Но внимание Говера было обращено на Делас Фану. - Кланы Черных Жекков на востоке, на берегах великого озера. Думаю, ближе нас к селению Бринжерова Стопа. Сейчас они там.

- Откуда узнал? - спросила она.

Нилгхан прорычал: - Думаю, подушка нашептала.

- Просто знаю. - Говер не повернул к брату головы. - Когда армия разделится?

- Утром. Некоторые роды Теблоров нетерпеливы. Они пойдут в авангарде и, если врагов мало, не замедлят с атакой. Воины жаждут пролить первую кровь новой войны.

Лицо Говера омрачилось. - Это уже случилось. Напали на Серебряное Озеро.

- И опять твоя осведомленность удивляет, владыка Говер.

- Сука-Война, - бросил Нилгхан. - Она вернулась, если вообще уходила. - Он сверкал глазами. - К чему твои обманы?

- Я молчал бы, если бы не ее аппетиты. Она давно имеет дело с Тоблакаями, то есть Теблорами. И с саэмдами. Если божество желает выжить, ему следует быть настороже. Я сделал то, чего она пожелала.

- И какие вести о битве при Озере? - спросила Делас Фана.

Говер пошевелил плечами. - Битва. Городок сожгли дотла.

Слова были простыми, но утонули в Ренте, не породив всплеска. Он понял, что сжался, хватая руками колени.

- Хотелось бы знать больше, - настаивала Делас. - Ты сказал "битва", не "резня".

- Да. Но могу и ошибаться.

- Кто победил?

- Никто, - буркнул Говер. - Побед не будет. Не в этой войне. Я удержу Черных Жекков в стороне. Нужно идти на юг, и быстро. Лучше избегать встреч, с друзьями ли, с врагами.

Нилгхан резко вскочил. - Не так назвали богиню!

- Богиня видела полей брани больше, брат, чем ты разгрыз мелких косточек. Она стояла на поле, белая шкура в крови, и взвешивала цену победы, давясь от горькой лжи. Проклинала тех, что пляшут на костях, и скорбела, видя тоску в глазах выживших. Она знает войны, брат. Знает, похоже, слишком хорошо.

- Чего она хочет от нас? Чтобы мы таились в каждой тени до самого Мотта?

Кустистые брови Говера поднялись. - Мотт? Если нас туда ведут, то да. Придется скрываться до самых стен Мотта. Тут дело не в победе. Дело в выживании. Если я проведу кланы, не оставив позади ни одного трупа, я одержу победу!

- Бросаю вызов твоей власти!

- Правда, Нилгхан? Ты столь дерзок, хотя Сука-Война ныряет во сны, в самый наш рассудок, и шепчет о вечности ужасов? - Он начал вставать. - Если таково твое желание, быть по...

Рент понял, что кладет руку на плотное плечо Говера, заставляя сесть. - Я хочу того же, владыка Говер, - сказал он. - Без мертвых друзей, без мертвых семей. Нилгхан, разве Жекки тебе не семья? Не родня? Кого же ты готов принести на алтарь войны, выдуманной Элейдом Таросом?

Челюсть Нилгхана отвисла. - Речь не ребенка, - хрипло шепнул он.

- Дамиск мертв, и моя мать. А я мог спасти их.

- Ага, ребенок возвращается.

Рент разгневался, но кипящая злость быстро пожрала себя, оставив то ледяное спокойствие, что заставило застыть весь мир, закалило нервы и замедлило дыхание. Рука нашла нож.

- Прекрати! - бросила Делас Фана.

- Не твое дело. - Нилгхан смотрел на Говера. - Власть...

- Там, где и должна быть, - прервала его Делас. - Ты совсем не думаешь, Нилгхан. Это всё - долины, низины - будут поглощены потопом. Мы, Теблоры, бежим от неминуемого бедствия, что уничтожит наш мир. Вообразил, твоя богиня войны слепа? Она велела Говеру спасать народ, что он и пытается сделать. Будя рядом, и шансы возрастут неимоверно. Дерись с ним, и Черные Жекки умрут. Помысли же, какую награду дарует тебе богиня после смерти.

- Я воин!

Рент вздохнул. - Сядь, Нилгхан. Бросишь вызов брату у стен Мотта, где бы этот Мотт ни был. Прошу вас, довольно споров. Я пройду до Серебряного и похороню мать, если от нее остался лишь пепел. Но это мой путь. Если мчится потоп, я веду вас не туда, куда следует. Я уже не боюсь одиноких скитаний и буду рад знать, что вы в безопасности на юге. - Он заметил Пейк Гилд в полутьме, там, куда не простерся свет костра. Что она успела услышать? - К тому же я никогда не бываю одинок.

- Добрые чувства, - отозвался Говер. - Но Черные Жекки идут с тобой. Я сказал.

- Почему, если богиня желает вам выжить?

- Потому что, на взгляд Суки-Войны, ты даешь лучший шанс.

Ошеломленный, Рент не мог выдавить ни слова.

- Бессмыслица, - прошипел Нилгхан, но уселся, словно сдувшись.

- Странно, - пробормотала Делас Фана, подбрасывая сучья в костер.

- Что?

- Мои инстинкты твердят то же. Я начинаю верить: это не мы собрались, чтобы защищать Рента. Он сам будет защищать нас.

Пейк Гилд пожала голос из темноты: - Рент, иди со мной. Я услышала твои слова и обрела откровение в твоем взоре.

Рент нахмурился, когда Делас Фана пояснила: - Положенные слова, Рент. Ты заслужил свою ночь. Женщины решают, женщины выбирают, ибо именно женщины знают.

Пейк Гилд протянула ему руку. - Я услышала твои слова и обрела откровение в твоем взоре. Если предпочитаешь мужчину, я найду его.

- Мужчину? - удивился Рент. - Для чего?

Говер хмыкнул. - Всё очень просто, щенок. Если хочешь кого-то поцеловать, кого предпочтешь: мужчину или женщину?

Поцеловать? Он почти сразу пожал плечами: - Не знаю. Не знаю о чем ты. Никогда никого не целовал и меня не целовали. И зачем люди это делают?

Говер вдруг встал, обошел костер и пошептался с Пейк Гилд, так тихо, что Рент ничего не расслышал.

Лишь увидел потрясение на лице Пейк, боль в глазах. - Тогда, - сказала она, - понимание придет с большим трудом. Рент, прошу, встань и возьми меня за руку. В любом случае к утру ты станешь мужчиной.

Нилгхан странно застонал и бросил: - Ну почему у Суки-Войны нет сестрички. Делай как она велит, щенок. Я ж говорил: женщины всё знают.

Она увела его далеко от всех, на другой уровень речной террасы. Даже псы не шли следом. Оказавшись наедине с Пейк Гилд, Рент не находил что сказать. Сердца тяжело стучали, по неведомой причине, во рту пересохло. Как будто от нее исходил запах, необычайно экзотический, наводящий смущение и стеснение.

Наконец он придумал тему для беседы, но тут же оказался в затруднении. - Говорят, ритуалы Теблоров полны крови и жестокости. Новорожденных приносят в жертву каменным богам. Режут псов, с лошадей сдирают кожу. Поют заклинания и всё такое, и духи встают из земли. Мне пустят кровь?

- Когда ты впервые глядел на меня, - ответила она, выводя его на полянку, - мне привиделось желание в твоих глазах. Я ошибалась?

- Я счел тебя милой, - сказал он сдавленно, радуясь, что в темноте она не видит горящего лица.

- Но ты изменил свое мнение?

Он расслышал в тоне насмешку. - Ты дразнишь меня.

- Дразнить - наше главное оружие. Кожа мужчины так тонка, мы пробуем, легко ли она кровоточит.

- Нехорошо.

Она нашла поваленный ствол и подвинула ближе. - Сядь со мной.

Он заметил, что она принесла сюда постель, разложила меховые шкуры. - Ты запланировала это раньше, раньше, чем услышала меня.

- Днем, когда я давала тебе советы насчет лошадей, смотря в спину, мне пришло в голову, что ты - мое предназначение. Гм, одно из, ведь я не создана только для служения мужчинам. Скорее я вольна привлечь мужчину или оттолкнуть его, как захочу. Вольна оказывать услуги, пока мне это приятно. Нет, Рент, кровь не прольется.

Он озирался, почему-то избегая смотреть на постель. - Что сейчас будет? Думаю, ты ошиблась. Я ни к чему не готов. Вы назвали меня ребенком, что ниже закона, ниже серьезного отношения. Мне не нравится. Но может, потому что это правда? Я дитя, и кажется, сейчас лишусь того, чего не ценил, но всё же оно ценное. - Он глянул на нее. - Что я потеряю, Пейк Гилд?

Она вздохнула: - Меня предупредили. - Голос был едва слышен. - В обычных обстоятельствах, Рент, я сказала бы "невинность". Но Дамиск сказал Говеру, а Говер передал мне. - Она замолкла.

Хмурый Рент думал и думал. Ничего на ум не пришло.

- То дело с твоей матерью, - шепнула Пейк.

- Я думал, она убила себя из-за меня. Но Дамиск сказал, она жива. Так в чем дело?

- Почему она угрожала убить себя?

- Потому что я не мог заплатить, как остальные. Когда она... - Пришла его очередь молчать. "Когда она сделала со мной то же, что с другими".

- Там не в плате дело, Рент. Это проклятие кровяного масла, лихорадка, пожирающая души южан. Ей была суждена лишь такая работа, но это была лишь работа. До той ночи. Работа. Работая, она кормила вас, содержала дом. Заботилась о тебе. Но затем... лихорадка победила ее, и она сделала то, чего не должно быть.

Ренту казалось, что сейчас он зарыдает, непонятно почему, ведь Пейк Гилд подводила его к чему-то, и было уже больно. Словно у него вдруг нашлась рана, и Пейк засунула в рану свои пальцы. - Мое тело... моя часть изменилась, - пробормотал он. - Я ничего не мог сделать. Она царапала лицо, била себя кулаками. Я не знал, что творится. Не знал, чем ей помочь.

- Ты ничего не мог сделать.

- Я был сконфужен.

- Ты был охвачен ужасом, - ответила она.

Он подумал. Ему всегда твердили, какой он медленный умом, неуклюжий и тупой в сравнении с шустрыми южанами. Однако он не мог вспомнить никакого ужаса - или просто не понимал смысла слова? - Ужас значит, что я напугался. Не думаю, что я хоть когда-то чего-то пугался.

- Это не одно и то же, Рент. Ужас обитает в мире неведомого, не как обычный страх или боязнь. В нем смущение переходит в неслышный вопль, как будто у тебя вырывают привычный мир. Той ночью, Рент, она вырвала у тебя мир. Той ночью всё изменилось.

Он кивнул. Теперь он видел. - Я убежал к озеру.

- Одна жизнь кончена, другая началась. Как Дамиск нашел тебя?

- Я пытался уплыть на северный берег. Было холодно. Думаю, я уже тонул. Тело не работало. Сила пропала. Дамиск приплыл в лодке. Затащил меня. Потом мы развели огонь.

- Для него ты стал искуплением, - сказала она. - Ну, скорее попыткой искупления. Спаси он тысячу Рентов... нет, даже этого не хватило бы.

- Дамиск был хорошим.

- Для тебя. Но забудь. Таковы люди. С одной стороны горячие, с другой холоднее льда.

- Я чувствую лед, когда гляжу на Элейда Тороса.