ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

РОКСИ

— Дизель, какого хрена, чувак? — услышала я бормотание Гарретта.

— Ну, кто-то не давал нам спать всю ночь, и я решил, что если приду и потрахаюсь, то смогу уснуть, — бормочет Дизель. Застонав, я еще глубже зарываюсь головой в подушку.

Подождите-ка, Дизель?

Мои глаза распахиваются, и я переворачиваюсь на спину, чтобы увидеть его, ухмыляющегося мне в лицо, Гарретт все еще на другой стороне.

— Знаешь, у тебя проблема с тем, что ты наблюдаешь, как я сплю. Это жутко, чувак.

Его ухмылка становится шире.

— Это не все, что я делаю, пока ты спишь.

Я моргаю.

— Еще слишком рано для твоих безумств, — ворчу я, потягиваясь, а потом морщусь, когда мое тело протестует. Мои бедра болят, как и моя киска, обе хорошо и по-настоящему использованы. У Гарретта не совсем маленький член, и весь секс, которым я занималась, принес свои плоды.

— Дизель, моя киска болит, — жалуюсь я, и они с Гарреттом смеются.

— Хорошо.

— Засранцы, вы оба, — огрызаюсь я. — Вас даже не волнует, что вы и ваши большие члены причинили боль моей маленькой вагине.

— Не-а, разве ты не хотела этого каждый раз и не умоляла об этом?

Дизель ухмыляется.

Я щурюсь.

— Ты мне больше не нравишься.

— А раньше я тебе нравился?

Он оживляется.

— Сумасшедший ублюдок, — бормочу я. — Я собираюсь пойти и найти Кензо. Он будет заботиться и ухаживать за мной.

Они оба смеются.

— Очень в духе сопливого ублюдка.

Я собираюсь отодвинуться, но Гарретт обхватывает меня за талию, притягивает к себе и закрывает глаза. Дизель прижимается ближе ко мне сзади, его член упирается в мою голую задницу.

— Даже не думай, блядь, об этом. Только приблизь ко мне свою маленькую змеюку, и я ее отрублю, — рычу я, снова закрывая глаза.

Дизель хихикает мне в ухо.

— Маленькая змея? Мне напомнить тебе, какая она большая?

Гарретт рычит:

— Заткнись и спи.

— Это он начал, — бормочу я и прижимаюсь ближе к Гарретту, отодвигаясь подальше от Дизеля, но через две секунды он снова прижимается к моей спине. И я словно гребаный сэндвич с мясом гадюки.

— Я вас всех ненавижу, — ворчу я, и Дизель кусает меня за плечо, заставляя вскрикнуть.

Каким-то образом мои «я вас ненавижу» стали означать что-то другое, но я слишком устала, чтобы думать об этом, поэтому я снова засыпаю, зажатая между этими двумя Гадюками, а когда просыпаюсь, они все еще там.

— Разве у тебя нет работы? — спрашиваю я, снова потягиваясь.

Глаза Гарретта открываются, он наблюдает за мной, его взгляд теплеет, и я смотрю на него.

— Нет, плохая гадюка, — огрызаюсь я, шлепая его по носу.

Дизель смеется, а Гарретт фыркает и переворачивается на спину, потягиваясь.

— Не сегодня, сейчас очередь Кензо и Райдера, — отвечает Дизель и тянет меня назад, пока я не оказываюсь лежащей у него на груди, спиной к нему. Странно.

Дизель обнимает меня, как плюшевую игрушку, и я пытаюсь вывернуться, но останавливаюсь, когда он стонет. Грязный ублюдок.

— Так чем займемся сегодня? — спрашиваю я, надеясь, что это будет что-то веселое.

— Мы не можем уйти отсюда, они забрали большую часть охранников. Прости, Птичка. Но мы можем найти себе занятие, — предлагает Дизель, и я скатываюсь с него и с кровати, сажусь на колени и поднимаюсь на ноги.

— Нет, я иду в душ.

Я поворачиваюсь и смотрю на них.

— Тот, без члена, иди и приготовь мне еду и кофе.

Когда я поворачиваюсь и ухожу, я слышу смех Гарретта.

— Она была гораздо менее требовательной, когда ненавидела нас.

— Я все еще ненавижу вас, — говорю я, бросая ему через плечо. — Мне просто нравятся ваши члены!

После того, как я приняла душ и почувствовала себя более похожей на человека, все еще находясь под самоналоженным запретом на член, что сложнее, чем кажется, когда рядом два возбужденных, горячих, словно ад, парня, я нашла их на кухне. Они заняты готовкой, но Гарретт протягивает мне кружку и поворачивается назад, чтобы продолжить, но затем колеблется, прежде чем повернуться на пятках, перегнуться через стойку и крепко поцеловать меня.

Моя киска сжимается, когда он отстраняется, ухмыляясь про себя. Блядь, запрет? Может, мне стоит переосмыслить его. Гарретт подмигивает, как будто слышит мои мысли, и Дизель смеется.

— Вылечила его член, и теперь он трахает сэра Прекрасного Принца.

— Ты просто ревнуешь.

Гарретт фыркает, а Дизель щурится.

— Да ну? Ты называешь это поцелуем?

О, черт.

Я пытаюсь вырваться, но он перепрыгивает через кухонный островок и хватает меня, вжимает мое тело в себя, крепко целует, запустив руки в мои волосы. Все быстро заканчивается, и он помогает мне вернуться на землю, пока я задыхаюсь. К черту запрет на члены.

Они могут трахать меня прямо здесь и сейчас, если захотят.

Дизель смеется и уходит, засранец.

— Вот это поцелуй, — говорит он Гарретту.

— Ненавижу вас обоих, — бормочу я, потягивая кофе. — Гребаные Гадюки, больше похожие на гребаных детей.

Они оба смеются и не обращают на меня внимания. Наконец, еда готова, и мы садимся за островок, но я скучаю по тому, что мы едим все вместе. Меня передергивает, но я отгоняю эту мысль, зная, что они заняты. У них много дел, логично, что они не могут делать это каждый день.

Закончив есть, я усаживаюсь поудобнее.

— И что теперь?

— Я могу сделать тебе татуировку, — предлагает Гарретт, и я замираю.

— Правда? — ухмыляюсь я, оживляясь.

Он пожимает плечами.

— Если хочешь. Разве ты не говорила, что у тебя есть одна, которую нужно закончить?

Дизель ухмыляется.

— Да, блядь, давай сделаем это.

— Почему ты такой счастливый? — фыркнула я.

Он ухмыляется, пробегая глазами по моему телу.

— Я помню наш разговор, не так ли, Птичка?

Я хмурюсь на мгновение, прежде чем меня осеняет. Я глотаю, черт, я помню. Он узнал, что я намокаю, когда мне бьют татуировки, что мне нравится боль... может, это не очень хорошая идея.

— Какой разговор? — спрашивает Гарретт, сбитый с толку.

— Ни о чем!

Я проболталась, а Дизель рассмеялся.

— Сейчас узнаешь. Иди, собирай свое дерьмо, я тут все подготовлю, — говорит ему Дизель, прихлебывая кофе.

Они оба уходят и оставляют меня на кухне. Черт, я не продумала все до конца. Чертовски сексуальный парень по имени Гарретт делает мне татуировку, пока Дизель смотрит?

Этот запрет на член вылетает в окно, я чувствую это. Тупая вагина и ее одержимость членами.

~

Я ЛЕЖУ на одном из шезлонгов снаружи, который мы затащили в гостиную, в одних трусиках и топике. Моя нога обнажена, я лежу на боку, чтобы Гарретт мог посмотреть на имеющуюся там татуировку, пока я объясняю, чего я хочу.

— Я могу сделать свободной рукой, если ты мне доверяешь, — пробормотал он.

— Никаких членов, — огрызаюсь я, пока он дезинфицирует область. По крайней мере, я гладко выбрита, так что в этом нет необходимости.

Гарретт ухмыляется, но ничего не отвечает. Дизель стоит позади меня, его взгляд прикован к моей заднице. Грязный ублюдок. Он следит за тем, как я возбуждаюсь, чтобы потом настучать Гарретту.

— Как насчет змеи? — спрашивает он, и я замираю. Гарретт смотрит вверх. — Ты можешь отказаться, но я могу набить туда гадюку.

— Просто сделай это, — ухмыляется Дизель.

То, что он спрашивает, заставляет меня вздохнуть. Дизель прав, они могли бы просто сделать это. В конце концов, они все еще считают меня своей. Но мысль о том, что на мне будет гадюка, на самом деле привлекательна. Я представляю, как загорятся их глаза, когда они увидят ее, а реакция Райдера и Кензо... черт возьми, да. К тому же, это ничего не значит, верно? Это просто змея, ничего больше.

— Конечно, — я пожимаю плечами. — Я доверяю тебе.

И я говорю это серьезно, правда. Гарретт никогда не причинит мне вреда. Он зарабатывает на жизнь насилием, но здесь? В его доме? Он ― мой защитник.

Я опускаю голову на руку, когда начинается жужжание иглы, и Гарретт подходит ближе, одна рука лежит на моем бедре, а другая прижимает иглу к коже. Он делает крошечную линию, затем останавливается и смотрит на меня, явно ожидая, что я задрожу.

— Детка, я вся покрыта татушками, — напоминаю я Гарретту, и он ухмыляется, снова приступая к работе.

Я наблюдаю за ним в течение первой части. Сосредоточенность на его лице и то, как он прикусывает губу, восхитительны. Он выглядит расслабленным, что, во-первых, удобно. Это то, что он делает, чтобы сбежать? Как в случае с могилой матери Кензо и пытками Дизеля? Может быть, в любом случае я рада помочь, и пока боль прошивает мои кости с жужжанием иглы, я стараюсь не шевелиться и не подавать вида, что она меня достала.

Потому что, черт возьми, это так. Когда Гарретт так близко к моей киске, когда его покрытая шрамами и татуировками костяшка касается моей кожи, когда он делает мне укол? Это чертовски сексуально. Эти же руки, способные приносить смерть и разрушение, создают прекрасные картины на моей коже, погружаясь в боль. Да, я мокрая.

Наверняка Дизель тоже знает, но Гарретт, кажется, не замечает, пока я неловко двигаюсь, пытаясь ослабить давление на свою киску. Я закрываю глаза и представляю что угодно, но с каждым движением ткани и жужжанием иглы я осознаю, как близко он находится. Как близко его рука к моей киске. Какое удовольствие он может доставить, даже сейчас, когда мне больно. Я прикусываю губу, чтобы не вырвался вздох, сдерживая себя от наклона бедер, когда моя киска сжимается, а трусики становятся влажными от потребности.

— Все в порядке, Птичка? — спрашивает Дизель, и я слышу веселье и желание в его тоне.

Этот засранец, вероятно, получает от этого удовольствие. Стоп, конечно, он получает ― это пытка для меня, ему бы это понравилось. Я удивлена, что он не поглаживает свой член, хотя Гарретт мог бы ударить его, если бы тот сделал это.

— Все хорошо, — отвечаю я, задыхаясь.

Жужжание прекращается, и Гарретт поднимает голову, хмуро глядя на меня.

— Ты уверена? — спрашивает он, очевидно, думая, что мне больно.

Да к черту меня.

— Да, Птичка, ты уверена? — смеется Дизель.