Я схватила свою книгу, а Сэм взял свой набор снастей и удочки. Мы сложили полотенца на скамейках и отправились в путь в мокрых купальных костюмах и босиком. Я подъехала к заросшей камышом бухте, которая, по словам Сэма, была хорошим местом для рыбалки, и заглушила двигатель. Я наблюдала, как он забрасывает удочку с носовой части лодки, когда он начал говорить.

— Это был сердечный приступ, — сказал он, не сводя глаз со своей удочки. Я сглотнула, но промолчала. — Мы не часто говорим о нём дома, — добавил он, сматывая леску. — И определенно не с моими друзьями. Они едва могли смотреть на меня на похоронах. И даже сейчас, если они упоминают что-то об одном из своих отцов, они смотрят на меня так, будто случайно сказали что-то очень оскорбительное.

— Отстой, — сказала я. — Я могу рассказать тебе всё о моем отце, если хочешь. Но я предупреждаю тебя: он ужасно скучный, — он улыбнулся, и я продолжила. — Но серьезно, ты тоже не обязан со мной разговаривать. Не надо, если ты этого не хочешь.

— В том-то и дело, — сказал он, щурясь на солнце. — Я хочу. Вот бы мы больше говорили о нём дома, но это расстраивает маму, — он отложил свою удочку и посмотрел на меня снизу вверх. — Я начинаю забывать вещи о нём, знаешь?

Я забралась на среднюю скамью, поближе к нему.

— Я не очень то и знаю. Я не знаю никого, у кого умер отец, помнишь? — я толкнула его ногу носком ботинка, и он рассмеялся. — Но я могу себе представить. Я умею слушать.

Он кивнул и провел рукой по волосам.

— Это случилось в ресторане. Он готовил. Мама была дома, и кто-то позвонил нам, чтобы сказать, что папа упал и что скорая помощь увезла его в больницу. Потребовалось всего десять минут, чтобы добраться туда — ты же знаешь, как близко находится больница, — но это не имело значения. Его уже не было, — он сказал это быстро, как будто ему было больно произносить эти слова.

Я протянула свою руку и сжала его, затем повернула его браслет так, чтобы лучшая часть узора была обращена вверх.

— Мне жаль, — прошептала я.

— Объясняет всё желание быть доктором, да?

Я видела, что он пытался казаться оптимистичным, но его голос был тусклым. Я улыбнулась, но ничего не ответила.

— Расскажи мне, каким он был... Когда будешь готов, — сказала я вместо этого. — Я хочу услышать о нем всё.

— Хорошо, — он снова взял в руки удочку. Затем добавил: — Извини, что в твой последний день был таким грустным.

— Во всяком случае, соответствует моему настроению, — я пожала плечами. — Я немного расстроена из-за того, что лето заканчивается. Я не хочу завтра ехать домой.

Он стукнул меня по колену своим.

— Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала.