*****

Абрафо Милла встретил писательницу белозубой улыбкой. Он подошёл и, галантно склонив голову, поцеловал женщине руку. Анна окинула взглядом помещение. Комната, а, вернее сказать, небольшая зала кажется пустой и практически лишена мебели. Середину холла занимают два роскошных кресла, поставленных друг против друга, сервировочный столик на колёсиках уставлен напитками на любой вкус. Вот практически и всё, за что есть зацепиться взгляду. Правда ещё внимание привлекают огромные зеркала в нишах между зашторенными окнами и пара китайских напольных ваз с изображением сражающихся драконов. Антикварный фарфор эпохи Мэйдзи – молчаливые стражи при входе, как Швейцарские гвардейцы на службе Pontifex Maximus²⁶.

Бизнесмен предложил даме сесть и сам вольготно расположился напротив. Одет африканец в домашнее хламидоподобное одеяние до пола и сандалии на босую ногу. У Анны скопилось множество вопросов, и, прежде всего, весьма тревожил подписанный контракт. Писательнице не терпеться узнать, что скрывается за таинственным словосочетанием «Эротическое представление» и какую роль в нём организаторы уготовили для дамы.

– Господин Милла, позвольте в начале беседы задать вам несколько личных вопросов, – Анна старательно подбирает слова, – они касаются только меня.

– Для вас синьора Венгер, в стенах этой комнаты я просто Абрафо, – Милла являет саму любезность и радушие, – можете задавать любые вопросы.

– Меня фактически вынудили подписать договор, я хотела бы знать, что представляет собой Эротическое представление и когда оно состоится. – Анна задаёт прямые вопросы и подразумевает получить не менее ясные ответы.

Влиятельный африканец лукаво улыбнулся. Относительно белой, русской дамы у него имеются свои, весьма специфические, планы, отчасти, конечно же, и меркантильные в том числе. Но поиграть писательницей решено втёмную, а потому Милла ответил уклончиво.

– Дорогая Анна, позвольте мне так вас называть. Праздник состоится завтра вечером. – Абрафо налил себе аперитива и предложил на выбор напитки женщине.

– Что касается Эротического представления, то я, конечно, мог бы всё вам рассказать, но тогда исчезнет эффект неожиданности, другими словами, пропадёт самый цимес²⁷, вы меня понимаете? – бизнесмену поскорее хочется перейти к другой части интервью.

– Нет, не понимаю, – неопределённые ответы влиятельного господина несколько раздражают, писательница продолжает допытываться, – а что будет после этого шоу?

– Вас доставят в отель, и можете возвращаться домой. Паспорт и авиабилет, всё готово. – Милла улыбнулся, – это то немногое, что я ещё могу для вас сделать.

Дама чуть замешкалась, обдумывая следующий вопрос; этим и воспользовался африканец, перехватив инициативу.

– А не могли бы и вы, Анна, оказать маленькую услугу старине Абрафо? – Таинственно начал свою речь чёрный господин.

– Услугу? Какого рода, что вы имеете в виду, синьор Милла? – писательница старается прочесть в озорных глазах, куда клонит этот пожилой африканец.

– Для вас, Анна, это ничего не будет стоить, сущие пустяки, – Милла говорит легко и непринуждённо, – я хочу взглянуть на вас без одежды.

Дама слегка опешила, она, конечно, и такой вариант проигрывала в голове, но Абрафо так невинно, так просто произнёс бесстыжую фразу, будто просил передать чашечку чая или вазочку с конфетами.

– Мне обязательно делать это, господин Милла? – писательница пытается придать беседе официальный тон. – Мы договаривались только на интервью. Мне кажется неуместной подобная просьба.

– Вы прекрасны, Анна, позвольте же и мне полюбоваться вами, – бизнесмен рассыпается комплиментами, – раздевайтесь и начнём нашу беседу; поверьте, я сделаю всё, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Удовлетворите же и вы мою скромную просьбу.

Женщина понимает, что так или иначе, но этот пожилой, похотливый негр получит своё, она находится в его доме и в его власти. Анна нехотя поднялась с кресла, и смущаясь оголила загорелые плечи, лёгкое платье послушно соскользнуло на пол. «Чёрт с ним, пусть смотрит, от меня не убудет», – убеждает себя писательница, пытаясь унять внутренний трепет и нахлынувшее волнение.

Абрафо пленён: мужчину восхищает зрелая красота обнажённой белой женщины. Его сладострастный, липкий взгляд ощупал тяжёлые, чуть отвисшие груди с крупными ареолами розовых сосков, спустился на пухленький животик и зарылся в рыжем треугольнике кудрявых волосиков.

– Очаровательно, – елейно пропел африканец.

Милла, несмотря на свою комплекцию и возраст, удивительно легко поднялся с кресла и подобно Сатиру приблизился к новоявленной Нимфе. Широкие «чёрные» мужские ладони нежно и в то же время по-хозяйски прикасаются к телу женщины. Так, вероятно, коллекционер гладит дорогую сердцу фарфоровую статуэтку, боясь уронить драгоценность на пол. Или, возможно, именно так прикасается к своему творению богом поцелованный ваятель, прощаясь в последнюю бессонную ночь, прежде чем утром её, Богиню (намоленную усердным трудом скульптуру), заберёт пошлый и жадный ростовщик.

Противоречивые переживания мучают женщину. С одной стороны, стыдно и унизительно стоять голой посреди комнаты, перед едва знакомым похотливым самцом. Дама понимает, что, скорее всего, она не отделается сегодня простыми поглаживаниями. С другой стороны, Анна ещё не остыла после массажа, распалённая плоть требует продолжения. А ладони Абрафо Милла такие ласковые, по-хорошему настойчивые. Женщина и страшится, и желает чувствовать сильные мужские руки.

Вычурный эстет изучает тело Анны, как слепой ощупывает шрифт Брайля, старается запомнить каждую впадинку, боясь пропустить ложбинку или округлость. Чернокожий Сатир обвил руками полные широкие бёдра, самозабвенно сжимая пышные, мясистые ягодицы. Ладони вспорхнули по спине, и вот они уже откровенно мнут волнительные груди, играют затвердевшими сосцами, то слегка оттягивая, то сжимая чувственную плоть между пальцев. Правая рука легко скользнула вниз по животику и окунулась в кудряшки рыжих волос. Указательный палец, нежно коснувшись затвердевшего клитора, без усилий раскрыл отвисшие, налившиеся кровью малые половые губы и беспрепятственно проник в полное амурных соков горячее лоно.

– О-о-ох… Пожалуйста, не делайте этого, – чувственно взмолилась писательница, скорее машинально, в то время как наэлектризованное сексуальной энергией тело убеждает в обратном.

Женщина содрогается, властный перст мужчины елозит в сокровенном. Как предательски хлюпает мокрая вагина. Анне стыдно в эти мучительные и сладостные мгновения, она противна сама себе. Течёт, как последняя сучка, готовая задрать хвостик для первого попавшегося кобеля.

Абрафо извлёк палец из раскрывшейся дырочки, его обильно обволакивают липкие выделения возбуждённой человеческой самки. Милла поднёс руку к лицу и с видом знатока и ценителя вдохнул слегка терпкий, чуть сладковатый и пьянящий аромат женщины, готовой к соитию.

– Какая же ты мокрая, и пахнешь великолепно, – Абрафо смотрит в слегка затуманенные похотью глаза писательницы. – Завтра ты станешь звездою шоу, публика будет в восторге.

– Публика? – Анна хотела продолжить уточняющий вопрос, но в этот момент чувственных, слегка приоткрытых уст коснулся, склизкий от соков, указующий перст африканца.

– Оближи его, – мягко, но требовательно повелевает Милла.

Анна и не заметила, как приняла в рот. Проворный язычок, сам старательно слизывая тягучий амурный нектар, стремится угодить чернокожему господину.

Милла поудобнее расположился в кресле, повыше задрал свою национальную рубаху, обнажая пухлые ляжки, и раздвинув ноги, обратился к так и стоящей посреди холла обнажённой даме.

– Анна, дорогая, давайте же не будем терять время, и начнём наше интервью, – Абрафо говорит проникновенно и просто, – вы будете ублажать меня своим сахарным ротиком, а я буду зачитывать ваши вопросы, и отвечать.

Женщина смотрит на заросший пах африканца. Его толстенький член призывно подрагивает, как бы приглашая Анну продолжить пикантное знакомство, а его хозяин уже приготовил листок с вопросами и нетерпеливо поглядывает на даму. Ноги кажутся ватными, и продолжать стоять невыносимо. Сделав пару шагов, женщина покорно опустилась на колени, оказавшись как раз между полноватых ног бизнесмена. Анна пытается скрыть ощущение стыда, неловкость в движениях и трепетное волнение, так некстати охватившее всё чувственное естество. «В конце концов, я здесь нахожусь, чтобы взять интервью, – внутренний голос успокаивает писательницу, – так что же я медлю, надо брать…».

Дама приподняла нежными пальчиками член, и колечко влажных губ плотно обхватила чёрную мясистую головку. Пока Анна, причмокивая, ласкает язычком и посасывает вздыбленный орган, африканец зачитывает приготовленные накануне вопросы и умозрительно отвечает, пытаясь не потерять самообладание окончательно. Женщина старается, вкладывая в минет весь свой накопленный опыт, но всё равно интервью даётся писательнице непросто. Когда мадам пытается вникнуть в ответы бизнесмена, она невольно отвлекается от своего непосредственного, сладостного занятия. В то же время, когда женщина с упоением и страстью сосредотачивается на оральных ласках, смысл сказанного господином Милла необратимо ускользает от понимания. Анну мучает эта дихотомия, наконец она решает окончательно и полностью отдаться процессу ублажения мужчины. Тем более что ответы бизнесмена становятся всё более путаными и аллегоричными. А когда Абрафо предложил даме не сдерживать себя и ласкать истекающее лоно, женщина и вовсе поплыла, позабыв о первоначальной цели визита. Нежные пальчики легко скользят в склизкой, горячей от похоти щёлке, уверенно подталкивая к вершине наслаждения. Женщина чувствует язычком, каким твёрдым и несгибаемым сделался чернокожий уд. При этом его размеры не кажутся гигантскими, и толщину Анна определяет как вполне допустимую. Писательница старательно пытается заглотить член полностью, и после второй или третий попытки даме это удаётся. Теперь женщина целиком, под самый корень насаживается головой на распалённый орган, чувствуя, как горячая головка проскальзывает в самое горло. Анна ритмично заглатывает фаллос, упираясь зардевшимся лицом в жёсткие волосы чёрного паха. Писательница входит в раж, ловит себя на суждении: банальный минет и так будоражит; чувствовать вздыбленную плоть – особенная приятность. Боже, ласковые пальчики словно обезумев, обретя волю, собственную свободу с остервенением гонят – понуждают пылающее лоно. Анна находится на самом краю, последний шаг до вершины или шаг в пропасть, сладостное предвкушение воздаяния.

Deep throat окончательно сломил бизнесмена, он отбросил листок с вопросами, поднялся с кресла и обхватил широкой ладонью готовый вот-вот взорваться распалённый орган. Анна гостеприимно распахнула чувственный ротик и, высунув язык, сама пребывает на пороге разрядки. И вот когда первые тягучие капли оросили язычок, когда женщина, сглатывая, чувствует, как терпкое семя медленно обволакивает гортань, Анну накрыл продолжительный оргазм.

Писательница медленно сползает на пол, прижимая ладони к жаркому лону, ноги мелко подрагивают, и разгорячённое тело бессознательно принимает позу эмбриона. Ещё несколько сладостных минут Анна находится в пленительной власти блаженства.

– Синьора Венгер, налить ли вам что-нибудь из напитков, – деликатно осведомился влиятельный господин.

Абрафо Милла, как и прежде вольготно раскинувшись в кресле, и закинув ногу на ногу, попивает новую порцию аперитива. Мужчине нравится свысока наблюдать за белой дамой; обнажённая и опустошённая, она сидит на полу после яркого, глубокого оргазма. Взгляд женщины всё ещё мутный, и почтенный синьор читает в потухших глазах патриархальную покорность. Абрафо Милла наслаждается моментом, переживает его смакуя. Анна находится в его власти и готова исполнить любую прихоть, и даже похоть. И это чувство рафинированного превосходства пленительней и слаще животного акта; Милла предвкушает завтрашний вечер и продуманное до мелочей Эротическое представление.

Женщина и правда желает запить липкий, специфический вкус африканского семени.

– Налейте мне вина, пожалуйста.

Когда Милла протягивал бокал с напитком, Анна невольно зацепилась взглядом за одинокий серебряный перстень на указательном пальце правой руки. Женщина наблюдает украшение вблизи лишь несколько мгновений, но их вполне достаточно, чтобы узнать. Оправа в виде глаза включает в себя круглый камушек жёлтого янтаря – радужка, в который искусно вставлен чёрный бриллиант – вертикальный зрачок. А само драгоценное око заключено в объятия Уробороса.

Писательница утолила жажду. И, собравшись с мыслями, хотела расспросить бизнесмена о странном украшении на руке. Но африканец демонстративно поднялся, давая понять всем своим видом, что аудиенция окончена.

– Синьора Венгер, будем считать, что наше интервью удовлетворило обе стороны, – Милла одарил Анну лучезарной улыбой, – но я вынужден откланяться. Приятных сновидений. Да, в апартаменты вас проводит слуга.

Абрафо Милла чуть склонил голову и не оглядываясь вышел из холла.

Опять всё закончилось как-то не так, как планировала писательница. Она тяжело поднялась с пола и натянула на вспотевшее тело национальное платье. Женщина подошла к зеркалу. Лицо – в белёсых потёках семени, блудливый взгляд кажется отрешённым. Воспользовавшись салфетками, Анна наспех стёрла следы эксклюзивного интервью. Дама осушила ещё полбокала прохладного вина. Пробежалась прощальным взглядом по многочисленным зеркалам холла. Женщине кажется, что отражения переглядываются и с осуждением косятся на растрёпанный оригинал. Чертыхнувшись, писательница покинула залу. В коридоре Анну терпеливо дожидается надменный слуга, пренебрежительная ухмылка прячется в уголках губ.

Вернувшись в апартаменты, женщина первым делом приняла душ. Ужин оказался более чем скромным – немного фруктов, соки, минеральная вода. Анна завалилась в постель, пытаясь собрать пазлы загадочной мозаики. Амулет Лидии, перстень Вайдмана, глаз, нарисованный на стене следственного изолятора, вот теперь ещё драгоценность на руке Абрафо Милла. Всё это череда случайных совпадений или нечто большее? Информации явно не хватает…

Анна и не заметила, как, размышляя, задремала, медленно погружаясь в глубокий, но тревожный сон.

*****

Утром женщину никто не будил, и она сладко проспала до полудня. Окончательно проснувшись и закончив приводить себя в порядок, Анна захотела позавтракать. Но, к удивлению, еды так и не принесли, даже фруктов. На столе оставили только напитки: минеральную воду и соки. Писательница, разумеется, помнит, что сегодня вечером состоится Эротическое шоу, но разве это повод морить человека голодом? Анна задумчиво переключает программы телевизора, гадая, какие сюрпризы приготовил ей гостеприимный Абрафо Милла. Единственное, что утешает – после этого дурацкого представления женщина наконец-то сможет вернуться домой. Когда подошло время обеда, писательницу вновь обделили вниманием, а это уж точно никак не вяжется с законами гостеприимства. Даже в следственном изоляторе женщине давали поесть. Всё это кажется чересчур, и более чем странно.

Ближе к вечеру в апартаменты пожаловали служанка Ния и Зэма. В руках массажистка держит плетёную корзину, из которой выглядывают разные баночки и флакончики. Женщина встретила парочку вопросом, почему лишают еды, на что получила уклончивый, но категоричный ответ.

– Синьора Венгер, до представления есть нельзя, только напитки, – ангельский голосок служанки пытается успокоить писательницу.

– Да почему же нельзя? Можете вы объяснить, что такого будет на этом чёртовом представлении, если лишают завтрака и обеда? – Голодная с утра Анна раздражена и желает получить хоть какую-то ясность относительно предстоящего вечера.

Ния пожала худенькими плечиками и посмотрела на старшую подругу. Массажистка что-то сказала на местном диалекте, от чего служанка прыснула в ладоши и отвернулась, скрывая юное личико. Если бы чернокожая девушка могла покраснеть, то непременно тут же зарделась краской смущения. Зэма добавила уже на испанском, обращаясь к писательнице.

– До представления есть нельзя, это правда, – африканка вразумляет уверенным тоном, чему-то улыбаясь уголками рта, – но, я вас заверяю, синьора Венгер, после шоу вы насытитесь, и сполна...

После этих слов чернокожая силачка достала из корзинки резиновую клизму и подошла к двери в ванную комнату.

– Пойдёмте синьора Венгер, я должна подготовить вас к вечеру.

Анна пытается отговориться – ни клизма, ни то, зачем всё это делается, не сулят женщине ничего хорошего. Но негритянка строга, непреклонна, и писательница опять вынуждена подчиниться. Во время унизительного процесса Анна невольно вспомнила, как прошла подобную процедуру в доме Вайдманов. Но там она лежала на боку и ей вливали воду с помощью антикварной кружки Эсмарха. А здесь, в далёкой Экваториальной Гвинее, эту операцию проводит мускулистая африканка с помощью обычной резиновой груши.

Через некоторое время Анна уже лежит на массажном столе, а негритянки в четыре руки искусно растирают холеное тело. От пяток и до макушки чуткие пальчики перебрали и размяли каждую косточку, обихожена каждая, даже самая маленькая мышца.

Зэма велит Анне встать на четвереньки и пошире раздвинуть ноги. Руками обхватить край стола, а лицо положить в специально предусмотренное для головы отверстие. Откровенная поза провоцирует, женщина весьма соблазнительна и доступна.

– А это зачем? – писательница, надеется хоть что-то узнать о предстоящем вечере, собирая информацию по крупицам.

– Синьоре нужен полный массаж, – поясняет чёрная пантера, – необходимо расслабить и растянуть мышцы влагалища и анус.

Поначалу, Анна хотела возразить, но, подумав, резонно решила, что раз в программе предусмотрена столь интимная опция, значит, это понадобится на вечернем представлении. И путь уж лучше процедуру исполнят женщины, нежели кто-либо другой.

Писательница окончательно смирилась с неизбежным, рассудительно полагая, что сегодня интимным местам придётся многое перетерпеть и покорно отдала спелую плоть на милость чернокожих фемин.

Негритянки работают не спеша. Сначала они обильно увлажнили чувственные дырочки ароматным и вязким, как мёд, массажным маслом. А затем Зэма стала втирать скользкую субстанцию в сокровенные прелести. Служанка, следуя указаниям наперсницы, уделяет внимание заднему проходу. Анна ощущает расслабляющее тепло от прикосновений и волнующий аромат благовонного ми́ро²⁸. И этот жар постепенно припекает всё пуще, от чего мышцы делаются упругими и эластичными, а сокровенное всё доступнее. Незаметно подошло время проникновения. Сначала четыре пальца плавно погружаются, растягивая влагалище, затем присоединился и пятый. Зэма медленно влагает руку в трепещущее лоно, не торопится, но стремится заполнить плоть предельно глубоко. Кисть, собранная в форме копья, делает поступательные движения, то усиливая, то ослабевая натиск, пытается проскользнуть широкой частью ладони. Рука у африканки могучая, по-мужски большая, с крупными костяшками пальцев. Анна почти не ощутила боли, когда кулак полностью заглотила вагина. Зэма проделала проникновение с такой внешней лёгкостью, что женщина даже удивилась. Всё это следствие ловкости и опыт массажистки, или мышцы распалённой пиздёнки так основательно расслабились, что свободно приняли руку?

Не отстаёт от своей старшей подруги и Ния. Служанка долго и настойчиво вкручивает пальчики в тесную попку, погружая глубоко, на все три фаланги. Анна пытается, как может, облегчить свою участь, и расслабить сфинктер. Она никогда не питала любви к анальному сексу, да и вообще к проникновению в задницу. И даже сейчас, когда два пальчика Нии глубоко и нежно массируют анус, Анна не испытывает особо приятных ощущений. Служанка последовательно добавила безымянный, расширяя испуганную дырочку. Когда же к штурму приступила рука целиком, женщина болезненно застонала. Кисть у служанки, разумеется, значительно меньше, чем у Зэмы, но анус писательницы всё равно отказывается принимать широкую часть ладони.

– Ай! Подожди, больно-о-о… – не выдержав мучительного растяжения, нараспев голосит Анна. – Порвёшь же-е-е!

– Терпите синьора Венгер. Надо растянуть. Вечером будет легче. – Ния пытается успокоить встревоженную женщину.

Зэма на местном языке в чём-то убеждает служанку, одновременно и подбадривая.

– Легче? Для чего легче? Ты знаешь, что там буде… – голос Анны сорвался в крик на полуслове, – Ай-й-Й!

Ния, послушав наставления массажистки, полностью проталкивает руку – кисть целиком погружается в плоть.

Африканки дают привыкнуть писательнице к новым острым и волнующим ощущениям. А затем, собрав пальцы в кулак, начали размеренные поступательные движения. Рука Зэмы овладевает лоном. Вперёд–назад, проникает до самой матки и выскальзывает до костяшек. Вскоре и широкая часть ладони мягко выходит наружу и так же свободно погружается обратно.

Детский кулачок Нии медленно подчиняет попку. Так же осторожно вперёд–назад, настойчивые тягостные шевеления. В скором времени служанка умудряется просунуть руку почти до середины предплечья. А ещё спустя время Ния легко извлекает кисть из ануса и так же почти безболезненно возвращает обратно – горячие недра прямой кишки.

Сначала острая боль от растяжения в попе сменилась тупой и мучительно ноющей. Всё это время женщина жалобно скулит и постанывает. Затем и тупая боль стала отходить куда-то на второй план, медленно уступая место новым, доселе не знакомым переживаниям. Незаметно для себя Анна приучается получать извращённое удовольствие – крайнее терзание растянутых дырок – неповторимо. Властно, размеренно кулаки точно поршни ритмично раскачиваются вперёд–назад. Рождаются новые, привычные ощущения обостряются, сексуальное возбуждение всё сильнее овладевает женщиной; и крупные капельки пота скатываются по ложбинке между лопаток.

Бессознательно подмахивая, Анна старается уже сама насадиться поглубже, когда чувствует, как в преддверие влагалища к широкой ладони Зэмы притираются нежные пальчики Нии. «Господи, неужели они и в правду сделают то, о чём я думаю», – Анна и вожделеет, и боится своих желаний. Между тем африканки, плотно соединив ладони, пытаются проникнуть в хлюпающее лоно. Пальцы проскальзывают легко, но широкую часть вагина принимать пока отказывается. Писательница, стоя на коленях и высоко задрав пышную задницу, чувствует как болезненно растянулись мышцы. Анна упирается лбом в матерчатую обивку и остервенело сжимает пальчиками столешницу. В какой-то момент становиться нестерпимо, кажется, что сейчас, интимная дырочка не выдержит мучительного насилия – лопнет. Женщина не может видеть дьявольский огонёк в глазах, блудливые улыбочки, сияющие на лицах, африканки переглянулись, и в унисон пропихивают руки в протестующее лоно.

– А-А-АЙ, О-О-ОЙ, стойте, мне так больно, слишком… – причитает Анна задыхающимся голосом.

Вход вагины болезненно расширился и плотным кольцом обжимает запястья. Позволив писательнице немного свыкнуться, Ния и Зэма сплетают пальчики в двойной кулак. С трудом преодолевая сопротивление мышц, они постепенно всё глубже и сильнее совершают неторопливые возвратно-поступательные движения – овладение плотью. При этом служанка не забывает методично мучить задний проход, не давая ни минуты продыху. Анне приходится несладко (и это ещё очень мягко сказано). Дама протяжно вскрикивает, подвывает и охает, но терпит, пока дырочки привыкают к новым испытаниям. Африканки отменно владеют чувственным искусством, и обладают большим опытом в лесбийских утехах. Постепенно возбуждение вновь возвращается, овладевает писательницей совершенно. Анна ловит себя на мысли, что этот изощрённый fisting нравится распалённой плоти всё больше, даря доселе незнакомые, пусть острые, но такие особенные переживания.

Кончить даме так и не дали. Руки покинули натруженные дырочки в самый ответственный момент. Вместо оргазма африканки отвели Анну в ванную комнату и тщательно вымыли.

По возвращении, женщине снова велели лечь на массажный стол и принять развратную позу. Ния обильно увлажнила лоно и задний проход лубрикантом. Анна чувствует, понимает, как сильно растянуты и хорошо подготовлены интимные дырочки. Хотя назвать анус или вагину дырочками после всех пережитых изощрённых экзерсисов как-то не поворачивается язык, скорее вульгарные дырки для тварного секс.

Анна боится вообразить, представить, какие испытания приготовили режиссёры-организаторы вечернего шоу, если сокровенные места пришлось так исключительно натренировать.

Даме помогают облачиться в эротические одежды. Алый корсет с открытой грудью из прозрачной вуали с отделкой из кружева. Под грудью у обольстительного белья предусмотрены специальные вставки, позволяющие не только приподнять бюст, но и придать соблазнительные формы. Ажурные чулки с подвязками в цвет корсета и гранатовые лакированные туфли Ankle Strap на высоченном каблуке-рюмочке. Писательница примерила накидку. Длинное, до пола, одеяние с золотым отливом из воздушного виссона. Четыре крупные позолоченные пуговицы дополняют наряд. Каждая украшена индивидуальным стилизованным изображением – человек, лев, бык и орёл. Женщина подошла к зеркалу и ойкнула. Невесомая ткань абсолютно не скрывает дамские прелести. Груди с крупными ореолами сосков отчётливо видны под одеждой, и даже рыжий кустик кучерявых волосиков внизу живота легко просматривается. Да, Анна не ханжа, и нравится себе в столь откровенном и роскошном облачении. Вот только, уместен ли провокационный наряд для появления на публике? Дама с неодобрением посмотрела на африканок.

– Мне что же, в этом прикажите выступать?

Вместо ответа Зэма протянула Анне бокал травяного настоя. Женщина попробовала; на вкус и цвет жидкость напоминает мутную микстуру с горьковатым послевкусием.

– Пейте всё, синьора Венгер, вечером будет легче, – массажистка отворачивается, пряча таинственную улыбку.

Опять это «будет легче»; всё-таки, они что-то знают и не хотят мне рассказывать, – размышляет про себя Анна, допивая противное снадобье.

– Фу, гадость какая.

– Зато это поможет расслабиться вашему телу, синьора Венгер, – парирует Зэма, – и сделает его более чувственным.

В завершении приготовлений африканки нанесли писательнице лёгкий макияж, подчеркнув природный шарм и очарование. Они ещё раз придирчиво осмотрели Анну с ног до головы, и, судя по всему, остались довольны.

– Ну, вот и всё, синьора Венгер, теперь вы готовы к Эротическому представлению, – Зэма, едва сдерживая лукавую улыбку, хитро подмигнула служанке.

*****

Анна находится за кулисами камерного зала, специально оборудованного в особняке для небольших концертов и домашних представлений. Она внимательно слушает наставления Марека Заахави, доверенного лица господина Милла, и по совместительству конферансье Эротического представления. Женщина заметно нервничает, и пожилой, седой негр, с большими глазами и тоном психоаналитика, говоря тихо и проникновенно, старается успокоить дебютантку поневоле.

– Синьора Венгер, в вашем ушке микронаушник, помните, что во время шоу следует неукоснительно выполнять все команды суфлёра. Вы меня понимаете?

– Да, понимаю.

– Хорошо. Тогда я представлю ваших партнёров. – Марек сделал знак скучающим в углу, на банкетке, двум неграм.

Мужчины поднялись и с достоинством подошли к конферансье. Эти рослые, широкоплечие, чернокожие атланты на пару голов выше Анны. Их мускулистые тела скрывают цветастые шёлковые балахоны. На спине первого атлета золотая вышивка танцующей богини Кали с пылающим мечом в руке. Халат второго силача украшает священная птица Феникс. Лица богатырей удивительно похожи, во всяком случае, так кажется писательнице. Единственным отличием у мужчин является причёска: первый носит африканские косички, второй – абсолютно лысый. Заахави что-то сказал на местном диалекте, и мужчины, улыбнувшись белозубой улыбкой, низко поклонились. Дама сдержано улыбнулась в ответ.

– Эти люди говорят исключительно на местном наречии, – обращается Марек к Анне, – Вы не сможете с ними общаться во время представления. Поэтому очень важно, точно и своевременно, исполнять указания суфлёра.

Конферансье опять что-то сдержанно проговорил мужчинам и те нехотя удалились в свой уголок.

– Помните синьора Венгер, это всего лишь представление, шоу, и оно живёт по своим, театральным законам, – Марек аккуратно подбирает слова, стараясь быть более убедительным, – например, если суфлёр просит вас удивиться, вы должны не просто показать эмоцию на лице мимикой, а и подкрепить чувство жестами. Всплеснуть руками, прикрыть от неожиданности приоткрытый ротик. Побольше артистизма. Вы меня понимаете, синьора Венгер?

Последний час или чуть более писательницу не оставляют ни на минуту. Женщине что-то объясняют, поправляют макияж, дают рекомендации и советы, успокаивают. При этом Анна испытывает противоречивые ощущения. Тело кажется отдохнувшим и лёгким; словно напитавшись какой-то энергией, плоть требует разрядки. В то же время женщина испытывает трепетное волнение: грядущее Эротическое представление, публика в зале, и эти молчаливые, крепкие мужчины, одаривающие даму из своего угла плотоядной улыбкой. Таинственная предопределённость пугает и будоражит, Анна чувствует, как припекает, сладостно ноет внизу живота. Хочется спрятаться или убежать лишь бы скорее всё это закончилось.

Публику в зале развлекают музыканты, за кулисы проникает мелодия. Тревожные звуки струнного квартета словно хотят о чём-то предостеречь. Смятение и возбуждение переполняют Анну.

Должно быть, исполняют что-то из Моцарта – Адажио и фуга до минор, (K.546).

*****

Себастьян расположился на третьем ярусе зала для представлений. Маленький настольный светильник мягким приглушённым светом выхватывает из общего полумрака пару бокалов и початую бутылку виски. До начала Эротического шоу публику развлекает струнный квартет.

Себастьян Перейра – редкий гость на «спектаклях» Абрафо Милла. Как говорится, «не по Сеньке шапка». Всю свою жизнь он бездарно прожигал, профессиональный альфонс и гриндер²⁹. Время неумолимо, старость замаячила на горизонте, и в последние годы Себастьян частенько подрабатывал на чернокожего бизнесмена, мечтая войти в ближний круг. Испанец, фактически, выполнял роль мальчика на побегушках. Обычно он ограничивался мелкими заданиями, но изредка шеф расширял полномочия, поручая Перейра серьёзные дела. В качестве поощрения Милла иногда приглашал рядовых работников на вечеринки для элиты. В этот раз повезло Себастьяну: оказаться в кругу избранных для испанца особая привилегия и шанс продвинуться по служебной лестнице.

Зал, где собрались друзья и бизнес-партнёры Абрафо Милла, кажется небольшим и уютным; одновременно в нём могло бы разместиться не более сотни гостей. Импровизированная сцена представляет собой круглый помост. Эстраду полукругом огибают три яруса, возвышаясь один над другим; на них и размещены места для ангажированной публики. Столы с удобными креслами расставлены таким образом, чтобы зрители имели отличный обзор и не мешали друг другу во время представления. На стене позади сцены натянут огромный экран, на который при необходимости могут транслироваться происходящие на помосте события. Отдалённо помещение напоминает студенческую аудиторию, переделанную в зал для увеселительных вечеринок. Сегодня официально заявлен мальчишник, и исключительно для своих. Собравшиеся на шоу мужчины предвкушают что-то особенное. Все они хорошо знакомы, многих объединяет не только общий бизнес, но и многолетняя дружба, другими словами, случайных людей в доме Абрафо Милла сегодня нет.

Пока шли последние приготовления, молоденькие чернокожие официантки в коротких белых фартучках на голое тело, разносят гостям напитки и лёгкие закуски. Гвала Бокасса, сосед Себастьяна по столику, заказал себе ещё выпивку и, улучив момент, когда девушка отвернётся, звонко шлёпнул по голому крепкому заду. Официантка укоризненно посмотрела на начальника следственного изолятора, но ничего не сказала. Перейра хорошо знает Бокасса, старый хитрый лис многим в этом зале оказывал услуги, частенько нарушающие закон. Собственно говоря, за это его сегодня и пригласили, посадив рядом с испанцем.

Квартет закончил выступление, музыканты откланялись и, получив заслуженные аплодисменты, скрылись за кулисами. Рабочие сцены установили на помост здоровенный матрас и застелили атласной простынёй. Свет в зале медленно потух, и на сцену вышел конферансье. Его серебристый блейзер празднично поблёскивает в лучах театральных софитов.

– Здравствуйте, уважаемые господа! – громко объявил Марек Заахави, – давайте поприветствуем хозяина этого дома, человека, который собрал нас сегодня вместе, достопочтенного господина Абрафо Милла!

Луч прожектора высветил центральный столик первого яруса. Влиятельный бизнесмен поднялся, окинул зал покровительственным взглядом. Собрав положенные аплодисменты и слегка поклонившись, Милла вернулся в объятия роскошного кресла.

– Сегодня нас ждёт особенный вечер! – Продолжает конферансье пафосную речь. – Главной звездой настоящего представления станет белая женщина! Чтобы принять участие в нашем шоу, она проделала долгий путь из заснеженной России. Так давайте же встретим аплодисментами нашу русскую гостью, очаровательную Анну!

Зазвучали торжественные фанфары, и под всеобщие овации две полуголые негритянки вывели на сцену писательницу. Одновременно с музыкой началась и видеотрансляция. Огромный экран на стене разделён на четыре равные части. Первые две отданы для статичных камер, установленных с разных сторон эстрады. На третий и четвёртый сегменты транслируют видеооператоры. Вооружённые мобильными камерами (высокого разрешения) они готовы передавать на экран самые захватывающие и пикантные моменты шоу.

*****

Яркий свет рампы слепит глаза. Девицы, сопровождавшие Анну на сцену, отошли в сторонку. Конферансье придерживает женщину за руку и что-то эмоционально выкрикивает в темноту. Даме понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к свету и осмотреться. Подиум, на котором находится Анна, имеет форму круга. Почти всё его пространство занимает высокий матрас, задрапированный тканью цвета слоновой кости. Буквально в 1.5 метрах от сцены начинаются ярусы для зрителей. Анна лишена возможности рассмотреть посетителей шоу, и была бы удивлена, обнаружив среди гостей знакомые лица. Адвокат Джозеф Бикилу, торговец с приграничного рынка (тот самый, что одарил даму малиновым платком), полковник Мозес Гама, и даже колдун африканского племени в костюме от Brioni – все они и другие, такие же инкогнито, утопают в глубоких креслах, а погружённый в темноту зал сохраняет анонимность гостей.

Суфлёр в голове дал команду: «Сними пеньюар и улыбайся». Взволнованная дама механически расстегнула пуговицы, и накидка легко соскользнула с плеч, обнажив соблазнительные формы, упакованные в корсет. Одобрительные восклицания волной прокатились по залу. Писательницу бросило в краску, и руки инстинктивно прикрыли срам. Голос в наушнике одёрнул: «Убери руки и не забывай улыбаться». Анна нехотя исполнила приказание, пытаясь «натянуть» на лицо фальшивую улыбку.

– Обратите внимание господа, как мило конфузится наша синьора, – нараспев голосит Заахави, – но можно ли стыдиться такой красоты. Взгляните господа: какая грудь, а широкие бёдра и пышная задница. А, о том, что скрывает этот заманчивый рыжий кустик, я умолчу, потому что у меня не хватает слов, чтобы описать все прелести нашей дамы.

Анна находится под жаркими лучами прожекторов, но ещё сильнее женщина ощущает на себе обжигающие взгляды сотни похотливых самцов. Писательница чувствует, как предательски припекает между ног, и что-то горячее скатилось по внутренней стороне бедра, то ли капелька пота, то ли любовный сок.

– Действо первое! – объявил конферансье. – Встречайте! Наши знаменитые фрики!

«Фрики»? Анна правильно поняла или она ослышалась? Из чёрного пространства кулис вышли и поднялись на сцену два негра, те самые с которыми Заахави познакомил женщину незадолго до начала представления.

– Итак, господа, – Марек выдержал театральную паузу, – мистер Double Head и его брат близнец – мистер Peony Bud.

Чёрные аполлоны как по команде скинули балахонистые халаты. Мужчины стоят на краю сцены, и Анна пока видит братьев со спины. В зале раздались возгласы – смесь изумления и восхищения.

– Спасибо, спасибо господа, – конферансье сделал рукой успокаивающий жест, – пусть теперь и наша русская гостья увидит, каким богатством наградила матушка природа своих сыновей. Ведь именно сегодня, сейчас! синьора Анна познает силу любви мистера Double Head и мистера Peony Bud.

Братья синхронно поворачиваются к Анне. В голове прозвучала команда суфлёра: «Удивляйся». Женщина театрально всплеснула руками и прикрыла ладошкой приоткрывшийся от изумления ротик. Писательница разглядывает округлившимися глазами то мистера Double Head – негра с косичками, то переводит взгляд на мистера Peony Bud – лысого, как бильярдный шар. Комичность момента заключается в том, что театральность в поведении дамы абсолютно искренняя. Анне не пришлось наигрывать эмоции – переживания подлинны. Шок и трепет: явленное не укладывается в голове женщины.

Мистер Double Head имеет между ног два детородных органа, и довольно приличных размеров. В жизни данное отклонение является следствием редкого порока развития, и учёные называют природную аномалию Дифаллией.

Мистер Peony Bud обладает одним, зато довольно внушительным агрегатом, не менее 25 сантиметров. Но поражают даже не размеры, а крестообразный шрам уродующий головку полового органа. В эрегированном состоянии она напоминает бутон цветка – фиолетовый Пион. Размер головки превосходит средний мандарин. Не удивительно, что мужское достоинство повергает впечатлительных дам в ступор, причиняя незабываемые переживания.

«Вот ЭТО в меня точно не войдёт!» – первое, о чём со страхом думает Анна, разглядывая причиндалы лысого Аполлона.

Между тем к фрикам подбежали африканки, выводившие писательницу на сцену. Девки опустились на колени и принялись стимулировать органы братьев, приводя их в боевую готовность. Конферансье что-то восторженно выкрикивает публике. А дама с внутренним трепетом, словно заворожённая, наблюдает, как быстро члены принимают устрашающие размеры.

– Ну что же я вижу, синьора Анна заскучала. – С театральным наигрышем декламирует Заахави. – Чернокожие братья, не заставляйте ждать белую даму. И делайте с ней что хотите!

«Как – что хотите? Разве мы так договаривались?» – мысли путаются в голове, чёрные самцы окружают женщину, а суфлёр в наушнике подсказывает: «Ласкай члены руками». Подиум медленно вращается вокруг оси, демонстрируя новые ракурсы статичным камерам. Братья неожиданно ласково принялись обихаживать писательницу, проникая во все доступные дырочки ловкими пальцами. Охватившее Анну волнение, медленно отпускает, уступая место острому сексуальному возбуждению. Негры показывают мокрые пальцы на камеру, демонстрируя публике – похотливая белая самка готова к совокуплению.

Мистер Double Head лёг спиной на ложе. Голос в голове командует: «Садись сверху. Лицом к мистеру Двойная Голова». Анна, преодолевая вдруг ниоткуда взявшуюся робость, стала аккуратно насаживаться на вздыбленные органы. Несмотря на размеры, фаллосы легко проскользнули в предварительно разработанные дырочки. Женщина, упираясь ладошками в мускулистые бёдра и слегка откинувшись назад, полностью насадилась попкой на первый член. Она тихонько покачивает тазом, привыкая к слегка болезненному расширению в заднем проходе. В то же время, растянутая до предела вагина так и не смогла принять полностью второй чёрный конец. Его мясистая головка массирует шейку матки, плотно прижившись к потаённой плоти. И это так упоительно, так сладко, чувствовать скольжение горячих куканов, заполнивших изнывающее похотью естество. Кровь пульсирует в висках, и только когда ошалелый от страсти самец энергично подмахивает, пытаясь загнать чёрный уд полностью, становится больно, – головка немилосердно бодает матку. Впрочем, писательница приноровилась; находясь сверху, приспособиться не так сложно.

Анна ощущает неизбежное приближение оргазма, когда в голове прозвучала новая команда суфлёра: «Прижмись грудью к фрику и растяни задницу руками». Этот приказ так некстати, так невовремя, но сильные мужские руки уже оплели женские плечи и властно принудили нагнуться. Сердце в груди трепещет, тройное проникновение ужасает. Секс с двумя монстрами для писательницы в новинку. Даму страшат размеры и чудовищная головка – бутон Пиона. Анна старательно растягивает пышные ягодицы; как можно принять такое? Дырочки уже заняты членами, и если такой войдёт, то обязательно порвёт меня; мысли и образы, одни страшнее других путаются в голове, не позволяют Анне расслабиться. Изуродованная шрамами головка упёрлась в анус, внутри женщины всё сжалось и похолодело. От былого возбуждения и следа не осталось. Между тем африканец настойчиво пытается овладеть задним проходом. Самец сосредоточен, прикладывает новые усилия, вдавливая всё сильнее; панический страх липкими пальцами перехватил горло. Анне становится всё больнее, уже неприлично растянутый сфинктер нестерпимо жжёт – слишком остро, переживания невыносимы.

– Ой, мамочки, тише прошу, – шепчет женщина, старательно растягивая пальчиками непослушную дырочку, – ай! ох, как же это…

Наконец, чёрный бутон Пиона, мучительно раскрыв анус, скользнул в прямую кишку.

– Ай-А-А! Да вы с ума сошли там сзади, ох, мамочки… – Растянутый до крайности сфинктер плотным кольцом обжимает два толстых чёрных удава, став средоточием чрезмерного напряжения и острой боли.

Мистер Peony Bud победоносно ухмыльнулся на камеру и звонко шлёпнул Анну по крепкому заду тяжёлой ладонью. Розовая отметина проступила на бледной коже. Братьям запрещено калечить партнёршу, но зато позволительно истязать и мучить. А потому, дав женщине немного свыкнуться с новыми ощущениями, ниггер начинает живо внедрять пугающий инструмент. Растянутый сверх меры анус готов лопнуть в любой момент под дюжим напором распалённого самца.

– АЙ-А-А! С-Т-О-П! Вы мне весь зад разорвёте, оба два. А-А-А! – истошно вопит писательница, тщетно пытаясь расслабиться и хотя бы криком заглушить нарастающую боль в заднем проходе.

«Не сдерживай себя. Больше эмоций…» – подсказывает бесцветный голос суфлёра. Дама, если бы и хотела, то не могла-бы себя сдержать: два толстых горячих поршня орудуют в заднице, даже для подготовленной массажем дырочки насилие чрезмерно – предельно жёстко. Анна жалобно скулит, и слезинки сами катятся из глаз. Когда чёрный бутон Пиона полностью исчезает в анусе, и африканец, пытаясь протолкнуть член ещё глубже, старательно прижимается к заду, с уст женщины срывается гортанный вопль. Писательнице становится особенно тяжело, жгучая боль неумолимо нарастает. Кажется, что безудержные чёрные монстры дотрахивают жертвенную утробу до самого сердца.

Анне стоит больших усилий, нескончаемых мучений приспособиться к проникновению братьев в задницу. Плюс «бесконечный» ретивый член, растянувший вагину, так и норовит побольнее боднуть матку. Возможно, следствие африканского массажа, плюс умелые, согласованные действия партнеров позволяют женщине не только приноровиться к необычным чувственным переживаниям, но и научиться извлекать крупицы удовольствия в болезненном, противоестественном соитии. И вот, когда эти песчинки золотого оргазма уже готова принять измождённая плоть, разгорячённые братья, дружно покинули натруженные дырочки.

Лысый атлет мёртвой хваткой обхватил стальными ручищами плечи писательницы и, прижимая к своей мощной груди, слегка отстранился назад. Анна тяжело дышит, спина прогнулась, облокотившись на фрика. Дама не понимает поступки, логику партнёров. Суфлёр предательски молчит, неопределённость пугает. Грудь волнующе вздымается, затвердевшие соски призывно торчат в разные стороны. Внезапный шлепок ладони хлёстко лизнул бюст. Мистер Double Head продолжает несильно, но звонко лупить по грудям ошарашенную партнёршу. Тяжёлые белые сиськи смешно раскачиваются из стороны в сторону, потешая жадную до зрелищ толпу. Удары внезапно прерываются. Но теперь ловкие пальцы ниггера зло выкручивают возбуждённые сосцы, грубо оттягивают, дёргают так, что становится нестерпимо больно. Эти тягостные мгновения кажутся вечностью, и женщина громко вскрикивает; пылающее лицо отражает всю палитру мученических переживаний. Анна растеряна, напугана, а наушник продолжает молчать. И обида, как ком в горле, ещё больше от унижения, до слёз; за что, почему так, без причины продолжается глумление? Что произошло? В чём её вина. Писательница не находит ответа… Шлепки и пощёчины сыплются нещадно; груди, раскачиваясь, пленительно раскраснелись, как созревшие райские яблочки.

Натешившись, фрики сбросили на «любовное» ложе влажное от пота измождённое тело. Полуголые африканки, выполняющие роль ассистенток, подали братьям прохладительные напитки и полотенца.

*****

Эротические безобразия, творимые на сцене, завораживают. Себастьян, как и большинство зрителей в зале, поддался магическому демонизму, позволил увлечь, восхищаясь и растворяясь в красоте порока.

Когда свет в зале померк, прожектора цветными лучами выхватывают из темноты медленно вращающуюся эстраду. В этих мистических потоках света обнажённые тела парят, словно в невесомости, сплетаясь и сгорая, плотским, тяжёлым огнём похоти. Сопровождающая мелодия придаёт дополнительный объём, усиливает драматическую основу спектакля. Крики и стоны на сцене эмоционально усиливаются, когда к ним примешивается ритмическая доминанта барабанного соло, рождая причудливую какофонию, раскрывающую зрителю новые, волнующие глубины чувственности. Благодаря мастерству невидимого режиссёра пошленькое совокупление человекоподобных зверушек преобразилось в сладострастную мистерию. Ошеломительную, обнажающую самые низменные человеческие эмоции, но такие подлинные, яростные и уже только этим созвучные античной драме или трагедии Софокла.

На большом экране лиловая головка, изуродованная крестообразным шрамом, пытается втиснуться в дырочку, уже занятую немаленьким членом. Камера в руках оператора транслирует на экран лицо Анны. Рот приоткрыт, губы дрожат, мученица прерывисто дышит, и свет прожекторов играет разноцветием в капельках пота на божественном лике. Когда головка максимально растягивает сфинктер, плавно (словно в замедленном кино) проскальзывает в анальную дырочку, на экране отчётливо видно как округляются глаза писательницы. Анна кусает губы, мотает головой, морщится, и вот, не выдержав болезненного растяжения, из распахнутых уст исторгается истошный, страдальческий вопль.

*****

Мистер Double Head лежит на спине, а его вздыбленные члены призывно торчат, требуя продолжения. Голос в наушнике отдаёт команду: «Садись задницей на два члена спиной к фрику, лицом к публике». «Бедная моя попа, – печалится про себя женщина, – как же тебе не везёт сегодня». Негр обхватил фаллосы рукой, и дама натужно кряхтя, старательно и аккуратно усаживается истерзанным анусом. Несмотря на то, что задний проход уже хорошо разработан, писательнице кажется, будто раскалённый кол разрывает нутро. Лицо то и дело искажает болезненная гримаса, наконец, ягодицы коснулась паха мужчины. Африканец прижал женщину к торсу; как жертвенный агнец на алтаре – Анна распята на груди чёрного атланта. «Раскинь ноги пошире и придерживай под коленями», – в голове пульсируют команды суфлёра. Мистер Double Head болезненно растягивает срамные губы, демонстрируя зрителям мокрую, текущую похотью, блудливую дырку.

Мистер Peony Bud навис над партнёршей и осторожно ввёл своего монстра в лоно. Мышцы влагалища плотно обхватили чёрный орган. Братья приступили к неспешным поступательным движениям, исподволь наращивая темп и глубину проникновения. Анна покоится на широкой груди, полностью отдавшись и растворившись в разноголосице ощущений. Женщина в восторге, разработанные дырочки согласовано принимают три толстых восхитительных члена. Они заполнили всё женское естество, вновь приближая к вершине наслаждения. Груди нежно поглаживают жилистые руки, а алчущий язык лысого аполлона ласкает и дразнит затвердевший сосок. Всё это так невыносимо упоительно, так сладко, что Анна позабыла, где она с кем, с уст срываются томные вздохи.

– Да, вот так, хорошо, – женщина млеет в опытных руках любовников, не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями. – Продолжай, да, ещё глубже…

И вот когда, как кажется Анне, волна оргазма показалась на горизонте, мистер Peony Bud словно обезумел. Он стал буквально таранить изнывающее лоно, сильно бодая беззащитную матку. Писательница с трудом сдерживает стоны, пытается понять, куда девался её нежный и такой предупредительный сластолюбец. Лицо фрика меняется на глазах – отмеченное печатью зверя, необузданной похоти, лик дьявольски преображается. Очи налились кровью, и этот невидящий полный безумия взгляд источает какое-то потустороннее сладострастие. Анне становиться страшно. Лиловая шрамированная головка, полностью выскальзывая из лона, выворачивает вагину, и тут же с силой врывается обратно, увлекая за собой нежные лепестки губ вульвы; больно растягивается плоть, причиняя женщине новые мучения.

– Тише прошу, пожалуйста, мне так больно, – выкрикивает Анна, стараясь увернуться от мучительного проникновения.

Но никто и не думает слушать жертву. Мистер Double Head крепко удерживает Анну на мощном торсе, как на средневековом пыточном верстаке, не забывая энергично шуровать членами в заднем проходе. Мистер Peony Bud, наращивает темп, неистово таранит матку обезумевшей от боли писательницы. Анна уже не сдерживает себя, вопит в полный голос и слезинки, смешиваясь с потом, размазывая макияж, медленно скатываются по раскрасневшемуся лицу.

– Хватит пожалуйста! Стоп! Больно! А-А-А! – слова сами срываются с губ, кровь бешено пульсирует в висках, – не могу больше! Ай! А-А-А!

Достигнув пика неистовства, чернокожие демоны низвергают истерзанную плоть на атласное ложе. Анна жалобно скулит, всхлипывает и, свернувшись калачиком, прижимает ладошки к мучительно саднящему, трепещущему словно в огне, лону.

*****

Эпическая вакханалия на сцене продолжает будоражить и возбуждать. Сплетающиеся, скользкие от пота и похоти тела, игра света, крики боли и стоны наслаждения в сочетании с божественной музыкой рождают мистическое таинство. Мистерия поглотила Себастьяна совершенно; не желая себя более сдерживать, мужчина, подловив проходящую мимо официантку, сунул в нагрудный кармашек передничка десять долларов. Девушка, поломавшись для вида, опустилась на колени. Пальчики расстегнули ширинку, скользнули в трусы и нетерпеливый член вырвался на свободу. Налитую кровью головку обхватили плотным кольцом горячие африканские губы. Официантки в приватном клубе не являются пуританками и за дополнительную оплату с лёгкостью готовы оказать гостям услуги интимного характера.

А в это время на сцене продолжается спектакль, камеры транслируют на экран самые откровенные и физиологичные моменты. Первый сектор демонстрирует Анну, усевшуюся сверху на мистера Double Head. Писательница прижимается грудью к телу африканца и старательно растягивает пышные белые ягодицы. Сзади к женщине пристраивается мистер Peony Bud. Вторая статичная камера показывает общий план с другого ракурса. Видеооператор крупным планом подробно транслирует, как лиловая, украшенная шрамами головка пытается проникнуть в лоно партнёрши, где уже находятся два чёрных, горячих собрата. Четвёртый сектор большого экрана – лицо женщины крупным планом. Сосредоточенное, раскрасневшееся, с капельками пота; глаза смотрят с мольбой на зрителя, словно ищут и не могут найти сочувствие или поддержку.

*****

Анна пытается расслабить мышцы вагины. Два члена мистера Double Head сидят чрезмерно туго и не спешат потесниться, дабы принять ещё одного постояльца. Женщина уже понимает, что просить или умолять эти «машины любви» бесполезно – они всё равно исполнят задуманное. Дама старательно, изо всех сил растягивает преддверие влагалища, в сердцах кусая посиневшие губы, и молит Бъ³⁰, чтобы, чёрный монстр не порвал изнывающую, трепещущую дырочку.

– Ой, мамочки. Только тихонько, как же больно, – причитает и всхлипывает измождённая женщина. – Какие же они большие. Тише, оЙ! больно, больно, больно…

И видимо, Г̈ь³¹ распознал молитвы Анны, потому что сокровенная дырочка чудесным образом раскрывается, и, хотя вызывает болезненные стоны, и гортанные вопли, всё же натужно принимает мясистый уд чёрного Аполлона. Слезинки вновь наворачиваются на глазах, когда могучие чёрные змеи оживают в изнемогающем лоне. Они начинают нетерпеливо пихаться и ворочаться, мучительно растягивая нутро на все четыре стоны. Анна каждой клеточкой чувствует, как максимально расширена и заполнена содрогающаяся плоть. Детородные органы овладели естеством писательницы совершенно, заворожили, подчинили исключительно, заставляют стонать и сливаться с любовниками в единое метафизическое творение. Неистовое существо – воплощение изначальной похоти, содрогаясь чреслами, источает ясную чувственную энергию, такую яростную и лучезарную что всё живое в зале насыщается бесконечной божественной силой. И все, кто уступил обаянию порока, по прихоти лукавого, ослеплённые вожделением, пожнут бурю – стихию саморазрушения.

– О-о-ох, да! Настолько больно – настолько же и приятно, – томно шепчут дрожащие губы.

А три члена как Ажи Дахак³² колеблются в лоне, нарочито больно пихают матку. Трёхголовый змий действует в унисон, то убаюкивает женщину на волнах упоения, то драконьи головы словно сорвавшись, как голодные цепные псы, гонят наперегонки, невпопад, рвут плоть, сметая всё на пути, заставляют Анну непрерывно болезненно подвывать на одной ноте, как испорченная пластинка, и, когда пытка становится невыносима, голос срывается, воздуха не хватает, рот тщетно распахнут и пронзительный крик вязнет на связках пересохшей глотки…

*****

Первая часть представления продолжалась 96 минут. Всё это время фрики вертели партнёршу как тряпичную куклу. Они оставались, то демонстративно нежны и обходительны, приближая женщину к оргазму, то, словно обезумевшие, одержимые бесами, самозабвенно ебали писательницу. В самом циничном и грязном смысле этого бранного слова. Похотливые чёрные самцы насиловали с каким-то садистским, подчёркнутым сладострастием, получая особую усладу в унижении и глумлении...

Анне так и не позволили испытать оргазм. Голодное наэлектризованное тело требует разрядки. Раздосадованная женщина не понимает, не может уловить логику представления. Вместо желанного оргазма фрики по очереди обильно спустили женщине на язык вязкое, густое семя, а суфлёр в голове всё твердит: «Теперь, когда у тебя полный рот – глотай. Всё до капельки. Хорошо, покажи публике язык. Да. Улыбайся, ещё шире улыбайся…».

Если бы Анна обернулась, взглянула на трансляцию шоу, то увидела бы во весь экран припухшее от слёз и мокрое от пота разгорячённое лицо опьянённой похотью женщины. Грязные потёки косметики, разводы на пунцовом лице, в бессмысленном взгляде искрятся бесовские огоньки, а чуть приоткрытый рот растягивает блудливая улыбочка. Как же божественно прекрасен и омерзителен этот образ – лучезарный лик женщины, достигшей крайнего, наивысшего возбуждения, и черты опустившейся бляди, готовой кончать на потеху пресыщенной публики.

*****

Первое действие завершилось. Подиум перестал вращаться, возник небольшой технический перерыв. Рабочие сцены меняют «декорации»: убрали за кулисы импровизированную кровать – матрац. И выкатили…

Фрики под аплодисменты покинули сцену, а конферансье, воспользовавшись перерывом, развлекает публику сальными шуточками и репризами. Марек Заахави, придерживая женщину за руку, подвёл к самому краю сцены. Он задаёт интимные вопросы, а голос в наушнике подсказывает правильные ответы. Всё это напоминает допрос, унизительный и постыдный.

– Синьора Анна, вы были неподражаемы и прекрасны, скажите, вам самой понравилось представление?

– Да, это самые незабываемые ощущения.

– Скажите, вам удалось получить оргазм?

– Нет.

– А вы бы хотели испытать удовлетворение?

– Да, конечно очень хочу, – и это чистая правда, отчего румяные щёки дамы зарделись ещё краше.

– Ну что же, господа, оставлять неудовлетворённую женщину недостойно и против наших традиций, а потому – конферансье выдержал паузу – прошу вашего внимания, наше волшебное кресло. Сегодня синьора Анна, вы соберёте лучшие оргазмы за вечер!

Анна обернулась: на месте матраса установлена новенькая, сверкающая белизной и хромированными деталями, конструкция, сильно напоминающая гинекологическое кресло. Возле него суетятся полуголые ассистентки и доктор Узочи Тэсфайе в неизменном накрахмаленном халате.

Марек Заахави галантно подвёл Анну к устройству, и передал в руки помощниц врача. Он снова цинично шутит, развлекая публику, пока даму готовят к продолжению Эротического спектакля. Пока всё идёт по плану, русская отлично справляется с ролью. Впрочем, конферансье не помнит, чтобы Абрафо Милла ошибался в выборе актрис, испорченное представление может стоить жизни...

Писательница печально вздохнула, понимая, что продолжение шоу не сулит ничего хорошего. Дама сделала шаг, подняться по трём ступенькам – легче спуститься в ад. Оглянулась – кажется тьма зрительного зала высасывает жизненную энергию.

Анна опустилась в кресло. Сиденье повторяет анатомические формы, обтянуто грубой кожей и находиться в нём удобно. Ассистентки помогают женщине устроиться, положили ноги на подколенники, – зафиксировали кожаными ремешками. Сняли неудобные туфли. Руки завели за голову, рядом с подголовником щёлкнули фиксаторы наручников. Женщине прикрепили на запястья и виски датчики. Медицинские показатели передаются на монитор, стоящий на небольшом мобильном столике рядом с креслом. В этой вызывающей позе Анна чувствует себя распятой. Руки скованны, ноги чуть согнуты в коленях и широко раздвинуты, демонстрируя всем раскрытую, лоснящуюся от амурных соков вульву. Но сейчас, в потаённой глубине сознания, женщина вожделеет другое. Анна заклинает Бъ, чтобы её истекающее, трепещущее от похоти, изнывающее лоно получило долгожданный оргазм.

*****

Пока женщину готовили к представлению, конферансье напомнил зрителям правила Эротического тотализатора. Аттракцион по праву считается одной из популярных и востребованных «фишек» в арсенале развлечений Абрафо Милла. Завсегдатаям регламент знаком, но традиции священны и правила следует напомнить.

– Господа, сеанс продолжается 33 минуты. Вы делаете ставки на количество пиковых наслаждений. Игрок (или игроки), угадавший количество оргазмов, полученных белой леди, забирает выигрыш, остальные участники довольствуются утешительным призом. Делайте ваши ставки господа!

Официантки ходят по залу собирают деньги, разносят выпивку; желающих сыграть более чем предостаточно. Себастьян решил не участвовать в игре и с любопытством наблюдает за приготовлениями. Первая статичная камера: крупный план – лицо женщины.

Доктор ввёл трёхстворчатый гинекологический расширитель Коллина-Локтайта и максимально растянул стенки влагалища, широко раскрывая створки. Анна болезненно морщится, в образовавшуюся дырку можно с лёгкостью закатить бильярдный шар. Но Тэсфайе поместил тонкий эластичный зонд с микрокамерой и подсветкой. Второй сектор экрана демонстрирует матку женщины.

Ещё одна видеокамера закреплена на штатив и сфокусирована на область лобка. Сейчас на экране видно, как доктор прилаживает на эрегированный клитор специальную вакуумную помпу. Эскулап откачивает из продолговатой колбы воздух, увеличивая чувственную плоть всё больше и больше. Тэсфайе проделывает эту операцию несколько раз, пока женщина не начинает болезненно стонать и крутить задом. От прилившей крови накачанный клитор становится лиловым и занимает почти весь объём колбы. Теперь его размеры сопоставимы с величиной среднего финика.

Под креслом установлена секс-машина: рабочий шток венчает достаточно крупный силиконовый фаллоимитатор. Ассистентки приладили «инструмент» к заднему проходу. Дьявольская игрушка способна на многое, но для дамы анальные шалости должны явиться сюрпризом...

Писательница в ужасе, все эти пыточные приготовления страшат. Но как же печёт между ног, накалённая плоть мучительно изнывает, требует разрядки.

*****

Анна готова к продолжению спектакля. Все желающие поучаствовать в игре сделали ставки и с нетерпением ожидают начала.

Доктор взял со стола небольшую баночку и продемонстрировал публике.

– Это древесный мёд. Самое желанное лакомство для african slug, – конферансье комментирует действия врача. – Попросту говоря, для африканского слизня.

Тэсфайе снял колбу с накачанного клитора и установил специальный зажим у самого основания чувственного органа, препятствующий оттоку крови. Анна болезненно скривилась и ахнула. Доктор отмерил несколько капель бурого цвета, и тёплая липкая субстанция медленно растекаясь, обволакивает клитор. Женщина ёрзает в кресле, становиться страшно, но сделать она ничего не может. Тэсфайе протянул руку к медицинскому столику, берёт пластмассовый контейнер. Раскрывает, и аккуратно извлекает пинцетом моллюска, размеры не превышают ноготь мизинца на руке. Врач с ювелирной точностью подсаживает африканского слизня на клитор.

– Прошу вас, уберите это, я вас умоляю – взмолилась испуганная писательница.

Мало того, что, на тело положили отвратительную оранжевую тварь, так она ещё ползает по самому чувствительному сокровенному органу.

– Итак, время пошло, и теперь наша обворожительная синьора Анна наконец-то получит то, о чём мечтала весь вечер… – конферансье живо комментирует события.

Анна не слушает, что выкрикивает в зал Марек Заахави. Вначале она пытается скинуть моллюска, смешно дёргая бёдрами, но все эти хаотичные движения лишь веселят публику.

Писательница смирилась и сосредоточилась на ощущениях. Женщина чувствует, как томительно сладко слизень медленно продвигается по клитору, слизывая своим пупырчатым ротовым аппаратом любимое лакомство. И это воспринимается так особенно, необычно приятно, что к Анне вернулось острое сексуальное возбуждение. Пережить оргазм, в этот раз обязательно дотянуться, дама забывает конферансье и зрителей в зале. Томно прикрыв очи, женщина впитывает чувственное наслаждение, растворяется в блаженстве – долгожданный апофеоз приближается.

Как показалось, Анна начала куда-то проваливаться, когда испытала первый мощный толчок в области клитора, который подбросил изнывающее тело как от электрического разряда, и тёплые волны стали расходиться от лона по всему телу. Женщина купается в пленительной зыби оргазма, но чуть ослабнувшее плотское вожделение вновь продолжает усиливаться благодаря стараниям любвеобильного моллюска.

Изголодавшаяся плоть млеет, наслаждение необратимо повторяется, и ещё не успел отпустить первый оргазм, как следом накатывает следующий, ещё более волнующий и блаженный. Время для Анны – пульсирующая матка; женщина полностью растворилась в чувственных переживаниях. Вырваться из пленительных объятий невозможно, находиться в них невыносимо…

*****

Себастьян внимательно наблюдает за извращёнными фантазиями Абрафо Милла. А конферансье сопровождает шоу сальными шуточками, не забывая фиксировать пиковые наслаждения. За первые десять минут Анна кончила четыре раза. Первый сегмент экрана транслирует лицо писательницы. Вторая камера: трепещущая при каждом оргазме матка. Третий сегмент демонстрирует крупным планом клитор и жадного до лакомства моллюска. Статистическая информация и обратный отсчёт времени представлены на четвёртой секции экрана.

И если первые четыре оргазма подарили Анне долгожданное наслаждение, то очень быстро и незаметно удовольствие превращается в изощрённую пытку. Когда слизню не хватает мёда, доктор добавляет новую порцию угощения. Пресытившегося моллюска Тэсфайе меняет на нового – голодного, и сейчас по чувственной плоти ползают сразу два african slug. Жадные неутомимые, они стимулируют насыщаясь, и измождённой женщине кажется: клитор – оголённый нерв. Испанец внимательно следит, как лицо после очередного оргазма искажает маска – бесконечная боль. Наслаждение обернулось мучением, а время застыло, будто желает длить, продолжать томительную экзистенцию. От пережитых оргазмов у писательницы кружится голова, кровь бешено стучит в висках, во рту пересохло – язык онемел.

– Хва-а-а-а-ти-и-т… – хрипит Анна, – Г̈ь не могу больше, уберите их…

Но женщину никто не слышит. Пресыщенная публика впитывает страдания. Зрители упиваются зрелой красотой обнажённого тела, мучения так опьяняюще прекрасны, а чувство подлинно. И только Бъ внял молитве. Г̈ь попустил воплощение. Что скрывает наше желание? Кто вершит Провиде́ние?

В течении следующих десяти минут Анна пережила ещё три крайне болезненных и мучительных оргазма.

*****

Женщина потеряла счёт времени. Дьявольская щекотка, становится всё сильнее, она невыносима, а пережитый оргазм не приносит ничего кроме болезненной разрядки, и каждый новый пик наслаждения оборачивается обновлённой пыткой – острой и злой.

Шоу продолжается, остались последние тринадцать минут. Ассистентки, хорошенько смазав фаллоимитатор лубрикантом, аккуратно ввели в задний проход и активировали секс-машину в авторежиме выбора циклов. Анна охнула. Механический член почти не доставляет женщине неприятных ощущений. Пока он мягко вибрирует, проникает не слишком грубо и глубоко. После насилия братьями, немаленькая толщина искусственного фалла кажется писательнице не такой значительной.

Силиконовый уд работает без устали, и Анну разрывают противоречивые приятно-болезненные ощущения. Клитор – оголённый нерв, безжалостно стимулируемый моллюсками. Огромный гуттаперчевый фаллос штурмует задницу, приятно вибрируя. Впервые Анна испытала анальный оргазм, а следом – ещё один.

Скорость и глубина проникновения искусственного любовника неумолимо нарастает; боль в заднем проходе вытесняет наслаждение. Они сплетаются: терзание клитора и анальная пытка; острейшие эмоции словно подхлёстывают друг друга. Рождается синергия – неповторимые, крайние в чувственных проявлениях, переживания.

– Больно! Прошу вас, прекратите это-о-о! – воет, извиваясь всем телом, почти обезумевшая женщина.

Механический фалл влетает на всю длину, причиняя острую боль, а когда выскальзывает из распахнутой задницы, женщине кажется, что её выворачивают наизнанку. Внезапно писательница болезненно завыла, переживая ещё один принудительный оргазм. Анне кажется, что волны боли, рождённые в глубине лона, захлестнули сознание, она проваливается, тонет в нечеловеческих страданиях плоти.

Когда до окончания тотализатора осталась минута, фаллоимитатор буквально утрамбовывает нутро в режиме отбойного молотка. И в эту последнюю, бесконечную единицу времени Анна переживает отчаянный оргазм: чистая, проявленная в совершенстве, боль и мучительная страсть сплелись Змеем на шее. Тот самый предтеча грехопадения сладостно удушает в невыносимых объятиях... Потускневшие глаза закатились за веки, грудь тяжело вздымается, тело выгибается дугой, а распахнутый в безмолвном крике рот жадно хватает воздух.

*****

Себастьян бросил взгляд на экран. Время, отведённое на игру, истекло, а общее количество пережитых оргазмов ровняется 11. Механический член замер в заднем проходе. Доктор удаляет с чувственной плоти трёх живеньких моллюсков, следом зажим у основания клитора. Анна болезненно стонет. Тэсфайе сложил створки расширителя, медленно извлекает; вагина не торопится принимать привычные очертания. Ассистентки сняли датчики приборов и ослабили ремешки фиксации ног. В конце помощница медленно вытягивает искусственный фалл. Оператор снимает крупным планом – силиконовый орган вымазан лубрикантом и выделениями. Когда фаллос покидает задний проход, ниточки розовой слизи тянутся от зияющего очка к головке механической игрушки. Растраханный сфинктер так и не может окончательно сомкнуться, и в дырке, с опухшими, неровными краями, видны багровые стенки прямой кишки.

Женщина медленно приходит в себя. Словно фридайвер опустившийся на дно без акваланга, Анна не может поверить, что вынырнула из объятий бесконечного оргазма.

Конферансье объявил счастливых победителей Эротического тотализатора. Под аплодисменты зала господа вышли на сцену. Великолепная пятёрка, сегодня удача на их стороне.

Кресло с Анной опустили к самому полу, спинку приподняли, и теперь писательница может сидеть.

– Господа, так в чём же заключается наш утешительный приз? – Марек Заахави продолжает просвещать публику. – Каждый желающий может спуститься на сцену и излить эротическое напряжение, в гостеприимный ротик нашей русской синьоры.

Себастьян, допивая виски, наблюдает, как на сцену потянулись возбуждённые гости. Ассистентка помогает мужчинам подойти к пику эротической экзальтации. Вторая придерживает голову Анны и направляет потоки семени в распахнутый ротик. Оператор крупным планом транслирует на экран – напряжённые члены выплёскивают мутную, белёсую жижу. Перейра, готов и сам воспользоваться подвернувшимся случаем, но испанец не желает выдавать Анне своё присутствие на вечеринке. Себастьян планирует и дальше пользовать даму втёмную; есть у мужчины для писательницы небольшое, но ответственное поручение…

*****

Анна отрешённо сидит с открытым ртом и терпеливо принимает семя чернокожих самцов. Голову заботливо поддерживает полуголая ассистентка. Если кто-то из мужчин промахивается – попадает на лицо, девица бережно собирает «лакомство» пальчиком и отправляет женщине в рот. Когда эякулята достаточно, африканка принуждает писательницу проглотить. И всё с начала, открывай, милая, ротик для новых порций.

Анна находится в полной прострации. Дама благодарна уже за то, что эта изощрённая пытка оргазмами позади. И липкая сперма во рту, стекающая вязким потоком по пищеводу в желудок, кажется женщине меньшим злом по сравнению с тем, что пришлось пережить за время Эротического представления.

– Вот и умница, глотай всё. – Мурлычет над головой девица. – Ты ведь сегодня не завтракала, не обедала, так хоть поужинаешь от души.

Время лениво ползёт, обволакивает горло липкой, тягучей малафьёй. Женщина с трудом сглатывает и очередь, блудливых самцов, кажется бесконечной… Замученная плоть невыносимо ноет, веки сами слипаются, сознание сжимается в точку, мертвецкий сон – благо. Анна уже не слышит, как конферансье подытожил количество мужчин, принявших участие в аттракционе. Получалось, что за 44 минуты писательницу накормили 88 человек. И, как обещала массажистка Зэма, чувство голода растворилось пьянящей сытостью, но гнетущее тошнотворное ощущение зашевелилось в глубине чрева.

*****

Анну разбудили рано утром. Женщина не помнит, как оказалось в апартаментах. Доктор Тэсфайе осмотрел многострадальные дырочки писательницы, поцокал языком, и смазал успокаивающей лечебной мазью. Слуга помог кое-как одеться и, прихватив багаж, проводил до машины. Молчаливый шофёр доставил к отелю, а портье сопроводил в номер. Женщина завалилась в постель, как была, не снимая одежды, физическое и моральное истощение бесконечно…

*****

Анну разбудил сигнал оповещения «СМС». Женщина достала мобильник, сонными глазами вглядывается в экран. Сообщение банка: пополнение валютного счёта, 2 039$.

За окном сумерки, надо собраться, приводить себя в порядок. После вчерашней вечеринки хочется избавиться от специфического мужского отпечатка во рту. Женщина медленно поднимается с кровати. Каждая мышца измученного тела отзывается болезненной разноголосицей. Писательница, с трудом переставляя ноги, ковыляет в ванну.

В большом настенном зеркале отражается лицо с засохшими желтоватыми потёками вчерашнего «ужина». Анна тщательно чистит зубы, хорошенько ополоснула рот. Вроде полегчало, правда ненадолго. Белковый «коктейль» странным образом проявляется навязчивым послевкусием. Не так явно, как было, но мерзотное чувство не отпускает.

Женщина устроилась на краю ванной, и пошире раздвинув ноги, внимательно осматривает промежность. Вульва покраснела, преддверие влагалища опухло, а малые половые губы отекли, стали больше и обвисают сильнее обычного. Они совсем не скрывают маленькую щёлочку, вернее, разъёбанную ненасытную дырку. Клитор уже принял свои первоначальные формы, но любое прикосновение к чувственной плоти оборачивается пронзительной болью. «Что ж мне так везёт-то в последнее время, – горестно сетует Анна, – не порвали, и на том спасибо».

Осматривать задний проход совсем неудобно – аккуратно ощупывает пальчиками. Анна решила: крови и трещин нет, хотя прикасаться больно, мучительно саднит. Приняв душ, женщина вернулась в комнату, накинула фирменный халат отеля. Слева на груди вышитый серебряной нитью логотип: Щит Давида и золотая Саламандра.

После водных процедур писательница чувствует себя лучше.

Анна собирала чемодан, когда в номер постучал Перейра. Испанец, как всегда, галантен и предупредителен. Мужчина заглянул проститься и предложить услуги шофёра – отвести в аэропорт. Себастьян презентовал женщине на память серебряные серьги с камушками граната и попросит оказать маленькое одолжение. Доставить в Москву сувенир для давнишнего приятеля и делового партнёра – Григория Зиммермана.

Статуэтка африканского идола, тяжёленькая, высотой сантиметров сорок. Пузатенький и коренастый, он наделён хитрым и в то же время злобным выражением лица. Вырезанный из гренадила, по уверенью испанца, подарок обладает коллекционной ценностью. Антиквары-этнографы Европы почитают и охотятся за похожими фигурками африканских Богов.

У Анны нет оснований связывать свои злоключения с испанцем или Зиммерманом. А обходительность и харизма Себастьяна просто не оставляют женщине выбора. Просьба кажется пустяковой, писательница согласна.

Завтра Перейра отвезёт даму в аэропорт.

Сославшись на недомогание, женщина выпроваживает обаятельного идальго.

Анна продолжает механически собирать вещи. А в голове назойливо крутится детский стишок:

В Африке акулы,

В Африке гориллы,

В Африке большие

Злые крокодилы.

Будут вас кусать,

Бить и обижать,–

Не ходите, дети,

В Африку гулять.