21 КЛЮЧ

СЛОАН

Я вставляю ключ в замок служебного входа «3 в Вагоне» и толкаю тяжелую стальную дверь в тень коридора. Убираю в карман, но держу руку на прохладном металле. Если не считать ключа от квартиры Ларк, у меня никогда раньше не было чужого ключа. Зная, как много ресторан значит для Роуэна и его братьев, ребристый металл кажется мне священным. Мне нравится держать его в ладони, будто я тоже что-то значу для Роуэна, настолько, что он готов поделиться этим местом.

Я знаю, что он сильно напряжен из-за происходящего. Время от времени я чувствовала, что он замыкается в себе, и всякий раз, когда спрашивала об этом, он говорил, что просто хочет оставить проблемы на работе и забыть о них на некоторое время. Поэтому я попыталась создать для него такое же безопасное место, какое он всегда создавал для меня. Наше собственное маленькое царство, где внешний мир на некоторое время исчезает. Но этим утром я впервые почувствовала, как картина изменилась, отчего у меня скрутило внутренности, а сердце подскочило к горлу. До сих пор я не задавалась вопросом, не я ли тот груз, который давит на него.

Приходится постоянно напоминать себе, что нужно верить ему на слово, что он не это имел в виду, даже несмотря на то, что сомнения продолжают жужжать в голове, как насекомые, бьющиеся о стекло. Если он сказал, что я не обуза, значит, так и есть… Верно? Мы иногда говорим то, что не хотим. Потребуется всего день или два, чтобы встряхнуться, и все наладится, как только «Палач и Черная птичка» полностью заработает.

Я крепче сжимаю ключ в ладони. Вот доказательство. Он и я — это не временно. Просто такие сейчас обстоятельства, и со временем они пройдут.

— Роуэн, — окликаю я, подходя к кухне. — Я нашла местечко в интернете, выглядит довольно круто, с патио на крыше. Может, мы…

Мой голос затихает, когда я вхожу в комнату.

Роуэн стоит, опершись руками о край разделочного стола из нержавеющей стали, его плечи напряжены, голова опущена. Когда его взгляд встречается с моим, он наполнен тьмой и поражением.

— Что случилось…? — спрашиваю я, притормаживая и осматривая его. Мое сердце сжимается от беспокойства. Каждая искорка интуиции подсказывает, что все здесь очень неправильно. — Что-то случилось с рестораном? Ты в порядке?

Я начинаю приближаться к нему, моя рука поднимается, чтобы коснуться его плеча, но он резко выпрямляется и отступает за пределы досягаемости. Мои ноги мгновенно останавливаются. Пульс учащается вдвое.

— Ты в порядке? — снова спрашиваю я.

В его голосе нет ни доброты, ни теплоты, ни даже фамильярности, когда он говорит:

— Нет, Слоан. Я не в порядке.

У меня перехватывает горло от слов, которые я хочу сказать. Жар вспыхивает под кожей, сжигая каждый дюйм изнутри. Мой взгляд блуждает между его темными глазами, на них будто написан смертельный исход.

— Что происходит?

— Тебе нужно вернуться домой.

— Хорошо… я возьму такси…

— Нет. В Роли. Вернись туда, где твое место.

— Я не… — внезапный прилив эмоций сдавливает горло. Горит нос. Мои глаза заливает жжение. — Я не понимаю.

Роуэн проводит рукой по волосам и отводит взгляд, делая еще один шаг назад, явно злясь, что я задерживаюсь. Я отчаянно хочу сделать шаг ближе, просто прикоснуться к нему и остановить все это, пока не рассыпалось у меня в руках, как замок из песка, унесенный морем.

— Я что-то сделала? Если да, то скажи мне. Мы можем обсудить.

Он сжимает переносицу, когда разочарованный вздох вырывается из его легких.

— Ты ничего не сделала, Слоан, просто ни хрена не получается. И мне нужно, чтобы ты ушла.

— Но… ты ведь сказал, что мы будем делать то, что делают нормальные люди. Разговаривать друг с другом. Стараться.

— Мы не «нормальные люди», Слоан. Мы не можем притворяться другими. Больше нет. Я говорил тебе об этом еще в апреле, десятого числа. Я сказал, что никогда не хотел быть таким, как все остальные.

Я качаю головой, пытаясь пробиться сквозь смятение к своим воспоминаниям.

— Я не помню…

— Десятого или тринадцатого числа. Какая разница. Я говорил тебе это в машине по дороге на торжество. Я уже тогда сказал, что ресторан — единственный смысл в моей жизни. Но даже это тут не главное. Главное то, что у нас никогда не будет. У меня не будет нормальной жизни. У тебя тоже. Мы монстры в этом мире.

Знаю, что я ненормальный человек, но не чувствую себя монстром. Я чувствую себя оружием. Окончательным правосудием от имени тех, кто не может говорить, наказание для тех, кто не заслуживает помилования. Но, возможно, Роуэн прав. Может быть, я просто обманывала себя насчет царства мести, и я во всех отношениях тот же монстр, что и добыча, на которую мы охотимся.

Я ловлю себя на этих вопросах, когда Роуэн разочарованно вздыхает, как будто я отнимаю у него слишком много времени. Боль скручивает и жжет грудь.

— Мне важны лишь рестораны, — говорит он, указывая в сторону столовой, потом прижимает палец к стойке. — Мне нужно сосредоточиться здесь. А пытаться совместить работу и отношения невозможно. Так что тебе нужно уйти. Езжай домой.

Жесткий взгляд Роуэна не ослабевает. Проникает прямо в мои глубины. Он даже не дрогнул, когда первая слезинка скатилась с моих ресниц и прочертила горячую дорожку по щеке. Он даже не моргает, когда я говорю:

— Но… я люблю тебя, Роуэн, — шепчу я.

Роуэн не смягчается. Он холодно и бесстрастно говорит:

— Ты так думаешь. Но это не правда. Ты не можешь любить.

У меня голова идет кругом. Сердце рассыпается в прах. Я хочу убежать так же сильно, как и он этого хочет. Бежать до тех пор, пока не перестану понимать, где нахожусь. Пока не перестану чувствовать эту боль.

Но я твердо стою на ногах.

— Я пойду, если ты хочешь, — говорю я напряженным и тихим голосом. — Но сначала кое-что скажи, пожалуйста.

— Что.

— Скажи, почему меня нельзя любить.

Впервые с тех пор, как я вошла в эту кухню, я вижу в нем малейший намек на нерешительность. Но в одно мгновение он прячет это. И больше ничего.

Мой гнев вздувается пузырями под тяжестью этой сокрушительной потери.

— Скажи мне.

Меня не встречает ничего, кроме темного, лишенного света взгляда. Слезы застилают глаза, я едва вижу Роуэна сквозь водянистую пелену.

— Просто будь честен со мной. Почему ты не можешь любить меня? Что со мной не так? Скажи мне…

— Потому что ты долбанная психичка, вот почему.

Слова Роуэна ударяют, как пощечина. Слезы прекращаются. У меня перехватывает дыхание. Сердце разбивается. Время замирает. Мгновение молчания кажется вечным, боль врезалась прямо в остатки души, его слова запечатлелись там навсегда. Я знаю, что эти слова всегда будут следовать за мной, словно призрак.

Роуэн сжимает руки в кулаки и наклоняется немного ближе, словно пытаясь протолкнуть это откровение через мои глаза в мозг.

— Ты убиваешь людей, отрезаешь от них куски и устраиваешь шоу, составляя какую-то дерьмовую карту, в которой никто, кроме тебя, не может разобраться. Потом ты выкалываешь им ебучие глаза и делаешь из них украшения. Я знаю, что сам не святой, но это дерьмо — безумие высшего уровня. С тобой все не так, Слоан. Ты не в себе. Ты сломлена. И заберешь меня с собой, если я позволю этому продолжаться. Так что тебе, блять, лучше уйти.

Я делаю неуверенный шаг назад, затем еще один, и еще. Впервые в моей руке ощущается дискомфорт, и я осознаю, что сжимала ключ от ресторана так крепко, что он впился в кожу. Достаю его из кармана и смотрю на серебро, лежащее на красных отметинах ладони.

Поднимаю взгляд, но не на Роуэна, а на набросок, который я нарисовала в прошлом году. Он в рамке рядом с входной дверью ресторана, как раз там, где Роуэн может видеть его во время работы, защищенный от пара и влажности на кухне. Точно так же, как я думала, что с ним буду под защитой. Будто я в безопасности в его сердце.

Но это не так.

Когда мое внимание переключается на Роуэна, я в последний раз смотрю ему в глаза.

Даю себе всего один вдох, чтобы запомнить каждую деталь его прекрасного лица. Его пухлые губы. Этот шрам, который я хотела бы поцеловать. Темно-синие глаза, блеск которых пронзает меня насквозь.

На следующем вдохе я поворачиваю руку, ключ соскальзывает и падает на пол.

Больше ничего не говорю, поворачиваюсь на каблуках и ухожу.

Я бегу всю обратную дорогу до его квартиры. Двенадцать кварталов. Три лестничных пролета. Только когда достаю из кармана связку ключей от дома и врываюсь в гостиную вся в поту и с неровным дыханием, я снова плачу.

Я гребаная психичка.

Думала, он такой же, как я. Думала, мы с ним одинаковые. Возможно, все началось с игры, но даже с самого начала казалось, что это гораздо большее. Как будто я наконец-то нашла родственную душу. Все эти годы, эти безумные переживания, тоска и одиночество в промежутках — я думала, что все это привело к свету на нашем горизонте. Мы сближались, нет?

Я в это верила.

Как я могла так ошибаться?

Я люблю Роуэна. До глубины души. Мне нравилось будущее, которое я видела с ним, а теперь он вырвал его прямо у меня из рук.

Может, именно это ждало нас по другую сторону горы? Просто зазубренный утес, с которого можно упасть?

Мне требуется немало времени осознать, что я переместилась из центра комнаты на диван Роуэна. Не знаю, как долго я так просидела. Даже не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я пришла. Такое ощущение, что голова набита ватой, которая служит барьером между моими мыслями и окружающим миром.

Я моргаю и смотрю на Уинстона, который сидит напротив меня на любимом кресле Роуэна, его глаза кажутся желтыми на фоне роскошного серого меха.

— Ты, наверное, еще больший псих, чем я. Тебя назвали в честь гребаного кота-нежити¹¹, — говорю я кошаку, когда очередной приступ слез подкатывает к горлу. Я разочарованно машу рукой в направлении Уинстона, роняю голову на руки и, черт возьми, рыдаю. — Так что да, типа, я понимаю, что ты меня ненавидишь, но ты все равно садишься в гребаный самолет и летишь со мной, потому что будь я проклята, если вернусь в Роли одна.