он говорил.

— Подними голову, Ирен.

— Нет, — прошептала она.

— Посмотри на меня.

Был ли выбор? Ирен знала, что будет, если она не поднимет голову. Другие духи попытаются ее убедить. Ладони вылезут из-под скамей, и они нападут на нее, будут тянуться руками, желая, чтобы она услышала их.

С дрожащей челюстью и напряженными руками и плечами, с застывшим телом она подняла голову.

Темный туман появился за ее отцом. Чернее ночи, такой темный, что поглощал свет свечей вокруг себя. Развевающиеся ленты тени отделились от него. Во тьме на нее смотрели желтые глаза.

Голос прогудел в церкви, голос, который слышала только она:

— Беги, Ирен, — сказал он.

Тьма пропитывала слова, тьма, от которой сердце Ирен болело, а дыхание вырывалось всхлипами.

— Они идут за тобой, — предупредил дух.

Она резко выпрямилась, стукнула пятками по полу. От этого звука ее отец замолчал и уставился на нее.

Она видела не глаза отца, а кроваво-красные глаза демона за ним.

— Простите, — выдавила она. — Мне нехорошо.

Ирен развернулась и побежала из церкви. Она не вдыхала, пока не вышла наружу, миновала бегом ступеньки и попала на улицу.

Наконец, она вдохнула свежий воздух со сладким ароматом магнолий. Она была тут в безопасности. Спасена от существ, живущих в церкви, выползающих из могил, шепчущих послания и мысли, желая, чтобы она услышала.

Спасена от отца и его кроваво-красных глаз.

Миссис Говард прошла к Ирен, ее темные волосы были идеально собраны в пучок, придавая ей строгий вид. Она катила по улице голубую коляску, и ее маленький сын, видимо, отдыхал в ней. Она гуляла с малышом, только когда он спал.

— Здравствуй, милая, — миссис Говард странно посмотрела на нее, потом взглянула на церковь. — Разве ты не должна быть внутри?

Да. Она не собиралась признаваться, что убежала из церкви так, словно за ней гнался дьявол.

Она сжала бледно-желтое платье, в которое ее нарядила с утра мама. Оно ужасно смотрелось на ней, и Ирен ненавидела свое отражение в зеркале. От этого цвета она казалась болезненной, тело словно окутывала желтая дымка. Оно свисало с ее худого тела, потому что мама хотела, чтобы она всегда была ребенком. Юбка была широкой вокруг ее худых бедер, а верхняя часть в форме сердца отставала от тела, если она резко двигалась.

— Мне нехорошо, — прошептала она, стараясь не смотреть в глаза женщины. А потом она увидела мужа миссис Говард за ней, его пустые глаза пытались увидеть их сына.

— О, бедняжка. Я слышала, что тебе нездоровится, — она похлопала Ирен по плечу. — Беги домой. Я вернусь и скажу твоей матери, что случилось.

— Спасибо, — шепнула она и убежала.

Их дом был недалеко от церкви. Ее отец заявлял, что хороший пастор не отходил от стада. Дом был странным, простым и белым, с большим крыльцом вокруг него.

Она ненавидела его. Здание было как тюрьма, полное душ всех пасторов, что были до него. Тех, кого не пустили в Рай, но и не забрали в Ад. Они шептали слова, полные ненависти, ей на уши. Говорили, что она — ведьма, которой нельзя было жить на святой земле.

Она всхлипнула, взбежала на крыльцо и хлопнула ладонью по двери. Не было времени вежливо стучать. Она пыталась закричать, прося о помощи, но задыхалась. Голоса душ, следующих за ней, мешали думать. Она не слышала ничего, кроме них, и она хотела быть подальше от них.

— Помогите, — просила она, открывая дверь. — Прошу.

Ленты платья были завязаны слишком туго. Она развязала их, и платье раскрылось сзади. Прохладный воздух задевал ее спину. Холод побежал по телу, и она знала, что это было не от воздуха. Призрак проводил пальцем по ее спине, напоминая ей, что она принадлежала им.

И они могли ее трогать. Говорить с ней. Объяснять ей, что они сделали, чтобы облегчить свое бремя.