13. НАСТОЯЩЕЕ

13. НАСТОЯЩЕЕ

Шанталь очень любит воскресный бранч. Прямо сейчас она наверняка будет сидеть в её любимой кабинке любимого ресторана и делить газету со своим женихом. Сначала она займется Искусством, а у него будет свое мнение, и тогда они поменяются местами. Они выпьют свой кофе, а ее яйца Бенедикт будут уже в пути. Я бы нарушила её ритуал. Она едва говорит, не говоря уже о том, чтобы справиться с моим кризисом, пока не выпьет хотя бы две чашки кофеина. По крайней мере, это то, что я говорю себе, когда быстро пишу ей сообщение, удаляю его, а затем кладу телефон на кровать рядом с собой. Ещё раз. Я качаю головой, глядя на себя. Пятый раз — это прелесть, верно? Я беру эту дурацкую штуковину и набираю другое сообщение, нажимаю кнопку отправить, а затем бросаю телефон. Я сижу и жду — одну минуту, потом пять, — а когда ответа не приходит, проклинаю себя за то, что вообще отправила его, и шаркаю в ванную.

Я включаю душ, пока зеркало не запотевает, затем встаю под горячую струю и прижимаюсь головой к кафелю, позволяя тревожному потоку мыслей клубиться вокруг меня, как иприт. Что, черт возьми, со мной не так? Что за человек использует в своих интересах своего бывшего (недавно расставшегося!) парня в день похорон его матери? Сэм никогда не позволит мне остаться в его жизни. И почему он должен это делать? Я дерьмовый, эгоистичный человек, который явно неспособен быть его другом.

Я не замечаю, что плачу, пока не чувствую, как трясутся мои плечи. Испытывая отвращение к собственной жалости к себе, я отталкиваюсь от стены, грубо тру себя мылом, голову и вытираюсь насухо.

Я приезжаю к церкви на десять минут раньше, и стоянка уже забита пыльными пикапами и подержанными седанами. Молодой человек направляет машины на парковку на соседнем поле. Я оставляю машину в конце беспорядочного ряда и иду к церкви, каблуки моих черных туфель-лодочек зарываются в траву, заставляя меня выглядеть такой же расстроенной, какой я себя чувствую.

Сэм стоит в небольшой группе людей перед церковными ступенями. Я резко останавливаюсь при виде Тейлор рядом с ним, ноги длинные, как у жирафа, волосы золотистые, как солнечный луч. Несмотря на то, что Сэм и Чарли упомянули, что она приедет, я почему-то не ожидала ее увидеть. Я чувствую себя так, словно из меня вышибло дух. Я зажмуриваю глаза, пытаясь успокоиться. Когда я открываю их, Чарли смотрит на меня с другого конца парковки. Он поднимает руку, и вся группа поворачивается в мою сторону.

Подойдя ближе, я сразу узнаю в худощавом мужчине средних лет Жюльена. Там есть пожилая пара, которая, должно быть, бабушка и дедушка Чарли и Сэма со стороны их отца. Родителей Сью больше нет рядом. Есть ещё одна пара, я думаю, это брат и невестка Сью из Оттавы. Я делаю глубокий вдох и натягиваю на лицо теплую улыбку, хотя в животе у меня всё переворачивается.

— Ребята, это Перси Фрейзер, — говорит Чарли, когда я присоединяюсь к ним. — Вы, наверное, помните ее. У нее и ее родителей был коттедж по соседству, когда мы были детьми.

Я приветствую семью объятиями и соболезнованиями, притворяясь, что это такие же похороны, как и все остальные, и что я не чувствую, что Сэм пристально наблюдает за мной.

— Ты хорошо выглядишь, Перси, — говорит Жюльен, обнимая меня. Я поглаживаю его предплечья обеими руками, когда он отстраняется. У него красные глаза, и от него пахнет застоявшимся сигаретным дымом.

В последнюю очередь я поворачиваюсь к Сэму и Тейлор. Он так быстро закрылся сегодня утром после того, что случилось, потому что, конечно же, он это сделал. Кто хочет начать разговор о том, что ты оставила меня с разбитым сердцем утром в день похорон своей матери? Сейчас я боюсь встретиться с ним взглядом, боюсь того, что я там найду. Сожаление? Гнев? Боль?

Поэтому вместо этого я фиксирую свой взгляд на Тейлор. Её рука лежит на плече Сэма так, что кричит «моё». Возможно, Сэм порвал с ней отношения, но она явно с ним еще не закончила. В ответ я приклеиваю безмятежную улыбку, которая говорит: я не заставляла твоего бывшего парня кончить в штаны, и держу это там, хотя желчь подступает к моему горлу. Она сногсшибательна в сшитом на заказ черном комбинезоне, её волосы собраны в блестящий низкий хвост. Моё чёрное платье-футляр по сравнению с ним кажется тусклым. На ней очень мало косметики и никаких украшений, и каким-то образом ей удается выглядеть намеренно минималистично. Если бы я ходила только с тушью и блеском для губ, я бы выглядела просто усталой. Как бы то ни было, я потратила пять минут в одиночестве, нанося несколько слоев консилера вокруг своих опухших глаз и красного носа.

Когда я наконец смотрю на Сэма, мне кажется, что я вижу его в первый раз. Он стоит прямой, как красная сосна, в накрахмаленной белой рубашке и дорогом черном костюме, который плотно облегает его фигуру. Он свежевыбрит, а волосы расчесаны и уложены с помощью какого-то средства для укладки. Он похож на актера, который играет доктора по телевизору, а не на настоящего врача.

Мы с Сэмом всегда носились в купальниках или рабочей одежде, а в костюме я видела его всего один раз. Теперь он выглядит таким взрослым, таким мужчиной. Мужчина, у которого должен быть великолепный адвокат под рукой, а не корзина на шее. Он и Тейлор — потрясающая пара, и трудно не почувствовать, что они созданы для того, чтобы вместе рожать умных, успешных, невероятно красивых детей.

Я наклоняюсь, чтобы обнять его, и это похоже на возвращение домой, прощание и четыре тысячи дней тоски.

— Нам, наверное, пора идти, — говорит Тейлор, и я понимаю, что слишком долго прижималась к груди Сэма для вежливой компании, но как только я отстраняюсь, он сжимает свои руки вокруг меня немного крепче, всего на секунду, прежде чем отпустить меня с непроницаемым взглядом на лице.

Это самая большая церковь в городе, но она все равно недостаточно велика, чтобы вместить всех, кто пришел сегодня утром. Люди стоят рядами за задними скамьями, толпятся у дверей и высыпают наружу. Это невероятное проявление любви и поддержки. Но это также означает, что в церкви жарко и душно. К тому времени, как мы добираемся до передней скамьи, моя шея и бедра уже влажные. Мне следовало бы поднять волосы наверх. Я сижу между Чарли и Сэмом, где на нас смотрит большая фотография улыбающейся Сью, окруженной композициями из лилий, орхидей и роз. Я вытираю пот с верхней губы, затем вытираю руки о платье.

— Ты в порядке, Перс? — шепчет Чарли. — Ты кажешься нервной.

— Просто жарко, — говорю я ему. — А как насчет тебя?

— Нервничаю, — говорит он, поднимая сложенный листок бумаги, который, как я предполагаю, содержит его хвалебную речь. — Я хочу, чтобы она гордилась мной.

Когда приходит время говорить Чарли, он вцепляется в край трибуны так, что костяшки пальцев белеют. Он открывает рот, затем снова закрывает его, глядя в толпу в течение нескольких долгих секунд, пока не начинает говорить, его голос заметно дрожит. Он останавливается, делает глубокий вдох, а затем начинает снова, теперь уже более уверенно. Он рассказывает о том, как Сью спасла семью и бизнес после смерти его отца, и хотя ему приходится пару раз делать паузы, чтобы собраться, он справляется, не проливая слез, с явным облегчением в его зеленых глазах.

К моему удивлению, когда Чарли возвращается на скамью, Сэм встает. Я и не подозревала, что он будет выступать сегодня. Я наблюдаю за ним, пока он уверенно шагает к передней части церкви.

— Многие из вас сочтут это возмутительным, но мама на самом деле не любила вареники, — начинает он с легкой улыбкой на губах, и комната сотрясается от тихого смеха. — Что ей действительно нравилось, так это наблюдать, как все мы их едим.

Он в основном смотрит на свою страницу, но он прекрасный оратор; в то время как хвалебная речь Чарли была серьезной и благоговейной, Сэм мягко поддразнивает, рассеивая грусть в комнате беззаботными историями о борьбе Сью и триумфе в воспитании двух мальчиков. Затем он поднимает взгляд и осматривает толпу, пока не останавливается на мне, после чего снова опускает его. Краем глаза я вижу, как Тейлор наблюдает за мной, и мое сердце зашнуровывает кроссовки и пускается в спринт.

— Мама жила без моего отца двадцать лет, — говорит он. — Они дружили с детского сада, начали встречаться в девятом классе и поженились после окончания средней школы. Мой дедушка скажет вам, что не было никакого способа убедить ни одного из них подождать еще немного. Они знали. Некоторым людям так везет. Они встречают своего лучшего друга, любовь всей своей жизни, и достаточно мудры, чтобы никогда не отпускать. К сожалению, история любви моих родителей оказалась слишком короткой. Незадолго до своей смерти мама сказала мне, что она готова. Она сказала, что устала от борьбы и устала скучать по папе. Она думала о смерти как о новом начале — сказала, что собирается провести остаток своей следующей жизни с папой, и мне хотелось бы думать, что именно это они сейчас и делают. Лучшие друзья снова вместе.

Я загипнотизирована им. Каждое слово — стрела в мою душу. Я собираюсь обнять его, когда он садится, но затем Тейлор кладет его руку себе на колени и держит ее между своими. Вид их переплетенных рук возвращает меня к реальности. Вместе они имеют смысл. Это тщательно упакованный подарок с аккуратно загнутыми краями и атласным бантом. Сэм и я — это мусорный пожар с более чем десятилетним стажем и большим жирным секретом между нами. Завтра я возвращаюсь в Торонто, подальше от этого города, подальше от Сэма. Это было безумие — возвращаться, ожидать, что я смогу все исправить. Вместо этого я бросилась на него в самый уязвимый момент. И как бы правильно, идеально и хорошо я ни чувствовала, когда его губы снова касались моих, я не должна была позволить этому утру случиться, не будучи сначала честной с ним. Несмотря на все, что я сделала, чтобы двигаться дальше, я вернулась туда, где была в восемнадцать.