— Время?

— В два тридцать.

Самуэль снова кивает. Я вижу, как несколько мигающих огней просачиваются сквозь белые кружевные занавески на окне общей комнаты, к парадным дверям подъезжает машина скорой помощи. Врачи выгружают каталку и вкатывают ее в вестибюль, направляясь к палатам ординаторов. Я медленно поворачиваюсь к Самуэлю, вопросительно приподняв бровь, и он уклончиво пожимает плечами.

Мы заканчиваем оставшуюся часть первой партии в молчании, и он выигрывает.

— Ты собираешься рассказать мне? — спрашивает он, когда мы настраиваем вторую игру. Я мило улыбаюсь через стол, и его глаза сужаются.

— Что ты имеешь в виду, дядя Сэмми?

Его хмурый взгляд темнеет, когда я улыбаюсь и делаю глоток своего чая. Он терпеть не может, когда я называю его Сэмми. Но я не буду заходить с ним слишком далеко. В следующий приход, у меня в чае может оказаться яд.

— Ах, мое свидание, — говорю я. — Да, — каждый из нас бросает по одному кубику, и он снова выигрывает, начиная второй раунд. — Было прекрасно. Быстро. Не привело в восторг.

Самуэль фыркает.

— Гэри позвонил, так что все закончилось быстро, у меня даже не появилась возможность поиграть. Но я устала, так что была не против.

Под катарактой Самуэля загорается искра. Гэри — удавка. Самуэль нравится эта игра в закодированные разговоры об убийстве. Это одна из очень немногих вещей, которые ему по-настоящему нравятся, если не считать того, что он убивает сам.

— Что хотел сказать Гэри?

— Не так уж много. Это был односторонний разговор. Кэти тоже была на связи.

Самуэль одобрительно кивает головой. Кэти — Кетамин. Я знаю, что лучше не усмирять такого мужчину, как Тристан, одними руками, даже если его единственным занятием была игра в гольф два раза в неделю, а я тренируюсь минимум по два часа в день. Самуэль хорошо научил меня тому, как снижать риск.

— В подвале был потоп? — спрашивает он после глотка чая.

— Как обычно. Но все будет прекрасно. Я подожду несколько дней.

Мы обмениваемся легкой мрачной улыбкой.

— Намечены какие-нибудь будущие даты?

Я пожимаю плечами, передвигая фигуры на доске.

— Может быть. Вчера получила новый номер.

Самуэль смотрит на меня, его пристальный взгляд запоминает детали моего невыразительного лица. Когда он заканчивает исследовать мою кожу, он сосредотачивается на моих глазах, вонзаясь в мой мозг, как вращающееся лезвие.

— Не спеши. У тебя есть время. Ты делаешь слишком много, значит, будешь совершать ошибки.

Самуэль приостанавливает движение своей руки над доской. Это не игра и не код. А забота. И я его не подведу.

— Конечно, дядя. Я не буду торопиться. Семестр вот-вот начнется, и если Каплан согласится стать моим куратором, диссертация будет у меня в приоритете вещей. Обещаю.

Он поднимает руку еще на один вдох, прежде чем одобрительно хмыкнуть, зная, что я держу свое слово. В конце концов, я не просто его протеже. Я обязана своей жизнью Самуэлю. Я — его единственная вспышка милосердия. Из ста семидесяти двух убийств я единственный человек, которого он спас.

Каталка скрипит позади меня. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как врачи скорой помощи выкатывают тело, накрытое простыней.

Поворачиваюсь к Самуэлю, и он улыбается.

Сто семьдесят три.