— Его.

— Отвали, нормальное оно, — говорит она. Ее сомнение превращается в хмурый взгляд, когда она оглядывается через плечо и замечает веселье в моих глазах. — Мудак.

Я смеюсь и пытаюсь увернуться от рулетки, которую она швыряет мне в голову, но из-за того, что я еще слишком пьян и накачан, не получается избежать удара по руке. Когда я встречаюсь с ней взглядом, она пытается выглядеть разозленной, но это не так.

— Ты раньше говорила, что паутина — это карта, — говорю я, потирая предплечье. Она кивает. — Каким образом?

Слоан улыбается и подходит ближе, стягивая перчатки, смотря на меня сверху вниз яркими карими глазами. Рядом с уголком ее губ появляется ямочка, когда она протягивает перевернутую ладонь.

— Покажу, если заверишь, что будешь держаться на ногах и не обрыгаешь меня.

Я хлопаю ее по ладони, и она смеется, но снова протягивает ее, и на этот раз я хватаю ее. Комната кружится, когда я встаю. Не уверен, что смогу держать себя в руках, но Слоан ждет, терпеливо и уравновешенно. Ее хватка как якорь. Когда я перестаю раскачиваться, она все еще идет рядом, следя за тем, чтобы каждый мой шаг был твердым, пока она ведет меня к своему произведению искусства.

— Это шкала, — говорит она, указывая на глаза, расположенные на расстоянии одного метра друг от друга над головой Торстена. — На этой карте один метр равен десяти километрам.

Слоан притягивает меня ближе. Тепло, исходящее от ее тела, согревает ароматом имбиря и ванили. Она подводит меня к краю первого слоя лески, а затем отпускает мою руку, заходя мне за спину. Ее пальцы обхватывают мои плечи, когда она приподнимается на цыпочки, чтобы заглянуть мне через плечо.

— Трудновато, но попробуй представить паутину в трех измерениях. Один слой предназначен для улиц. Второй для водно-болотных угодий. Другой для почв, — говорит она, кладет нежные руки по обе стороны от моей головы и поворачивает так, чтобы я мог видеть слои под углом, где отрезанная плоть аккуратно перевязана в определенных точках паутины. — Если бы эти идиотские копы взяли каждый раздел проекта и поместили в программное обеспечение «ArcGIS», то смогли бы составить топографическую карту. Кусок кожи с его груди в центре паутины — это дом, где мы сейчас. Каждая частичка Торстена представляет собой последние известные местонахождения пропавших людей, которых он похитил или убил, — рука Слоан лежит на моем плече, когда она указывает на кусочек кожи, намотанный на леску. Ее дыхание согревает раковину моего уха, вызывая мурашки на шее. — Это обозначение человека по имени Беннетт, которого он убил два месяца назад. Я сняла кусок с бицепса Торстена. «Б» для Беннета.

Я бросаю взгляд на Торстена, который снова начинает шевелиться. Его рукав отрезан, оголяя участок, где содрана кожа.

— Кропотливая работа, — говорю я, когда Слоан убирает руки с моей головы и подходит ко мне.

Она смотрит на меня, на ее щеках появляется легкий румянец, прежде чем она ухмыляется и закатывает глаза.

— Ты, наверное, думаешь, что мне следует начать вязать крючком, завести двенадцать кошек и кричать на соседских детей, чтобы они убирались с моей лужайки.

— Ни за что, — я поворачиваюсь и выдерживаю ее настороженный взгляд. — Ну, на детей покричать стоит. Но, Черная птичка, это? Это искусство.

Взгляд Слоан смягчается. Слабая улыбка в виде приподнятого уголка губ. Я так легко могу наклониться и вдохнуть ее запах. Могу поцеловать ее. Провести рукой по черным волосам. Сказать, что я считаю ее блестящей, хитрой и чертовски красивой. Что мне с ней весело. И несмотря на дерьмовое состояние, я расстроен, что игра в этом году почти закончилась, ибо ненавижу смотреть, как она уходит. Что у нас с ней сейчас? Мне этого недостаточно. Я хочу большего.

Но боюсь, если буду настаивать, то оттолкну ее. Учитывая то, как она ушла в ресторане и сколько времени потребовалось, чтобы уговорить ее вернуться, я не хочу рисковать.

Я делаю шаг назад и скрываю свои мысли за дерзкой ухмылкой.

— Хотя я удивлен, что у тебя еще нет двенадцати кошек. Мне кажется, ты из тех, кто любит копить деньжата в тряпочном кошельке.

Слоан хлопает меня по руке, и я смеюсь.

— Пошел ты, красавчик.

— Ты могла бы подзаработать, продавая наполнители для кошачьих туалетов в Инстаграме.

— Я хотела оказать честь и быстро убить этого вычурного придурка, но беру свои слова обратно, — бросив последний взгляд, в котором нет настоящей злобы, Слоан поворачивается и идет обратно к столу, чтобы натянуть еще одну пару латексных перчаток, прежде чем взять скальпель. Торстен шевелится и стонет, но не приходит в сознание до тех пор, пока она не отвинчивает колпачок от флакона с нашатырем и не подносит его к его носу.

— Пожалуйста, пожалуйста, стой…

— Знаешь что, Торстен… или Джереми? Это твое настоящее имя, верно? Джереми Кармайкл? — Слоан останавливается рядом с его плечом и смотрит на свою паутину, протягивая руку, чтобы коснуться одного из глаз, смотрящих через комнату. — Ты напоминаешь мне кое-кого.

Крики Торстена становятся все более отчаянными, когда Слоан проводит кончиком скальпеля по его шее. Легкая царапина рассекает его кожу, и я улыбаюсь, глядя, как мужик дергается. Я знаю ее обычный процесс и следующие шаги. Она нанесет точный удар по яремной вене, а затем оставит его истекать кровью на стуле.

Последний штрих на ее идеальном полотне.

— Тот человек заманивал людей обещаниями безопасности и заботы, добиваясь обратного, — говорит она, с презрением глядя на трясущееся тело Торстена. — На самом деле, он очень похож на тебя. Ты заманил нас обещанием ужина и приятной компании только для того, чтобы накачать наркотиками и обмануть. Просто все получилось не совсем так, как ты надеялся, ага?

— Я умоляю тебя, прости, правда, я…

— Дэвид умолял тебя остановиться, когда ты решил поиграть в лоботомию с его лицом? Держу пари, он умолял тебя, и ты наслаждался его криками. Но самое смешное, мистер Кармайкл, у нас с тобой есть кое-что общее. Открою тебе маленький секрет, — говорит она. Потрясающе красивая улыбка расползается по ее губам, когда она наклоняется к его уху. — Я тоже обожаю, когда мои жертвы умоляют.

— Нет, нет, ты не понимаешь… Дэвид! Дэвид, помоги!

Его мольбы о помощи остаются без ответа, поскольку Слоан отступает и возвращается к столу, чтобы поменять свой скальпель на дамасский клинок. Голова Торстена мотается из стороны в сторону, когда он теряет представление о ее местонахождении из-за своих отчаянных, прерывистых криков. Но Слоан не издает ни звука, подкрадываясь ближе к своей добыче. Она двигается, как сова в полете, плавно, бесшумно и грациозно. Хищная и могущественная.

— Человек, которого ты мне напоминаешь, представлял миру отполированную маску, но под ней он был дьяволом. Он обещал лучшее образование. Лучшие возможности для студентов, одаренных в области искусства. Безопасное место для учебы и наилучшие шансы поступить в самые престижные университеты для детишек с богатыми родителями. А поскольку моих никогда не было рядом, они и не заметили, какую цену я заплатила.

Все те времена, когда я думал, что моя душа сделана из гребаного камня, Слоан Сазерленд доказывает, что я ошибался.

Ее слова эхом отдаются в моей голове, пока воображение не переносит меня ко всем темным и ужасным возможностям того, что с ней случилось. Мое сердце отбивает эхо о каждую кость внутри. Все, что осталось позади, — это черное пространство, которое разгорается все жарче с каждым глухим стуком.

— Я могла бы это вынести, — говорит она. — Я бы справилась. Хотела лишь дойти до конца. И в каком-то смысле я многому научилась. Скрывала свою ярость и тьму под маской, продолжая жить в этом мире. Поэтому я держала рот на замке, не выдавая частички себя. Но знаешь какую цену я не смогла заплатить? — спрашивает она, останавливаясь позади Торстена. Ее улыбка исчезла. Она смотрит прямо перед собой, ее глаза в тусклом свете кажутся почти черными. Ее голос низкий и сочится угрозой, когда она говорит: — Цена, которую я никогда не смогла бы заплатить — это Ларк.

Лед разливается по моим венам. Холодок пробегает по рукам. Стекает по спине.

— Она была единственным важным для меня человеком. Когда я узнала, что он с ней делал, и что она держала втайне, я сама кое-что скрыла. В ту же ночь, когда она призналась мне в чужих грехах, я ждала в тени. Дала клятву в темноте. Что уничтожу всех таких, как он, всех, кого смогу найти. Что я не остановлюсь, пока не найду худших, самых ублюдских, самых порочных, и сотру их из этого мира, одного за другим. И я пообещала себе, что никогда больше никому не позволю причинить боль дорогим мне людям.

Руки Слоан поднимаются по обе стороны от головы Торстена, рукоятка ножа сжата обеими руками, кожа на костяшках пальцев побелела.

— Я просто выполняю свое обещание, — говорит она.

Музыка нарастает в динамиках. Слоан чертовски виртуозна, окруженная своим шедевром. Она ждет хоть одного слова от мужчины, ожидая идеальной ноты.

— Пожалуйста…

Слоан вонзает лезвие в живот Торстена.

— Раз уж ты так любезно попросил, давай вместе вытряхнем грязь из твоих кишок, — выдавливает она, протягивая заточенную сталь вверх по его животу под мелодию его пронзительного крика.

Кровь и внутренности вытекают из прямой линии, вырезанной на Торстене. Тяжелые вздохи вырываются из груди Слоан, когда она выхватывает нож, легким движением руки окрашивая ковер в алый цвет. Вопль Торстена замедляется, пока не замолкает под угрожающим, настороженным взглядом Слоан, и, сделав несколько последних прерывистых вдохов, он умирает, пристегнутый ремнями к своему богато украшенному креслу.

Нас окружает электрический заряд. Аромат горячей крови наполняет воздух. Свечи мерцают, отражаясь в паутине. Каждая деталь становится четче, как будто вселенная сузилась до этой единственной комнаты.