- Нет, - отозвался Рент. - Но меня никто еще не учил. Что нужно делать?

- То, что я скажу. Если бы ты жил среди Теблоров, учился бы, наблюдая. Вот лучший путь обучения. Мои указания мало что дадут, пока ты не начнешь примерять их на себя, так что молчи и запоминай. Если будут вопросы, задавай - и слушай ответ внимательнее.

- Ты не намного меня старше, Пейк Гилд, но говоришь как с дитем малым.

- Потому что тебе многому нужно научиться. Не обижайся.

Рент повернулся к Делас. - О какой особенной ночи ты говорила? Ночи, в которой я стану мужчиной. Когда это будет?

- Очень скоро, Рент, - сказала Делас Фана, обменявшись взглядами с Пейк Гилд. - Но сейчас мы присоединимся к походу. Похоже, мы будем позади даже стариков и калек. Что же, Жекков не станут тревожить псы.

Она вроде бы ничего не делала, но лошадь шагнула вперед. За ней двинулся Чентак.

- Лошади Джагутов бегают стаями, - сказала Пейк Гилд громко, потому что скакала сзади него. - Обычные лошади сбиваются в табуны. Они общаются меж собой невидимыми тебе способами. Обычными лошадьми движет страх. Джагутские охотятся. В теблорских слиты два вида, ибо боевой конь должен знать и страх, и жажду охоты. Ты мог считать, что боевой конь должен ничего не бояться, но такое животное вскоре погибнет и всадника погубит. Страх полезен, внушает осторожность и заставляет защищать себя, и всадника тоже.

Разве воин учится лишь нападению? Нет, его учат и обороне. Поскакав в бой, всадник и его лошадь готовы и нападать, и защищаться. Однажды вы станете в бою единым разумом, общаясь движением мышц, сменой баланса, и если конь будет смотреть налево, ты будешь смотреть направо. Когда ты сделаешь выпад, конь сохранит равновесие. Когда конь понесется, ты прижмешься крепче. Кстати, Карса Орлонг был лучшим наездником своего поколения... хотя, - тихо засмеялась она, - так думал его отец.

Делас Фана обернулась в седле. - Карса Орлонг ныне ездит на чистокровном джагутском коне, Пейк Гилд.

- Когда-то он скакал на лучшем жеребце отца, Ущербе.

- Ах, - сказала Делас Фана, - он дал это имя новому.

Рент вмешался: - В Серебряном озере хранится череп теблорского коня. Может, он того, первого Ущерба?

Его слова заставили женщин замолчать.

Они начали спуск в долину. Рент заметил, как свора Говера унеслась в сторону, будто уловив какой-то запах. Нилгхан за ним не последовал, хотя Рент ощутил напряжение в косматых волках, что бежали рядом с конями. Выводок Грыза вроде бы не обращал внимания на то, чем заняты волки. Скальп трусил так близко от седла, что Рент едва не задевал его бок мокасином.

В Озере некоторые дети владели собаками, но те бежали от Рента. Он почти приручил двух бездомных псов за таверной, но и они осторожничали, даже получая пищу.

Он решил, что звери его не любят. Он помнил, как сердился один паренек, когда его пес сбежал от Рента с поджатым хвостом: пес был крупным и парень вечно надувал щеки, вышагивая под такой охраной. А тут зверь метнулся за угол и пропал из вида.

"Ты воняешь кровяным маслом, Рент. Злым и гнилым. Я заполучу больше собак, десять и еще больше. Они порвут тебя в клочки! Но не сожрут, ведь твое мясо отравлено".

И он убежал с парнями, своей сворой. Казалось, без собаки положение его ухудшилось. Рент пережевывал угрозу много дней, но паренек так и не завел новых собак. Рент встретил его спустя годы, на подбородке щетина, на голове вмятина от конского копыта. Он пускал слюни и вечно улыбался, другие мальчишки звали его Собачий Ум и бросались камнями. Однажды - яркое воспоминание - он попытался помешать "друзьям" забрасывать камнями бедного дурачка, и они послушались. Бросили камни в самого Рента.

"Я отравлен. Проклят кровяным маслом. Собаки бегут от меня".

Он не думал, что сможет доверять псам Теблоров. Не был уверен, что может довериться Чентаку.

Однако он доверял волкам-Жеккам, хотя сейчас рядом была лишь Нилгханова свора.

- Ты слишком тянешь, Рент. Расслабь. Очисти голову. Подумай о чем-то более приятном.

Пейк Гилд была милой, но для нее он лишь дитя.

- Старайся, - велела она.

Длинные густые волосы были белыми и плыли по ветру, словно дым от горящих листьев. Но кожа была чернее оникса, отчего изумруды глаз казались еще прекраснее. Она угнездилась в каменной осыпи, легла набок и дерзко вытянула голые ноги.

Превратившись, Говер встал, глядя на нее, гадая, к чему столь смелая поза. Потом поклонился. - Сука-Война.

- Меня давно считают пропавшей?

- Да. Даже мой брат верит в это. Где мои кланы?

- Близко, но скажу тебе, Владыка Говер: это не наша война. Ты воспротивишься соблазну? Жажде резни, сладости крови на языке?

Он склонил голову набок. - Когда ты ходила в моих снах, всё было смутным. Я мало что понял из твоих желаний.

Она нахмурилась и пожала плечами. - Мало практики. Но ты, Владыка Говер, ты живешь в вечном тумане. Что тебя так влечет в полукровке?

Говер отвел глаза. - Невинность. Словно когтистая лапа сжала мое сердце.

- Ах, - вздохнула она, - невинность, она такая. Однако же его обняла Ассасин Ши'гел, и в крови его пылает огонь бога. Да, он невинен, а те, что внутри него - отнюдь.

- Его нужно бояться, Сука-Война?

Ее глаза широко раскрылись. - Нет, глупец. За ним нужно следовать. - Она улыбнулась, и он увидел во рту волчьи клыки. - Что за штука, верно? Следовать за невинностью. Нам с тобой, покрытым горькими шрамами жестокого опыта. Ши'гел, ради всего благого! Ассасин с кровью драконов на руках, не говоря о сонме убитых матрон К'чайн Че'малле. Да и рукам самого дитяти, скажем честно, не впервой будет творить насилие.

- Кто же он? Зачем идти за ним?

- Ты меня спрашиваешь? Вы с братом готовы за него умереть. Уже не раз это доказали. И сводные сестры. Но скажи, Владыка Говер, согласятся ли твои Черные Жекки? Сильна ли твоя хватка? Ты долго был вдали от кланов.

- Они мои, - прорычал Говер.

- Хорошо, - ответила она. - Белые Жекки неподалеку. Видит ли владыка Каснок сны обо мне? Не знаю, нужно проверить. Если они потеряны для меня... однажды им придется вспомнить всю радость моих тесных объятий.

Однако Говеру было мало дела до Белых Жекков. Он думал об ином. - Дамиск мертв.

- Знаю. Я вычистила его разум, увидела всю его жизнь. Хорошо, что он умер, и хорошо, - она снова улыбнулась, - что умер достойно.

- Первая рана Рента - я вижу, как невинность сочится слезами из его глаз, и порвал бы небеса за эту потерю.

- Если хочешь привязать его к миру, не сумеешь. Жить значит терять веру, с которой ты рожден. Тысяча порезов, и каждый кровоточит. Невинному мир видится совсем иным, и понять это - значит вспомнить свои потери, узреть свое грустное отражение и вновь ощутить всю тяжесть душевной боли.

Говер скривился. - Если ты редко практикуешь хождение по снам смертных, Сука-Война, радуйся: ничего не потеряла, наоборот. Раз мы идем за Рентом, скажи, ты знаешь ожидающую нас судьбу?

- Знаю одно, Владыка Говер. Когда придет время двигаться, нужно двигаться быстро. Позаботься, чтобы это понял и Рент.

- И кто решает, когда придет этот миг?

Она встала, соблазнительно потягиваясь.

Говер сражался с желанием, которое она сознательно будила. Богини могут так злить!

- Ты поймешь, Говер. Но сейчас мне нужно напоминание.

- О чем?

- О благах общения, - сказала она, томно глядя на него.

Он утробно зарычал и двинулся к ней без колебаний.

Весь день понадобился, чтобы спуститься в долину, а вечером разнородные кланы и племена долго перемещались по лесу, отыскивая места для ночлега. Когда хвост походной колонны вливался в низину, дым от сырых дров заполнил лес, словно там начался пожар.

Делас Фана без колебаний вела свой отряд по террасе, берегу давно пропавшей реки (как сказала Пейк), довольно высоко над днищем долины. Здесь можжевельники уступили место широколистным осинам и березам, камни были устланы слоем прелой листвы. Стоянка здесь позволяла им наблюдать за громадиной армии внизу, хотя многие скрылись под пологом сосен и лиственниц. Когда Делас соорудила костерок и приготовила ужин, всё внизу утонуло в дыме и копоти.

Говер вернулся незадолго до этого, щеки и шея необъяснимо исцарапаны, словно он совал голову в терновые кусты. Рент не видел, как он переходит в форму человека, но свора Нилгхана заметила состояние брата и почему-то не решалась подойти ближе.

Спина и бедра Рента ныли. Он вонял конским потом. Сомневался, что сможет стать хорошим наездником, особенно в сравнении с ловкостью Делас Фаны. Да, ему не стать настоящим Теблором. Но эта мысль почему-то не волновала полукровку. Слишком странно, решил он, когда ты принадлежишь кому-то или какому-то месту. И в Серебряном Озере ему было не так уж худо. Бродил одиночкой, наблюдая жизнь других людей, ощущая себя призраком и вовремя замечая, когда кто-то обращает на него гнев.

Даже пешим он легко избегал почти всех камней. Но и брошенные метко почти не вредили ему. Мелкие синяки, ссадины. Если бы не случившееся с матерью, он мог бы так и жить там. Это не было бы счастливой жизнью... но счастье дело ненадежное, пропадает в один миг. Как будто его и вовсе не было.

Если подумать, он запомнил мало счастливых людей. Ни здесь, ни там. Дети - да, но они растут и лица становятся серьезными, глаза холодными и дерзкими. Значит, в определенном возрасте нечто происходит. Что-то тайное, ночное, как у Теблоров. Когда отрезают счастье, и взамен к душе пришивают правильное знание о мире.

- Ночью прозвучат слова.

Моргнув, Рент смущенно поднял голову. Говер присел напротив, на толстых губах застыл жир от мяса. Нилгхан наконец превратился и грыз сочную кость, руки и лицо блестели. Делас Фана села на седло и держала в руках потертую кружку с горячим чаем. Пейк Гилд чистила и расчесывала лошадей. И, наконец, выводок Грыза окружил стоянку кольцом.

Рент наморщил лоб: - О чем ты, Говер?