Но Сергей даже не думает умерить темп или силу вторжения. Если бы Анна могла в эти мгновения заглянуть в лицо молодого человека, то не узнала бы знакомого лика, а узнав – содрогнулась. Кажется, все бесы, дремавшие в глубинах подсознания мужчины, вырвались на свободу и совершенно преобразили привычные черты.
– А ты себя не сдерживай Анна Владимировна. Потерпи, сейчас я из твоей маленькой, аккуратной попки сделаю разъёбанную сраку. Ты ведь этого хотела, когда просила в жопу. Да, этого, отвечай, – слова сами собой исторгаются Сергеем, чужим, незнакомым голосом.
– Ай! Серёженька, кончи пожалуйста, не могу больше, больно очень. Ай-А-А! – бархатный голос Анны срывается в визг, а пунцовое лицо искажает страдальческая гримаса.
Сергей, словно обезумев, не чувствуя ни усталости, ни жалости, продолжает самозабвенно, исступлённо содомировать писательницу, и отчаянные крики лишь ещё сильнее распаляют любовника, удесятеряют силы.
У женщины нет больше сил кричать, она лишь тяжело хрипит, всхлипывает, подвывает как побитая сука. Анна обречённо с надрывом охает, и при каждом дюжем толчке озверевшего любовника притягательные телеса содрогаются. Острая, раздирающая нутро боль сменяется тупой, ноющей и мучительной пыткой. Так продолжается, пока и она не трансформируется в такое же мучительное, жгучее, но ни с чем несравнимое, извращённое наслаждение. Сергей чувствует, как уже легко и свободно толстый бугристый уд проскальзывает в распаханный задний проход. Он отпускает руки женщины: даму больше не требуется удерживать. Теперь она уже сама подмахивает самцу, стараясь насадиться на раскалённый жезл как можно глубже. Болезненные нотки в оглушительных криках сладострастия лишь усиливают упоение, всё ближе и явственней подталкивая Анну к оргазму.
– Ещё сильнее, о-о-Ох, какой член. – Анна словно в горячке, старательно выпячивает вожделенный зад, истинно жертвуя растерзанное очко. – Ещё хочу, дА! Боже как больно-о-о. Да!
Сергей продолжает ожесточённо всаживать член, ещё раз! и ещё! Анна находится в крайней степени возбуждения, но что-то мешает, что-то неуловимое удерживает, не позволяет достигнуть чувственного апогея.
Бесстыжий развратник извлекает натруженный орган: дьявольская насадка перемазана розовой слизью. К чёрту – стягивает с одеревеневшего члена секс-игрушку. Сергей слегка раздвигает спелые, пылающие от шлепков, ягодицы – любуется результатом анального насилия. Развороченная дырка в кровавых потёках, алые разрывы по краям припухшего сфинктера. Мужчину восхищает изуродованный анус любовницы – это как божественный акт современного искусства, доступный осознанию лишь для привилегированного братства избранных.
Сергей переворачивает писательницу на спину, укладывает на край дивана. Ноги поджаты к груди и руками перехвачены под коленками. Запястья наспех стягивает шёлковый пояс халата. Анна позволяет делать с собой всё, лишь бы получить вожделенный экстаз.
Мужчина обильно смазывает кисть правой руки и вульву лубрикантом. Женщина чувствует, пальцы любовника проникают во влагалище. Не торопясь, медленно скользя, они прокрадываются всё глубже и настойчивей, приятно растягивая тугую и такую узкую, горячую щёлочку. Писательница растворяется в нахлынувших переживаниях. Анне становится чрезвычайно больно, крик срывается с уст, когда любовнику удаётся с силой протолкнуть руку в пылающее лоно.
Упругие мышцы словно тугая, латексная перчатка обжимают руку. Сергей с трудом собирает пальцы в кулак и пытается продолжить вторжение. Анна мучительно охает. Ничего не получается: слишком узко. Любовник не отступает, болезненные крики женщины лишь умножают похоть мужчины. Он нежно покручивает рукой, медленно начинает поступательные движения, проникаясь ответным, едва уловимым, позывом плоти. Сладостные стоны и страдальческие вопли непрерывно срываются с уст, но, когда кулак упирается в матку, Анна истошно вскрикивает – как же глубоко... Мужчина умело, трепетно и терпеливо колеблется в чувственном естестве, распаляя всё больше и сильнее жар сладострастия.
Сергей подрачивает твёрдый несгибаемый уд и снова штурмует едва сомкнувшуюся дырочку заднего прохода. Анна каждой клеточкой чувствует, как неумолимо растягивается травмированный сфинктер.
– Уф, тише, прошу. О-о-ох как, очень, – женщина тяжело дышит, кажется, что раскалённая палица обжигает нутро и снова нещадно шурудит в дырке, – ой, мамочка, больно, тише…
Сергей упоённо содомирует любовницу: драть раздраконенный анус легко и приятно. Как же это сладостно – вспахивать кулаком тугую, бесконечно узкую вагину и чувствовать через тонкую стенку, скользящие движения упругого члена.
Анна продолжает болезненно охать, жалобно подвывает, но противоречивые переживания овладевают мятежной сущностью всё сильнее и явственней. Боль в заднем проходе вновь притупляется, уступая место желанной цельности в полноте ощущений. Движения в лоне рождают томительную негу, тёплые волны разливаются по чувственной плоти. Ощущения такие разные; дополняя и исключая, они в синергии пробуждают новые, доселе незнакомые эмоции, увлекают на недосягаемый уровень острейшего предвкушения блаженства.
Сергей растворяется в любовнице, движения точны и соразмерны, а волны наслаждения, рождённые в глубинах женского естества, проникают и заряжают мужскую плоть вожделенной, первобытной силой.
Анна млеет. Она явственно переживает, как внутри зреет, наливается сладострастными соками пурпурный бутон ослепительного оргазма. Но проснувшиеся в глубинах подсознания бесы уже внушают свои, исполненные похоти и вожделения, фантазии. Им мало, им всего и всегда мало…
«Давай, давай ещё сильнее, ещё полнее и острее, ты ведь так этого хочешь, не сдерживай себя, ты достойна большего, ты Избранная, ты свободна…», – настойчиво нашёптывают демоны, они овладели, подчинили женскую природу своей тёмной бесовской воле.
– Ещё сильнее, давай вот так, ещё да, дА! – слова невольно срываются с уст, Анна вторит одурманенному вожделением сознанию.
– Хочешь ещё сильнее? Правда? Хочешь ещё острее? Да? – Эхом перекликается голос любовника.
– Да! Хочу, давай ещё, да, дА! – естество Анны кипит. Вся она являет собой одно целое, первородное животное влечение.
Бесовские огоньки холодно мерцают в глазах мужчины. Указующим перстом Сергей нащупывает наружный зев шейки матки. Маленькая дырочка противится вторжению, но страсть усиливает натиск, предвкушая восторг проникновения.
– Ой! Ты прям в матку? – испугавшись, тревожно лепечет женщина, – прошу, не надо, не надо, не надо, не надо...
Смятение, крайнее волнение охватывает Анну, хотя тайно писательница ждала именно этого, исподволь, неосознанно вожделела, но боялась признаться, выдать, произнести вслух потаённое, нет – даже подумать об этом. И вот теперь мысли путаются в голове, вся она – томительное предвкушение страшного и мучительно-сладостного.
Палец трудно, в натяг распечатывает тугой вход, медленно, но неотвратимо внедряется всё глубже в сокровенное естество. Сергей совершает поступательные движения, вперёд – чуть медлит, снова упрямо насильно в плоть и, словно убаюкивая, слегка назад. Всё глубже, жёстче вламывается указующий перст, чувствуя, как исключительно обжимают упругие мышцы, и чем пуще сопротивление, тем сладостней наслаждение от проникновения.
– О-ой! мамочки. О-О-ОЙ! Больно, больно, больно, – тараторит, захлёбывается словами обезумевшая от страстей женщина. – Еби!!! не слушай меня...
Бранное слово само, непроизвольно слетает с уст Анны. Женщина явственно чувствует, остро переживает, как внутри всё трепещет, и неумолимый перст, раздирая плоть, вонзается в сокровенное естество. Дыхание прерывается, и истошный вопль разрывает лёгкие в невозможности вырваться на свободу…
Но Анна уже не принадлежит себе, она распята в пентакле терзающих страстей: гордыня, сребролюбие, гнев, тщеславие, сластолюбие.
Сергей проваливается в транс, иступлённые движения всё хаотичней, всё грубее и беспощадней. И пока член ритмично содомирует писательницу, мучительно растягивая сфинктер при каждом остром и резком таране, рука ошалело изощрённо насилует перстом матку. Отчаянно, яро проникает до упора, бодает сокровенный орган кулаком, овладевает узенькой дырочкой совершенно, вырывая из груди женщины гортанные вскрики и отчаянные вопли. Анна крутит задом, извивается змеёй, пытается избавиться от разрывающей нутро нестерпимой, потусторонней силы.
Свободной рукой Сергей наотмашь лупит женщину по лицу.
– Лежи смирно блядь, не дёргайся.
Огромные глаза ловят затуманенный взгляд любовника. Пунцовая щека пылает. Вся Анна наэлектризована болью и сексуальной энергией, готовой разорвать плоть на атомы.
Сергей неистовствует; член шурует в заднице, рука фарширует вагину, а пальцы второй упоённо натирают, тискают, тешат затвердевший, обнажившейся клитор. Анна хватает ртом воздух, капельки слезинок, словно жемчужины, скатываются по пылающему лицу. Звуки, исторгаемые женщиной, дурманят и будоражат мужчину, приумножают силы, и чем неистовее, вульгарней насилие, тем слаще блаженное опьянение.
Писательница, не переставая, блажит, захлёбывается собственным голосом, пытается поймать глазами, полными смятия и слёз, торжествующий взор Сергея. И вот, когда их взгляды соприкасаются, такие разные, испепеляя друг друга, проникают в самую душу, будоражат в глубинах подсознания сокровенное – Анна вдруг замирает, словно цепенея. Телеса женщины сотрясает мелкая дрожь, и волна яркого вымученного оргазма накатывает и увлекает в пучину ни с чем несравнимого переживания. Мужчина впитывает чувственным естеством абсолютно всё, боится не запомнить, упустить сладостное мгновение, вкушает божественный трепет – раскалившуюся в экстазе матку – извивается в эйфории накалённая плоть и обжигающая, чистая энергия выплёскивается через край. Сергей захлёбывается – демоны его ликуют.