Я вижу только профиль Дэвида, но замечаю блеск в его глазах.

Он чертовски восхищен.

И Слоан поглощает это, ее лицо озаряется снисходительной улыбкой.

— Ты подружился с Торстеном ради меня? — спрашивает она, кокетливо наклоняя голову.

— Скорее, ради защиты. Думал, что когда-нибудь ты придешь за мной. И если я подружусь с кем-то вроде нас, то у меня будет запасной вариант каждый август, ведь именно в этот месяц люди нашего… характера… помирают. Конечно, Торстен не знал, что за ним охотятся, поэтому я сказал, что могу притвориться его долбанутым слугой на ночь, пока он будет восторгаться своими гостями, а точнее, идеальными жертвами, — Дэвид делает глоток и изучает ее, прежде чем прислониться к стойке. — Ты же знаешь, как говорят: «командная работа воплощает мечту в реальность».

Слоун сияет.

— И правда. Но иногда требуется время, чтобы найти подходящую команду.

Дэвид наклоняет бокал в ее сторону.

— Совершенно верно.

— Черная птичка… — говорю я.

Она вздыхает и пронзает меня мрачным взглядом.

— Прекрати уже птичкать мне.

— Слоан, любимая, пожалуйста…

— Любимая? — Слоан наклоняет голову. В тусклом свете ее глаза кажутся черными. — Любимая…? Ты правда так думаешь? Ты же сам сказал — я гребаная психопатка, помнишь? Чудовище. Это не любовь. Это скука. Конкуренция. И, судя по всему, — говорит она, переводя взгляд со штопора вниз по каплям, стекающим в лужу крови на полу, — я уже выиграла.

Я качаю головой. Мой голос превращается всего лишь в сдавленный шепот, когда я говорю:

— Он хочет издеваться над тобой, Слоан.

— Ох, ты имеешь в виду, что он вгонит свои яйца глубоко в мою задницу? Ты об этом? — Слоан закатывает глаза. — Кажется, я доказала, что справлюсь с этим.

Каждая частичка в моем теле затмевается болью, сердце сгорает дотла. Она наблюдает, как это происходит точно так же, как я наблюдал за ней. Но я не чувствую ни малейшего раскаяния или сожаления, только отвращение в том, как изгибаются ее губы, прежде чем она отводит взгляд.

Выражение лица Слоан разглаживается, когда она поднимает глаза на Дэвида.

— Знаешь, я дико хочу разнести город на куски, если ты меня понимаешь, — говорит она ему, подмигивая.

Его ответная улыбка хищна.

Я умоляю, но они как будто не слышат меня. Дергаюсь на стуле, но они не видят.

Слезы обжигают глаза. Я знаю, что он сделает с ней, с моей прекрасной Слоан. Он, черт возьми, уничтожит ее. Срежет с нее кусочки. Сожрет их у нее на глазах точно так же, как поступил со мной. И еще много других ужасных, отвратительных, чертовски чудовищных вещей, которые мне невыносимо представлять, но я все равно представляю.

Даже если он позволит ей выйти из этой комнаты живой, она не переживет эту ночь.

— Что у тебя на уме? — спрашивает Дэвид.

— Как насчет, закончить здесь и пойти повеселиться? У меня есть кое-какие идеи. Возможно, «Ателье Кейн» — хорошее место для начала.

Желчь скапливается у меня в желудке, когда Дэвид улыбается и поднимает свой бокал.

— За ночную прогулку по городу, — он допивает остатки окровавленного вина и ставит пустой бокал на стол.

— На, забери, — рука Слоан поднимается, словно в замедленной съемке, ее ладонь раскрыта, «Глок» лежит на ней, как подношение. — Не очень люблю огнестрельное оружие.

Глаза Дэвида вспыхивают предвкушением, когда он тянется за пистолетом, его взгляд прикован к смертоносному призу.

И в момент, когда его пальцы касаются рукояти, другая рука Слоан делает выпад вверх. Сверкает серебро, спрятанное у нее в руке.

Дэвид рефлекторно отшатывается. Кровь разбрызгивается по «Глоку», падающему на пол. Он тянется к ней другой рукой, но Слоан слишком быстра. Удар сверху вниз рассекает ему другое запястье. Дэвид рычит от разочарования, но рычание переходит в вопль боли, когда она пинает его по ноге и ставит на колени.

Когда он падает, я вижу скальпель.

Который скользит в выемку во впадине его горла острым краем. Слоан режет плоть надвое по всей длине его горла вверх, крепко держит лезвие в руках.

Она останавливается у кончика его подбородка, глубоко у кости.

Дэвид издает булькающий, отчаянный выдох через зияющую щель. Струйка крови заливает лицо Слоан. Она не моргает, поглощая каждую деталь его боли и ярости. Ее улыбка торжественно мрачнеет, пока его тускнеющие глаза смотрят в ответ.

— Правда не люблю огнестрельное оружие, — говорит она и крепко сжимает его волосы в кулаке. Другой рукой вытаскивает лезвие. — Слишком громко. Никакой утонченности.

Она вонзает скальпель ему в глаз. Крик Дэвида — это не что иное, как всплеск алых брызг.

Затем она позволяет ему упасть на пол.

Кровь растекается густой лужей по кафелю. Слоан стоит спиной ко мне, наблюдая за дергающимся Дэвидом, и даже когда тот замирает, она остается там, глядя на него сверху вниз, как будто ей нужно удостоверится, что он больше не встанет.

— Ты в порядке? — спрашивает она, не оборачиваясь, ее голос звучит тихо и хрипло.

Я осматриваю свою кровоточащую руку в том месте, где содрана кожа. Щека и ребра пульсируют в тех местах, где я получил первые удары. Штопор все еще позвякивает в такт учащенному биению моего сердца, но, вероятно, это выглядит хуже, чем есть на самом деле.

— Я бы не прочь встать с этого стула, но да. Со мной все будет в порядке.

Слоан кивает, затем замолкает, ее взгляд все еще прикован к телу на полу.

— Слоан…

Она не двигается.

— Слоан, любимая…

— Нет.

— Эм… Черная птичка?

По-прежнему ничего.

— …Персик?

Ее голова поворачивается в сторону, и она пронзает меня взглядом через плечо. Но там слезы текут сквозь кровь, разбрызганную по щекам.

— Я же сказала, что порежу тебя, если ты еще раз меня так назовешь.

— Тогда Черная птичка, — я слабо улыбаюсь ей. В ее глазах беспокойство, когда она смотрит на меня, но и еще боль, которая поглощает мою душу. — Любимая, я…

— Заткнись, — рявкает она и достает свой телефон из кармана. Мгновение спустя гудки сменяются голосом моего брата.

— Молодчинка. Мой друг, Конор, прямо за дверью. Хочешь, чтобы он вошел? — спрашивает Лаклан.

— Нет. Хотя спасибо, что прислал подкрепление.

— Ты в порядке?

— Конечно, — Слоан наблюдает за мной через плечо. Слезы все еще застилают ее глаза, хотя взгляд, который она бросает на меня, чертовски убийственный. — Твоему братцу-засранцу нужна… кожа. И мне бы не помешала помощь с уборкой.

Лаклан хихикает.

— Фионн уже в пути. Я знаю кое-кого для уборки — дай мне на это час. Конор будет пока что следить за дверью, — повисает пауза, и когда Лаклан заговаривает снова, его голос звучит мягко и серьезно. — Спасибо, что присматриваешь за моим братом, Слоан.

— Выйди из видеотрансляции. Не хочу, чтобы ты наблюдал на случай, если я передумаю и грохну его.

— Сделай одолжение, вместо этого крепко поцелуй его, — говорит Лаклан.

Она отвечает обиженным ворчанием и отключает звонок, со звоном бросая телефон на стол.

Затем поворачивается ко мне, ее глаза сверкают, а руки скрещены на груди.

— Я расцениваю это как победу.

— Справедливо.

— Тогда у меня три из пяти.

— Заслужила. Полностью.

— И я все еще очень зла на тебя.

— Я понимаю, любимая.

— Хочу пырнуть тебя ножом.

— Да, в этом есть смысл. Но, пожалуйста, только не в член. И не в яйца. И не в мое симпатичное личико.

Губы Слоан дрожат. Жесткое выражение лица меняется и превращается в стоическую маску, которая опять разбивается вдребезги. Красные брызги и разводы на ее лице так красивы, а слезы для меня — мучение.

— Ты разбил мне сердце.

— Я знаю, любимая. Мне жаль. Мне чертовски жаль. Ты же знаешь, что я сделал это, чтобы увести тебя от него, да? Я должен был вытащить тебя отсюда, иначе он бы тебя убил.

Слезы в глазах Слоан переливаются и блестят, собираясь у линии ресниц.

— И я заслуживаю любви, — она тычет своим окровавленным пальцем в мою сторону, подчеркивая каждое слово. — Понятно тебе?

Я отчаянно хочу прикоснуться к ней, лишь на мгновение, просто видеть мне недостаточно.

— Любимая … пожалуйста… освободи меня, чтобы мы нормально поговорили, — на лбу Слоан появляются морщинки, когда она пытается сохранить свою свирепость и терпит неудачу, и когда я слегка улыбаюсь ей, она ничего не может с собой поделать — ее взгляд опускается на мой шрам и задерживается там. — Давай же, Черная птичка. Разреши встать и доказать, что я чертовски сильно люблю тебя. И взять аптечку у двери, если ты не против.

Ее свирепый взгляд возвращается.

— Ну ладно, тогда я просто истеку кровью на полу, круто… но можно хотя бы со стула встать? Желательно без лишних ножевых ранений.

После еще одного долгого колебания она подходит и начинает развязывать узлы, сначала те, которыми стул привязан к опорной стойке, а затем те, что туго затянуты вокруг моих конечностей. Последняя веревка, упавшая на пол, та, что удерживала мое раненое запястье.

Я вскакиваю со стула, как только она исчезает.

Боль притупляется потребностью, я выдергиваю штопор из руки и хватаю Слоан, когда она отступает, прижимая ее к себе в отчаянных объятиях. И благодарю каждого бога, которому никогда не молился, когда она обнимает меня в ответ. Она утыкается лицом мне в грудь и пропитывает футболку всеми страхами, которые прятала.

— Я думала, что опоздала, — повторяет она снова и снова. — Прости, Роуэн. Слишком долго разгадывала твои подсказки.

Я беру ее лицо в ладони и смотрю в широко раскрытые карие глаза. Боль подступает к горлу, пока я наслаждаюсь этим моментом, просто смотрю на нее, чувствую ее тепло на своей коже. Я почти потерял все. Но она здесь, с имбирным ароматом и черной подводкой для глаз, размазанной по коже, веснушки усеяны пятнышками крови. Складки пролегают по ее лбу и нахмуренным бровям, когда ее взгляд мечется между моими.

Она никогда не была так красива.

— Ты не опоздала, Черная птичка. Как раз вовремя.

Она пытается улыбнуться, но не выходит. Ее ямочка — всего лишь слабое углубление на коже. И я знаю, что ложь, которую я ей сказал, — самая опасная, потому что я взял ее неуверенность как оружие. Даже если я сказал это только для того, чтобы спасти ее, подобные слова как порезы остаются глубоко и заживают медленно.