Изменить стиль страницы
  • Глава 35

    Звонок

     

    Нора проснулась с похмельем и телом в ее постели.

    Похмелье было из—за выпивки с Кингсли прошлой ночью.

    Тело принадлежало Гриффину.

    То, как эти двое сошлись, было немного туманно.

    Нора подумывала вылезти из постели, но Гриффин выбрал этот момент, чтобы положить свою тяжелую руку ей на поясницу, прижимая ее к своему спящему телу. Его обнаженному спящему телу. Это не обязательно означало, что у них был секс. Гриффин всегда спал голым. Она не была голой. И она была в своей собственной постели в слишком большой черной рубашке, все еще в трусиках. В темноте она могла видеть свои туфли на полу возле стула, юбку и лифчик на спинке. Должно быть, Гриффин раздевал ее перед сном, потому что, как бы пьяна она ни была прошлой ночью, ее одежда никак не могла быть разложена так аккуратно. Рубашка, которую она носила, казалась дорогой. Должно быть, Гриффина.

    Нора прижалась к груди Гриффина и попыталась вспомнить, что он здесь делает. Она порылась в бурных тайниках своего разума и нашла воспоминание — она и Кингсли в его особняке и несколько пустых бутылок из—под вина. Это было похоже на вечеринку, но это не так. Они ничего не праздновали. Они выпили, чтобы забыться, и она проснулась, вспоминая. В какой—то момент появился Гриффин и отвез ее домой. Зная ее, она попросила его остаться. Зная Гриффина, он все равно остался бы, просто чтобы присматривать за ней.

    Наконец, Гриффин пошевелился во сне, позволив ей двигаться. Она выползла из постели и пошла в ванную, выпила стакан воды, почистила зубы. Когда она вернулась в спальню, Гриффин все еще спал. Она сняла его часы с тумбочки и, прищурившись, посмотрела в темноту на циферблат. Почти 6:00 утра

    Шесть часов утра вторника. Самолет Сорена вылетел в Дамаск через двадцать четыре часа. Она не могла отпустить его куда—то так далеко и так опасно, не забрав с собой свое сердце. Ее сердце и ее ошейник.

    Нора открыла дверь шкафа так тихо, как только могла. В глубине, на полу, в коробке из розового дерева, лежал ее ошейник, тот, который он подарил ей, когда ей было восемнадцать, тот самый, который свидетельствовал о том, что она принадлежит ему. Она отперла его ключом и взяла ошейник в руку.

    Если бы Нора могла солгать себе, она бы сказала, что приняла решение прошлой ночью, где—то между третьим и четвертым бокалом вина. Но на самом деле это был вечер воскресенья, когда она держала Сорена на руках и молилась, чтобы Бог сохранил его в безопасности в Сирии... именно тогда она приняла решение. Как только она будет уверена, что найдет Сорена одного в приходском доме, она пойдет к нему и отдаст ему свой ошейник и скажет, что он может снова надеть его на нее, когда вернется из Сирии. Это даст ему повод держаться в безопасности ради нее. Потому что она больше никогда не сможет этого сделать. Ей потребуется все, чтобы позволить Сорену уйти хотя бы на четыре месяца. Что она собиралась делать четыре месяца? Как она будет спать по ночам, зная, что не может видеть его, когда он ей нужен? Когда он нуждается в ней?

    Нет, она закончила. Она перестала бегать, потому что знала, что все это время, в течение трех лет, она бегала по беговой дорожке, изнуряя себя и ничего не добиваясь. Она любила его так сильно, как никогда. Она хотела его больше, чем когда—либо. И она заглянула в будущее без Сорена и знала, что не сможет жить в этом мире. Она больше не будет госпожой Норой. Ей придется отказаться от этой части себя. Но лучше пожертвовать частью себя, чем потерять всего Сорена.

    Не так ли?

    Так что сегодня она вернется к Сорену и отдаст ему свой ошейник. Затем у нее будет почти четыре месяца — сентябрь, октябрь, ноябрь, пара недель в декабре — чтобы выставить свой дом на продажу и найти постоянную работу. Она могла бы работать фрилансером или учить начинающих писать. Один из ее клиентов, крупный генеральный директор компьютерной компании, только что отправил своего личного помощника, проработавшего десять лет, в декрет. Он уже попросил Нору работать на него и держать его в узде. Возможно, она возьмется за работу. Присмотр за миллиардером может иметь свои преимущества. Ей понадобилось три с половиной месяца, чтобы найти своим клиентам новых доминатрикс. Она могла бы сократить стоимость своей жизни и арендовать небольшой дом в Уэйкфилде, чтобы снова быть рядом с Сореном, по его просьбе.

    Подрезанные крылья. Птичка в безопасности клетки.

    Но какая красивая была клетка...

    — Нора?

    Нора вернула ошейник в коробку и закрыла дверь гардероба.

    — Прости, — сказала она, — Я пыталась не шуметь. — Она легла рядом с ним, он перевернулся лицом к ней.

    — Ты в порядке? — Спросил Грифф сонным голосом. Он потянулся за ней и обнял.

    — Конечно. Почему мне не быть в порядке?

    — Ты не помнишь прошлую ночь, верно?

    — Что я сказала?

    — Ты сказала, что должна попрощаться с Госпожой Норой, потому что завтра она исчезнет.

    — Это было мелодраматично с моей стороны, не так ли?

    — Мягко говоря.

    — Это не был крик о помощи, честно. Я не собираюсь убивать себя или что—то в этом роде.

    — Нет, ты собираешься вернуться к Сорену.

    — Я и это сказала?

    — Тебе не нужно было. Я понял о чем ты.

    Нора кивнула.

    — У нас был секс? — Спросила она, поднимая игриво одеяло, надеясь сменить тему.

    — Я не трахаю пьяных, — ответил Гриффин, мягко массируя ее шею. — Значит... ты уже протрезвела?

    Нора показала два пальца, но увидела три.

    — Дай мне минутку.

    Гриффин взял ее на руки, и она растянулась на нем.

    — Прости, что напугала тебя, — сказала она. — Мы с Кингом выпивали прошлой ночью. И накануне вечером. И накануне...

    — В последнее время ты слишком много выпиваешь — сказал Гриффин. — Когда я говорю это значит есть проблема.

    — Есть проблема, — ответила она. — Я думала Сорен уезжает навсегда. Оказалось, на несколько месяцев. И облегчение, которое я испытала, когда он сказал, что вернется к Новому году... — Нора сделала паузу и поискала в уме подходящее слово для описания ощущения. Она была писательницей. Верными словами было все. Наконец, она нашла его

    — Унизительно.

    — Унизительно? Почему это унижение? — Спросил Гриффин.

    — Я оставила его. Меня не должно волновать, уедет он на четыре месяца или на сорок лет. Я должна быть его бывшей любовницей, его бывшей сабой, его бывшей всем, и, клянусь Богом, Гриффин, большую часть времени я чувствую себя его женой, а не бывшей кем—то. Мы даже не разведены. Просто расстались. Не так я хочу прожить свою жизнь, в этой постоянной борьбе за свободу. Это несправедливо по отношению ко мне, и это несправедливо по отношению к нему.

    — Не сдавайся, Госпожа, — сказал Гриффин, обнимая ее за шею. — Пожалуйста?

    — Кинг вмешивается каждый раз, когда я пытаюсь завязать отношения с кем—то еще.

    — Найди кого—нибудь, с кем он не сможет трахаться. Кто—то, у кого есть деньги и власть. Кого—то, кого он не сможет шантажировать.

    — Хорошая идея. Я просто сбегаю и найду кого—нибудь с деньгами, властью и без грязных секретов. Таких пруд пруди, верно? — Нора закатила глаза. Гриффин рассмеялся и поцеловал ее. Нора позволила этому случиться. Всякий раз, когда ее сердце было в смятении, она позволяла своему телу взять верх. Поцелуи Гриффина были знакомыми, удобными, теплыми и становившимися теплее, горячими и становившимися горячее.

    — Дни моей свободы сочтены, — сказала она. — Поможешь мне уйти, громко хлопнув дверью?

    — Я подарю тебе все хлопки, которые ты хочешь...

    Нора толкнула Гриффина на спину, и он передал ей контроль. Он сдался и позволил ей надеть на него презерватив. Он сдался и позволил ей ввести себя внутрь. Она почувствовала проникновение его члена в себя, как колотое ранение. В своей горечи и поражении она замкнулась в себе, и ей было больно впускать кого—то внутрь. Несмотря на боль, она позволила ему погрузиться в свои глубины и становилась все более возбужденной, больше самой собой, когда двигалась на нем сверху.

    — Госпожа Нора… — прошептал он ей на ухо, откинув назад волосы и поцеловав в горло. — Королева Нора...

    — Ты пытаешься соблазнить меня, — сказала она.

    — Ты на мне, а я внутри тебя. — Он сорвал рубашку и швырнул ту на пол. — Думаю, я преуспел.

    Нора склонилась над ним, положила руки ему на плечи и выгнула спину, предлагая ему пососать грудь. Его язык кружился вокруг ее сосков, пальцы щипали и дразнили их. Он поднял голову и вцепился в ее сосок, глубоко втянув его в свой горячий рот. Нора вздохнула, почувствовав приятное ощущение тянущей, жаркой груди. Все это время она качала бедрами, прижимая набухший клитор к основанию его пениса.

    — Ты пытаешься соблазнить меня не возвращаться к нему.

    — Да, Госпожа, — бесстыдно признался он, именно так Гриффин и делал все. Он взял ее грудь в свои руки и массировал. — Он больше не позволит тебе играть со мной, если ты вернешься к нему.

    — Признаю, это веский аргумент.

    — Ты знаешь, что будешь скучать по мне, Госпожа.

    — Я буду скучать по тебе...

    Она будет скучать по Гриффину. Ей будет не хватать свободы. Она будет скучать по дому и жизни.

    И ей будет не хватать госпожи Норы. Она так привыкла к тому, что ее называют Госпожой или Госпожой Норой, что это казалось ее настоящим именем, а Элеонор стала именем старой подруги, с которой она потеряла связь.

    Она легла на Гриффина, прижалась грудью к его груди, а он снова и снова шептал ей на ухо ее имя — Нора... Госпожа Нора... моя Нора...

    Сидя верхом она кончила с криком. Гриффин продолжал вколачиваться в нее, даже когда она лежала неподвижно и тяжело дышала на его груди. Это было прекрасно; секс с Гриффином всегда был прекрасен. Но этого было недостаточно. С Сореном у нее была противоположная проблема. Его было более чем достаточно, почти слишком много для нее. Между «недостаточно» и «слишком много» она выберет слишком много в любой день.

    — Видишь? — Спросил Гриффин и обнял ее. — Разве ты не будешь скучать по этому?